Истории для кино
Шрифт:
Наивная публика – та самая, любимцем которой, по утверждению афиши, является Шекспир, при известии о его кончине сочувственно затихает. Одна дама даже утирает глаза платочком.
За кулисами Шпиглер объявляет:
– Господа артисты! Завтра – водевиль «Игрушечка». Граф Шантерель – Ирский, граф Лоремуа – Утесов. Роли возьмете у Пушка.
Арендс, проходя мимо Лёди, волнующе шепчет:
– Жду вас после ужина…
– Да-да, конечно! Жанна, а кто этот граф Лоремуа?
– Обыкновенный рамоли.
–
– Ну, противный старикашка, лет под восемьдесят…
– Восемьдесят?! – ужасается Лёдя.
Да, но он очень любит хорошеньких молоденьких девушек, – Арендс взмахивает газовым шарфиком Дездемоны перед носом Лёди, – и совершенно равнодушен к хорошеньким молоденьким мальчикам!
Она удаляется, оставляя юношу в полном недоумении.
Весь день Лёдя проводит в муках: как ему, мальчишке, играть восьмидесятилетнего старика? Он усиленно горбится, ходит шаркающими мелкими шажками, прихрамывает, пытается бормотать невнятным старческим голосом, потом решает, что граф подслеповат, и принимается ходить по комнате, натыкаясь на предметы.
Так ничего и не придумав и придя от этого в отчаяние, Лёдя вечером перед спектаклем надевает фрак с черной бабочкой и усаживается в гримерной, безнадежно глядя на себя в зеркало. Потом сжимает лицо, чтобы оно покрылось морщинами, но, разумеется, как только он убирает руки, лицо снова разглаживается.
Входит старичок-куафер и подает Лёде парик-лысину. Лёдя вертит его, не зная, что с ним делать. Куафер отбирает парик и умело водружает его на голову Лёди.
– Спасибо! – облегченно благодарит юноша.
– Учитесь обходиться сами, – скрипит куафер. – Мое дело – только приготовить парик. И смените бабочку!
– Зачем?
– Бабочка отличает графа от лакея. У лакея она – черная, у графа – белая.
– Спасибо! – еще горячее благодарит Лёдя.
А куафер неожиданно улыбается, и голос его теряет скрипучесть:
– Не волнуйтесь. У каждого бывает первая роль.
Он уходит, а в гримерную вбегает тоже молодой, но более опытный актер Ирский, играющий второго графа.
– Ты чего не гримируешься? До начала – полчаса!
– Сейчас, сейчас, – бормочет Лёдя.
Ирский принимается за грим. Лёдя не в силах признаться, что не умеет этого делать, и находит спасительный выход – просто повторяет все то, что делает партнер.
Ирский рисует морщину на лбу. Лёдя рисует такую же.
Ирский наводит чахоточный румянец на щеки. Лёдя поступает так же.
Ирский приклеивает кудрявые бачки. Лёдя делает то же самое.
А потом на сцене появляются внешне абсолютно одинаковые, как близнецы, два графа – два старичка на полусогнутых дрожащих ногах.
Публика в зале смеется уже только от одного этого сходства.
Пушок в суфлерской будке хихикает и показывает артистам большой палец.
И Арендс – в роли горничной – с трудом удерживает смех, пряча лицо в бутафорском букете, который она несет к столику с вазой.
– Ах, какой милый розанчик! – блеет Лёдя, граф Лоремуаль
– Это не розанчик, ваше сиятельство, это, изволите видеть, ромашки! – кокетничает Арендс.
– О да, ромашки, какие ромашечки! – Лёдя наводит лорнет на вырез платья Арендс, тоже украшенный цветочками.
– Ваше сиятельство, вы меня смущаете! – хихикает горничная.
– Это вы меня смущаете, моя милая! – напирает на нее граф.
– Что вы пристаете к моей горничной? – вмешивается второй граф, Ирский. – В вашем возрасте такие волнения вредны для здоровья!
– Какой возраст? – возмущается Лёдя. – Я моложе вас!
– Ах, на целых три часа! – насмешничает Ирский.
– Да, но за это время до вашего рождения я успел соблазнить мою кормилицу! – победно завершает Лёдя.
Благодарная публика хохочет.
А назавтра Лёдя носится по театру, размахивая местной газетой.
– Читали? – налетает он на Скавронского. – Вот: «Недурно играли Ирский и Утесов». Читали?
– Это успех, – снисходительно похлопывает его по плечу Скавронский.
Счастливый Лёдя бежит дальше. И тычет всем под нос газету.
В гримерной – куаферу:
– Вот, вот: «Недурно играли Ирский и Утесов»…
В суфлерской будке – Пушку:
– Недурно! Понимаете: не-дур-но!
Последний вариант Лёдя уже выпевает, как песню, в номере Арендс.
– Неду-урно-о игра-али И-ирски-ий и Уте-е-есов!
– Мальчик мой, ты так возбужден…
– Но это же первая в моей жизни рецензия! Первая!
– Да, нужно это отметить…
Обольстительная дама обвивает руками шею Лёди. Газета с первой рецензией падает на пол из его слабеющих рук.
Раз в неделю Шпиглер раздает жалование артистам. Вручает конверт и Лёде.
Лёдя отходит в сторонку, заглядывает в конверт, но жалование из его рук нагло выхватывает Пушок. Суфлер оценивает сумму и заявляет, что новоявленному премьеру совершенно необходимо отметить свою первую сценическую викторию.
Лёдя растерян, не зная, как отказать и без того вечно пьяному Пушку. Но скользнувшая к ним Арендс, как ни странно, поддерживает суфлера, убеждая Лёдю, что первый успех следует обмыть непременно. Лёдя предполагает, что они хотя бы сделают это втроем, но Арендс ссылается на разыгравшуюся у нее мигрень. И уже потом, наедине, напоминает Лёде то, что уже объясняла ранее: нельзя ссориться с Пушком, потому что от суфлера зависит очень и очень многое в спектакле. Так что надо потерпеть, милый Лёдя, надо потерпеть.