Истории драматургии театра кукол
Шрифт:
Близость драматургии Гумилева эстетике театра кукол подмечали многие его современники. Так, критик С. Любош осенью 1919 г. писал об «Отравленной тунике», что это скорее интересный сценарий для театра марионеток, который выигрывает при хорошем чтении звучных стихов, механичности и четкости кукольных жестов [262] . То же касается и другой, более поздней пьесы Гумилева – «Обезьяна-доносчица», которую отечественные театры кукол, к сожалению, до настоящего времени оставляют без внимания.
Для кукольного театра Слонимской Н. Гумилёв писал и «Гондлу» – драматическую поэму по мотивам скандинавских саг. Размышляя об этом произведении и причинах, заставивших Гумилева обратиться к драматургии для театра кукол, исследователь Д. Золотницкий писал: «Что увлекло Гумилева? Больше всего – образность этого театра, ее условная природа: вместе примитивная и неуловимо многозначная, детски прямодушная в своей выразительности и
Философско-романтические сказки Гумилева, так же, как и пьесы для театра кукол многих его современников и единомышленников, были адресованы не столько детям, сколько Детству, которое живет в каждом кукольном представлении. И в этой адресованности драматург близок к идеям, высказанным выдающимся русским мыслителем, ученым, богословом П. А. Флоренским (1882–1937), утверждавшим, что самое глубокое наше и самое заветное – это наше детство, в нас живущее, но от нас плотно завешанное. «Мы забыли о нем, об этой изначальной близости со всем бытием, когда мы приникали еще к Жизни Природы; забыли, но оно продолжает жить в нас и в известные времена неожиданно объявляется. Так, американская психология хорошо выяснила, что психологический процесс религиозных обращений есть не что иное, как возврат к детству, выход наверх наиболее глубоких напластований нашей личности, сложившихся в года раннейшие: “Если не обратитесь (т. е. не перевернете своей личности) и не будете как дети (т. е. не вообще дети, а именно Вы – детьми, какими были когда-то), то не можете войти в Царствие Небесное”. Царствие же небесное есть мир и радость действием Святого Духа. Итак, духовная гармония, которая открывается внезапно, при обращении живет в тех самых слоях личности, которые будит в нас кукла. Кукольные театры есть очаг, питаемый сокровенным нашим детством и, в свой черед, пробуждающий в нас уснувший дворец детской сказки. Объединенные когда-то между собой в этом Рае, мы разделены теперь друг от друга, потому что скрылся из глаз самый Рай. Но через кукольный театр мы вновь, хотя бы и смутно, видим утраченный Эдем и потому вновь вступаем в общение друг с другом в самом заветном, что храним обычно каждый про себя, как тайну, – не только от других, но и от самого себя. Сияющий в лучах закатного солнца, Театр открывается окном в вечно живое детство » [264] .
Эти слова написаны Флоренским в связи с легендарным театром кукол русского Серебряного века – «Театром Петрушки» Н. Симонович-Ефимовой и И. Ефимова. Театр Ефимовых стал эпохой в развитии отечественного театра кукол и его драматургии 1-й пол. ХХ в. Вершиной же драматургии Симонович-Ефимовой стала короткая пьеса с меланхоличным названием «Задумчивая интермедия». Она представляет собой своеобразный манифест Театра Ефимовых. Две куклы – два негритенка – пытаются осмыслить, сопоставить мир кукол и мир людей:
«2-й НЕГРИТЕНОК. Неужели люди устроены беднее нас?
1-й НЕГРИТЕНОК. Не беднее, а никакой разницы.
2-й НЕГРИТЕНОК. Но ведь мы сделаны из папье-маше или из дерева, а они…
1-й НЕГРИТЕНОК. (перебивая, дерзко) . А они?
2-й НЕГРИТЕНОК. А они… они ни из чего не сделаны…
1-й НЕГРИТЕНОК. Спроси вот их. (Жест в публику). Выбери кого-нибудь поумнее.
2-й НЕГРИТЕНОК. Из че-че-чего вы сделаны? (Друг другу, тихо) Не знает…
1-й НЕГРИТЕНОК. А вы… (Друг другу) Это его секрет… А вы? Ну, скажите. Я ведь говорю про себя, что из дерева, голова, для легкости, сделана пустой, ног у меня нету. Что?? Из мяса? (Друг другу) Это так скоро портится… А чем покрашены? Брови, я вижу, чернильным карандашом, лицо…
2-й НЕГРИТЕНОК. А остальное? Но неужели одно мясо и мясо?.. А внутри кости?.. (Обрадовавшись) У нас тоже есть одна кукла из слоновой кости, полированной.
1-й НЕГРИТЕНОК. Неужели одна материя? Мясо, кости… Что приводит вас в движение? Привычка? А не чья-то рука? Душа-а-а? (В публику, к другому) И у вас душа? И у вас?
1-й НЕГРИТЕНОК. У каждого отдельная душа? А нас семьдесят кукол и на всех две души. Оттого мы все так единодушны. (Ко второму негру) Отчего ты плачешь?
2-й НЕГРИТЕНОК (скорчившись, спрятав голову) . Я плачу… оттого, что они смеются. Потому что надо бы им плакать, а нам смеяться… (Музыка задумчивая, вальс) » [265] .
Эта пьеса имела весьма скромную сценическую судьбу. Некоторое время она шла в нескольких городах бывшего СССР, в том числе и в Челябинске. В США ее взял в репертуар своего театра «Друзья детройтских марионеток» известный кукольник Пол Мак-Фарлин.
Ефимовы были авторами более сорока пьес. Среди поклонников их театра – К. Бальмонт, А. Толстой, А. Таиров, А. Коонен, Н. Смирнов-Сокольский, К. Станиславский. Как-то после одного из спектаклей в 1917 г. А. Толстой, который был дружен с Ефимовыми, поинтересовался, кто пишет для них такие замечательные тексты, и очень удивился, узнав, что это их собственные сочинения. В разговоре он признался, что его любопытство не случайно. Как раз сейчас он пытается написать по просьбе К. Станиславского кукольную пьесу, которая должна открыть новый театр кукол. Известно, что кукольного театра К. С. Станиславский не создал. Зато А. Толстой написал пьесу и повесть-сказку о приключениях Буратино и сказку для театра кукол «Заколдованный королевич».
Но это уже был завершающий период поисков Серебряного века русской драматургии театра кукол; поисков совершенной Красоты и идеального актера – марионетки, утерянного рая Детства, места Души в материальном мире и предчувствия какой-то приближающейся Катастрофы, которая то ли уничтожит, то ли создаст новую мировую гармонию.
В наступавшем времени не осталось места ни волшебным пьесам-сказкам с полетами, превращениями, романтическими героями, ни мечтательной, полувоздушной, эфемерной кукле-марионетке. «Идея куклы» из художественно-эстетической категории переходит в категорию социальную, становится «орудием воспитания». На повестке дня уже не «идеальный актер» – куклы, а «идеальный гражданин», ведомый властной Идеологией. Приходит новое время, востребовавшее новый репертуар, новых драматургов, новых персонажей, новые темы.
Агитационная драматургия
Октябрь 1917 г. стал переломным в судьбе России и всей русской культуры. Социальный, экономический, политический кризис в стране повлек за собой и кризис культурно-нравственный. Коренным образом изменились и пути развития профессиональной драматургии театра кукол, так как сам этот театр стал одним из инструментов новой государственной политики и идеологии.
После Октября в России генеральным направлением развития драматургии театра кукол стали агитпьесы – симбиоз традиционной уличной «комедии о Петрушке» с фигурами политического карнавала тех лет. Петрушка, сменивший дурацкий колпак на буденовку, бил своей дубинкой, колол штыком «многоголовую гидру» – Антанту, Деникина, Юденича, Колчака, «мировой империализм» и т. д. Кровавой ярости нового Смутного времени этот сатирический театр социальных масок вполне соответствовал.
Появлению большого количества агитационных кукольных пьес во многом способствовала возникшая система государственного заказа. Пьесы писали для сотен появившихся самодеятельных и профессиональных агитационных театров кукол, нуждавшихся в принципиально новом репертуаре, который должен был соответствовать новой идеологии.
Среди первых таких пьес была «Война карточных королей» Ю. Оболенской и К. Кандаурова, написанная для организованной в Москве (при Театральном отделе Народного комиссариата просвещения) Студии «Петрушка». Студия создавалась как драматургическая лаборатория агитационного кукольного театра. Газеты того времени писали, что «театр кукол является зрелищем народного гнева и сатиры, воплощением революционной мысли». «Война карточных королей» была приурочена к первому юбилею Октября, а ее премьера состоялась в Москве 7 ноября 1918 г. при открытии артистического клуба «Красный петух». Впоследствии Студия выпускала наборы кукол к этой пьесе, которые вместе с текстом высылались в любительские кукольные театры. Персонажами пьесы были карточные короли, которых свергали «двойки», «тройки» и «шестерки». Главный герой пьесы – Петрушка – вел карточную игру, комментировал действие, призывал младшие карты на борьбу с карточными королями.