Истории драматургии театра кукол
Шрифт:
Стилистика, композиция, система персонажей, жанр, конфликтные коллизии пьесы В. Курочкина – все указывает на тот факт, что это произведение является предтечей зарождавшейся в конце XIX в. драматургии театра абсурда. Особенно очевидны ее близость к драматургии Альфреда Жарри (1873–1907) и, в частности, к его пьесам для театра кукол о короле Убю. Рабочий сцены и неудачливый актер драматического театра, театральный теоретик и драматург, Жарри родился в бретонском городе Лавале. Еще учась в школе, он опубликовал несколько стихов в духе Виктора Гюго, позже – небольшие философские эссе («Гиньоль», «Быть и жить», 1893–1894). Некоторые сюрреалисты справедливо рассматривают его как основателя «театра абсурда» и «театра жестокости».
А. Жарри принадлежит серия кукольных пьес о Короле Убю, ставшая классикой мировой драматургии. Пьесы создавались еще тогда, когда Жарри учился в лицее (город Ренна),
В 1897–1898 гг. Жарри участвует в организации Театра Марионеток («Théâtre Pantins»), который включил «Убю-короля» в свой репертуар. Для кукольного «Театра четырех искусств» Жарри написал «Убю закованного» и «Убю на холме» (спектакль поставлен в 1901 г., пьеса опубликована в 1906 г.).
А. Жарри в жизни был человеком эксцентричным, вносящим в окружающую его действительность гротеск своих «юбесок», как он называл свои пьесы. В созданной им своеобразной философской системе – «патофизике» – утверждалась мысль о существовании «высшей реальности» многих иных миров и формулировались законы «мира, дополнительного этому» (вероятно, и сам кукольный театр являлся для Жарри таким «дополнительным миром»).
Альфреда Жарри считают одним из духовных вождей зарождавшегося в то время кубизма и пророком будущего сюрреализма. Он повлиял на творчество Аполлинера, Сальмона, Эканоба; его проза, эссе, драматургия предвосхищают будущее и, в частности, творчество Даниила Хармса. Недаром А. Бретон отмечал, что творчество А. Жарри для ХХ в. имеет поистине пророческие черты [215] .
Не менее пророческой для России была и пьеса В. Курочкина «Принц Лутоня». Главные действующие лица пьес Курочкина и Жарри – Лутоня и его жена Лутониха, Папаша Убю и Мамаша Убю – типажно, сюжетно, тематически, жанрово близки друг другу. И Лутоня, и Убю стали правителями, оба превратили свое царствование в охлократический абсурдный фарс. Обе эти пьесы были своего рода предупреждениями о надвигавшейся социальной катастрофе. И чем ближе была эта катастрофа, тем чаще обращалась к этой теме профессиональная авторская драматургия русского театра кукол.
Возникнув в России XIX в. на фундаменте народной кукольной комедии и обогатившись вертепными традициями школьного театра, «вольных англо-немецких комедий», итальянской и французской школ искусства играющих кукол, пройдя важный этап домашних, любительских драматургических опытов, русская драматургия театра кукол к XX в. обладала уже значительными художественными достижениями.
Созданные в тот период пьесы обозначили два основных эстетических, образных, тематических полюса: от интерактивной зрелищной образовательной пьесы-игры, по преимуществу для детей, – до острого социально-политического памфлета. Причем в обоих случаях авторы использовали приемы пародии и гротеска. В этих пьесах определились и два будущих основных подхода к драматургическому и сценическому их воплощению. Это, с одной стороны, кукольное представление, насыщенное разнообразными превращениями, полетами и другими зрелищными эффектами, ведущее начало от западноевропейских «вольных комедий». С другой стороны, представление крайне лаконичное в выразительных средствах, с простыми «петрушечными» куклами, минимумом бутафории и декораций, но с острыми, забористыми текстами, близкое эстетике русской народной кукольной комедии.
«Петрушечные» пьесы в русских театральных и литературных кругах продолжали сочинять в конце XIX – начале ХХ вв., подчас для домашнего развлечения. Вот что писала, например, М. Куприна-Иорданская: «Летом на даче в Мисхоре А. И. Куприн увлекался писанием шутливых стихов, поэм и водевилей. Некоторые из них Александр Иванович сочинял в комнате моего брата при его деятельном участии, и оттуда раздавались оглушительные взрывы хохота. Эти поэтические опыты были такого содержания, что мне и своей матери Любови Алексеевне Александр Иванович читал их только в выдержках. А весь водевиль, где действующими лицами были мой брат, мадам Жоржетт и ее богатый покровитель, предназначался вообще для узкого круга слушателей. 3 января 1906 года, в день рождения нашей дочери Лидии, А. И. Куприн подарил ей куклы для «Петрушки». По вечерам, раздвинув красную трехстворчатую ширму с черным узором, Александр Иванович ставил водевиль для взрослых. Помогали ему И. Я. Билибин и П. И. Маныч. Ведущий, клоун-дразнилка, представлял действующих лиц; Акулина Ивановна – женщина легкого поведения. Ее муж – мелкий служащий. У этой супружеской пары снимает помещение Петр Федорович, впоследствии поклонник Акулины Ивановны. Активная роль в водевиле принадлежала Черту-соблазнителю и представителю власти – немецкому Полицейскому (русских городовых изображать нельзя было). Краткое содержание водевиля сводилось к следующему: Черт-соблазнитель, узнав, что муж Акулины Ивановны ушел на службу, уведомляет Петра Федоровича. Петр Федорович через Черта назначает свидание Акулине Ивановне. Черт, устроив эту встречу, спешит к мужу. Муж зовет Полицейского, и все колотят Петра Федоровича. Водевиль Александр Иванович неоднократно варьировал. Петр Федорович становился то поэтом, то художником, то гвардейским офицером. Соответственно менялся его монолог» [216] .
В дворянских, купеческих, мещанских домах разыгрывались кукольные пьесы для детей и взрослых. Соединение домашнего, любительского театра кукол с традиционными кукольными представлениями XIX в. стало решающим обстоятельством для рождения отечественного профессионального театра кукол и его авторской драматургии XX в., когда деятели литературы и искусства 1-й четв. XX в. выведут русскую драматургию театра кукол на новый художественный уровень. Она обретет новые профессиональные качества, обогатится традициями драматической сцены, открытиями режиссеров Г. Крэга, Е. Вахтангова, К. Станиславского, Вс. Мейерхольда, А. Таирова и др., оформится как своеобразный вид драматургического творчества.
Глава 2. Драматургия театра кукол в России первой половины XX В.
«Серебряный век»
На рубеже XIX и ХХ вв. Россия оказалась на пороге радикальных социально-культурных изменений. В новом столетии театру кукол суждено будет утвердиться как своеобразному феномену, способному инициировать образцы драматургии, влиять на ход развития мирового искусства играющих кукол.
Если в практике европейского театра кукол участие видных литераторов в создании кукольных пьес было и поныне остается случаями единичными, то в русской драматургии театра кукол, благодаря усилиям писателей, поэтов, деятелей театра XX в., это стало правилом. Деятели профессионального театра кукол России отошли от правила ряда европейских предшественников, дававших клятву «никогда ни строчке не записывать из своего репертуара, чтобы рукопись не попала в руки, могущие украсть хлеб» [217] , и добились впечатляющего результата.
Десятки оригинальных профессиональных литературно-сценических произведений создали славу отечественному кукольному театру. Эти произведения, до настоящего времени являющиеся основой репертуара театров кукол России и многих зарубежных стран, в свою очередь перерабатываются как в пьесы для драматических театров, так и в повести, сценарии анимационных игровых фильмов, телевизионные сценарии, либретто балетов, опер. Таким образом, возникшая в XIX в. русская драматургия театра кукол стала в XX столетии одним из явлений мирового театра, фактором развития национального искусства, литературы, культуры. Амплитуда ее развития охватывала пространство между ритуалом и бунтом. Главным для этого типа драматургии в начале ХХ в. стали не проблемы сюжета, характеров, диалогов, а осмысление предназначения куклы как явления и театра кукол как места осуществления сокровенного таинства – «оживления неживого», феномена ожившей куклы.
Апелляция к кукле, марионетке, столь распространенная в начале ХХ в., своими корнями, вероятно, уходит в начало XIX столетия, когда «идея марионетки» становится одним из основных системообразующих приемов немецких романтиков. Они воспринимали ее как модель мира, где человек предстает в образе марионетки в руках Рока. В известной статье «О театре марионеток» Генриха фон Клейста (1777–1811), написанной в форме пьесы, автор утверждал, что человеку никогда не добиться той высоты искусства, какая присуща марионетке. Только Бог и она обладают «бесконечным сознанием» [218] . Официальный немецкий театр в то время был сугубо бытовым и консервативным. Творческой реакцией на это стала идея театра, в котором нет «живых актеров» – только куклы [219] . Эта идея XIX в. была подхвачена и развита русскими и европейскими деятелями театра, литературы, искусства начала ХХ столетия.