Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III
Шрифт:
Двадцать третьего апреля знать пировала в палатах патриарха: были даже друзья Федора Алексеевича — В.В. Голицын и В.Д. Долгоруков. А на окраинах Москвы и в Бутырках лучшие полки русской армии, собравшись «в круги" по казачьему обычаю, приняли решение о совместном выступлении против „тяжелоносия“ полковников. В тот же день два десятка стрелецких полков и дивизия выборных солдат направили во дворец представителей с жалобой на одного полковника — Семена Грибоедова.
Ни Языков, никто другой не посмели отказать в передаче этой челобитной царю, который сразу понял значение объединения всей гвардии против одного начальника. Двадцать четвертого апреля 1682 года Федор Алексеевич указал: «Семена послать в Тотьму, и вотчины отнять, и ис полковников отставить». Это был самый последний указ государя, лишившегося сил и неотвратимо близившегося к могиле. Он мог бы остановить назревавшее вооруженное восстание, но «верхи» уже не боялись царского контроля. Полковник был посажен в тюрьму — и через сутки выпушен, а 27 апреля 1682 года, «сей же час" по смерти Федора Алексеевича, на престол был посажен малолетний Петр.
Известие о смерти Федора, «иже име леты довольны, и разум совершен, и бе милосерд», и воцарении Петра, «иже млад сый и Российскаго царствия на управление не доволен», означало для подданных, что бояре и приказные люди, «не имея над собою довольнаго… правителя и от неправды воздержателя, яко волки имут нас, бедных овец, по своей воли во свое насыщение и утешение пожирати». Это известие означало также, что подданные «лучше избрали смерть, нежели бедственный живот», и что те, кто в эти дни беспечно плетет интриги во дворце, вскоре полетят на копья и будут «в мелочь» изрублены восставшими.
Восставшие, на несколько месяцев захватившие власть в Москве и успевшие даже поставить памятник своей победе над «изменниками-боярами и думными людьми», исповедовали в своем понимании те же идеи, что и царь Федор: общей правды, равного правосудия, уважения государственных функций всех сословий и т. п. Поражение, нанесенное им «мужеумной» царевной Софьей, на долгое время определило трагическую судьбу русского либерализма. Царствование же Федора Алексеевича было на столетия вычеркнуто из истории.
А. БОГДАНОВ
СОФЬЯ АЛЕКСЕЕВНА
Днем 27 апреля 1682 года Софья была у постели умирающего брата Федора — царя-преобразователя, чье семилетнее правление, будучи наконец описанным, войдет в историю страны одной из великих страниц. С ней находился брат — шестнадцатилетний царевич Иван — и сестры по отцу Алексею Михайловичу и матери — Марии Ильиничне Милославской. Десятилетний царевич Петр, сын второй жены царя Алексея Натальи Кирилловны Нарышкиной, со своими родичами и сторонниками был занят другим делом.
Не успел государь скончаться, как бояре, придворные и приказные дельцы и духовенство во главе с патриархом Иоакимом нарекли царем малолетнего Петра, рассчитывая полюбовно поделить между собой реальную власть. Большинство «в верхах» не хотело возвращения недавно отстраненных от правления Милославских, которое было бы неизбежно при воцарении Ивана. Хорошо продуманный дворцовый переворот осуществлялся успешно — немедленно была проведена присяга Петру в Кремле, готовились к рассылке «крестоцеловальные грамоты» для всей страны.
Но за стенами сказочного Кремлевского дворца с его золочеными теремами и переходами, висячими садами и прудами, за украшенными изумрудными шатрами кремлевскими башнями лежал вовсе не сказочный огромный город, жители которого оставляли за собой право «свое суждение иметь».
Население крупнейшего города Европы имело для этого основания. Оно производило в России больше всего товаров и вело самые крупные торговые операции, было довольно по тем временам образованно. В целом по стране священники и купцы были грамотны почти стопроцентно, монахи — на семьдесят пять процентов, дворяне — на шестьдесят пять процентов, посадские люди — на сорок процентов, крестьяне — на пятнадцать процентов, причем в столице темп роста грамотности с 1670-х по 1690-е годы вырос втрое!
Москвичи проявляли повышенный интерес к отечественной и переводной литературе, сами переписывали, редактировали и составляли множество публицистических сочинений, «тетрадей» по острым современным вопросам, в обсуждении которых «на пиршишах и на торжищах и где-либо сойдется кто друг с другом» участвовали даже «жены и детищи".
Никогда, кроме XX века, Россия не испытывала столько народных восстаний, сколько в «бунташном» XVII столетии. Что ни говори, а тихим предпетровское время назвать нельзя! Начавшись гражданской войной (осложнившейся, как у нас водится, интервенцией), век был просто заполнен крестьянскими, казацкими и городскими восстаниями, в которых москвичи нередко выступали заводилами, и небезрезультатно.
Соляной налог побудил посадских людей столицы в 1648 году показать властям, что народ устал от произвола. Волна восстаний прокатилась по множеству городов. Правительство вынуждено было созвать Земский собор для принятия знаменитого Уложения, на два столетия ставшего основным законодательным актом государства. В 1662 году восставшие москвичи убедили правительство отказаться от разорительной денежной реформы, с помощью которой власти пытались поправить финансы за счет народа.
В апреле 1682 года Москва поднялась на крупнейшее за все столетие восстание, чтобы не позволить боярам за спиной неспособного к правлению ребенка — Петра — «государством завладеть». Вслед за столицей народ восстал во многих других городах; волнения охватили и Дон, где всего десятилетие назад было подавлено восстание Разина.
Положение блокированного в центре Москвы царского двора усугублялось тем, что все квартирующие в столице военные силы были на стороне восставших. Лишившись возможности даже помыслить о том, чтобы, по обыкновению, «перевешать» бунтовщиков, власти заметались. Нет, «верхи» не отказались от междоусобной борьбы: к середине мая коалиция заговорщиков раскололась, оскорбленная прорвавшейся к власти группировкой Нарышкиных и Матвеева. Новые хозяева Кремля вовсю даровали себе чины и имущества. Однако ни одного разумного шага к спасению не было сделано.
Стрельцы и солдаты московского гарнизона не случайно оказались во главе восстания. Они взволновались еще зимой, при жизни царя Федора, требуя оградить их от «налогов начальнических и нестерпимых обид» временщиков, которым они подвергались едва ли не в большей мере, чем «черные» жители столицы. Весть о волнениях всколыхнула вскоре провинциальные гарнизоны, но главное — регулярные полки придали восстанию организованность, несвойственную скоротечному бунту (что впоследствии дало основание домыслам о «заговоре Софьи», «Хованщине» и т. п.).