Исторический материализм
Шрифт:
Дальше Каутский рассказывает, как человек, раз он перешел в покрытые травою равнины, переходил там к земледелию, к постройке жилища, к употреблению огня и к скотоводству, и как благодаря этому «изменялась вся жизнь человека, его обиталища, его средства существования, и как одно изобретение в конце–концов вело за собою многочисленные новые изобретения, едва только первое было сделано, едва только удалось сделать копье или топор».
Замечание.
Изобретения новой техники, на которых, как мы видели, основывается наука, осуществляются в силу общественного стремления и благодаря общественной потребности, действующей в индивидууме, и они увенчиваются полным успехом лишь при том условии, если потребность имеет всеобще общественный характер. Но до сих пор уму изобретателя по большей части не удавалось предусмотреть возможных последствий изобретения.
Предвидели ли изобретатели паровой машины и предвидят ли даже теперешние изобретатели мощной техники нашего времени классовую борьбу труда и капитала, которая все с большей силой развертывается и обостряется благодаря их изобретениям? Видят ли они социалистическое общество, которое неизбежно возникает, — отчасти благодаря и их изобретениям? Люди, хотя бы и самые гениальные, до сих пор были слепы к тому, как развивается общество. Их действия вынуждаются общественными потребностями. При капитализме эти потребности, хотя и неясно, были им все же известны, но они не сознавали, куда должно повести общество удовлетворение потребностей. Над ними господствовали общественные силы. Они жили в царстве необходимости.
Только в социалистическом обществе, когда средства производства сделаются общественной собственностью, когда они будут сознательно применяться и направляться, — только тогда человек будет знать не только общественные силы и потребности, заставляющие его действовать, но и цель, к которой ведут его действия, и следствия, вытекающие из его действий. Всякое усовершенствование техники будет иметь своим следствием возрастание счастья, увеличение свободы для духовного и физического развития. Ни одно новое изобретение не повлечет за собою непредвиденных непоправимых страданий, всякое изобретение даст индивидууму свободу для более полного развития, а вместе с тем будет совершенствовать условия всечеловеческого счастья.
Конечно, производительные силы, отношения материального производства влекут нас к социализму, но и в социалистическом обществе мы будем зависеть от производительных сил, от социалистического способа производства. В этом смысле общественное бытие всегда будет господствовать над духом, мы никогда не станем свободны. Но если мы уже не претерпеваем этого пассивно с закрытыми глазами, если нас уже не увлекает за собою нерегулируемое движение техники, если мы производим не как несчастные «распыленные атомы», а сознательно, как единое целое, если мы предвидим последствия наших общественных действий, тогда мы, по сравнению с теперешним положением, будем свободны, тогда мы из темного царства слепой судьбы вступим в яркое, сияющее царство свободы. Конечно, и тогда у нас не будет абсолютной свободы: она существует только в мозгу анархистов и мистиков–клерикалов или либералов; мы связаны с наличными производительными силами. Но мы можем применять их в согласии с нашей общей волей, для нашего общего блага. А это — все, чего мы требуем.
Второе замечание.
Как само собой разумеется, наука, раз она возникла благодаря общественной потребности, в дальнейшем, за известной ступенью развития, может прогрессировать самостоятельно, без непосредственной связи с общественной потребностью. Хотя зачатки астрономии возникали из общественной необходимости, в настоящее время она развивается дальше и без прямой связи с потребностями общественной жизни. Но если только мы не будем оставаться на внешних побегах или цветах, а направим свои поиски к корням науки, то всегда можно будет раскрыть связь между наукой, которая достигла самостоятельности, и между техникой и общественными потребностями.
Право говорит о твое и мое. Право есть общее воззрение общества на то, что может принадлежать мне, что тебе, что кому–нибудь третьему. Пока производительные силы и производственные отношения прочны, прочными остаются и эти понятия о собственности. Но как только начинают колебаться первые, станут шататься и вторые. Это нисколько неудивительно. Как выше показано с полною ясностью, производственные отношения суть в то же время отношения собственности.
Мы приведем несколько крупных, всем известных примеров изменений этого рода из собственного нашего времени.
Еще недавно господствующим и всеобщим было то мнение, что в больших городах, как Амстердам, доставка света и воды и попечение о пассажирском движении должны быть делом, на котором частным лицам подобает зарабатывать деньги: газовые заводы, водопроводы и городские железные дороги должны быть собственностью частных лиц. Теперь это изменилось. В настоящее время, в общем, все признают, что эти и еще некоторые другие отрасли производства должны сделаться общественной собственностью. Это — великий переворот в правовых воззрениях, в области духа, который создает мнения, убеждения или предрассудки относительно мое и твое.
Откуда подобная перемена?
Нетрудно показать, что она возникает непосредственно из изменения производительных сил.
Когда Голландия подпала влиянию крупной промышленности и мировой торговли, положение среднего сословия и рабочего класса ухудшилось. Еще более тягостным сделалось оно после 1870 года. Эти классы населения помышляли о средствах, которые избавили бы их от нужды. Так возникла партия среднего сословия, к которой примкнули рабочие. Пока они были в силах, они организовали коммунальные производства с той целью, чтобы освободиться от обделывания частными компаниями, эксплуатировавшими газовые заводы, водопроводы и городские железные дороги.
Новые экономические отношения между крупным капиталистом с одной стороны и мелким производством и ремеслом с другой, представляющие по существу отношения между крупной машиной и мелким орудием, создали для некоторой части общества, для некоторых классов новую беду. Возникла потребность в новых отношениях собственности, благодаря которым новые производительные силы действовали бы с меньшей опустошительностью. Тем классам, которые страдали от сложившегося положения, удалось завоевать власть, и они провели в жизнь новые отношения собственности,
Это — сравнительно мелкий пример. Ведь всякий знает, что, хотя коммунальное (и даже государственное) производство представляет совершенно иную форму собственности, чем частное производство одного или нескольких капиталистов, тем не менее, современные коммуны или государства — капиталистические, и потому для бедного человека выгоды коммунального производства или государственной собственности не могут быть очень значительны. Пусть кровопускание, которому подвергается беднота, будет уже не столь бесстыдным, как оно было при концессионерах: все же ее грабит, стрижет и бреет и государство, и муниципалитет.