Истории из другой жизни (сборник)
Шрифт:
Инна кинула камешек в воду, наблюдая, как по воде расходятся круги. Ей вдруг стало так невыносимо тягостно на душе, что слезы невольно потекли по щекам, и она заплакала навзрыд, сама не зная, почему…
Маленькие зарисовки
Юлия Павлова
Предательство
Я никогда не могла себе даже на миг представить, что ты сможешь предать меня. Допускала возможность, что ты можешь увлечься другой
Когда мы начинали строить наши отношения, я долго не доверяла тебе, но когда поверила, то абсолютно без права на ошибку, без допуска на погрешности. Моя вера была безгранична, и я никогда не допускала мысли, что ты можешь сделать мне больно. А если таковое и случится, значит, эта боль зачем-то нужна мне, значит, ты причиняешь ее вынужденно… Наверное поэтому я так долго терпела ту муку, которую ты мне причиняла. Я, словно маленький котенок, прильнувший к теплым человеческим рукам, долго не могла поверить, что этот смертельный удар может быть причинен теми же самыми руками!
Уникальность и нелепость моего доверия к тебе заключалась в том, что оно возникло, несмотря на жизненный опыт, на череду ошибок. Такого доверия я не испытывала больше ни к кому… И именно поэтому, прекрасно чувствуя, что падаю, критически балансируя над пропастью, я продолжала протягивать руку и поддерживать тебя, при этом не спасаясь сама… Тебе была необходима моя помощь, и я, не задумываясь, отдала тебе все, что смогла. И вот наступил день, когда ты крупно выиграла в лотерее жизни… Это было и твоей, и моей победой! Могла ли я подумать, что ты заберешь себе весь выигрыш и покинешь меня? Ни малейшей доли сомнения в твоей порядочности у меня не возникало… Когда ты собирала вещи, неловко оправдывая лживыми словами свой поступок, я была уверена, что ты скоро вернешься. И лишь некоторое время спустя я наконец осознала, что ты ушла навсегда…
Когда ты притворно-вежливо прощалась со мной в коридоре, внутри меня крутился вопрос: «А я?» Но я не смогла его задать. Мы с тобой никогда не допускали пошлости и банальности в наших отношениях, и всё внутри меня протестовало против озвучивания этого вопроса. Спросить: «А как же я?» – означало полностью уничтожить все предыдущие годы, принизить значимость нашей связи и унизить нас обеих. У меня не хватило мужества это сделать…
В полнейшем одиночестве и растерянности я начала познавать вкус предательства… Знаешь ли ты, какой вкус у предательства? Сейчас я расскажу тебе. Однажды я вернулась домой с работы голодной и продрогшей. В холодильнике был голяк. Денег не осталось… И вдруг я вспомнила, что у меня сохранилось немного кофейных зерен. Я нашла их в шкафу и быстро смолола на ручной кофемолке. Запах кофе заполнил всю квартиру. Я сварила кофе в турке и, в предвкушении кайфа, налила его в кружку. Достала сигарету. И вдруг прозвенел звонок в дверь… Это оказалась моя соседка, ей нужно было выйти в магазин, и она попросила присмотреть за ребенком. Я пошла к ним, пробыла там полчаса, после чего вернулась домой.
Зайдя на кухню, я не сразу вспомнила, что хотела выпить кофе. А когда вспомнила, то обнаружила безнадежно остывший кофе с исчезнувшим ароматом. Я поднесла кружку к губам… Вкус холодного кофе был неприятно горький, с металлическим оттенком. Этот вкус проассоциировался у меня с тем же холодом, пронзившим меня, когда я поняла, что ты не вернешься. Он был таким же чужим и леденящим.
Потом я стала понимать, что у предательства есть целая гамма вкусов. Оттенки предательства различны: порой они напоминают промокшую под дождем сигарету, которая никак не хочет сохнуть во влажных руках, порой – коробок спичек, оказавшийся в ливень в кармане куртки…. Они могут иметь даже запах билета на самолет, на который
Разнообразие их столь велико, что не хватило бы и десятка страниц, чтобы все перечислить. Однако у них есть одна объединяющая черта: они порождают боль, обиду, горечь и порой даже ненависть. Но самое страшное, что они могут породить – это пустоту. Нелепое и пугающее ощущение пустоты… Но именно оно, как нельзя более верно, отражает смысл происходящего…
Спустя три месяца мы случайно встретились на улице. Один взгляд в глаза друг другу – и тут же снова возникло это ужасное ощущение парализующей, пронизывающей насквозь боли и пустоты… Пустоты, обволакивающей тело, как туман, вмиг обесценивающей все вокруг, лишающей малейшей надежды… Лишающей всего, даже слез. Наверное, это и есть высшая степень отчаяния – когда глаза остаются сухими.
Могла ли ты знать, что творилось в моей душе в эти долгие три месяца? Нет, ты никогда не узнаешь про мои слезы по ночам, про кошмарные сны, про истерические рыдания над твоими письмами, про мысли о самоубийстве и про длительную, изнуряющую депрессию… Я ничего не расскажу тебе!
Я натянуто улыбаюсь, но ты не улыбнулась в ответ. Я поняла, что ты все знаешь, все, что со мной происходило! Но, несмотря на это, ты не вернулась ко мне. Ты покинула меня навсегда. Твоя любовь испарилась, ушла в небытие… Неужели такое возможно? Кого же из нас я не могу простить в первую очередь? Тебя, за то, что ты предала меня или себя за то, что так жестоко ошиблась в тебе? Я ненавижу свой разум, ведь он лишил меня моих иллюзий и заблуждений! Именно он вынес мне этот жестокий и категоричный приговор: тебя предали!
Но я твердо знаю, что со временем все, что связано с тобою, утеряет всякий смысл и останется лишь жалким клочком, обрывком некогда прекрасных, но несбывшихся желаний…
Разговор
Мы ведем обычный рабочий разговор, и ты, как бы невзначай, заводишь слишком больную для меня тему. Я держу лицо, чего бы мне это ни стоило. Делаю серьезно-равнодушный вид, комментирую сказанное, вежливо участвую в разговоре… Где-то глубоко внутри меня начинает образовываться дрожь. Эта дрожь мне хорошо знакома. Она редко посещает мое тело, лишь в периоды сильнейшего душевного волнения. Дрожь подчиняет все тело себе. Остановить ее позволяет только максимальное напряжение мышц. Делаю вид, что отвлекаюсь на рабочий момент, на самом же деле пользуюсь возможностью отвернуться и получить краткосрочный тайм-аут.
Боже, за что мне все это? Такого унижения я не испытывала уже давно, но сдаться, крикнуть: «Мне больно, замолчи!» – было выше моих сил. Я натягиваю маску и поворачиваюсь, чтобы продолжить беседу. Чтобы хоть как-то успокоиться и отвлечь себя от пронизывающей душевной боли, я пользуюсь способом, найденным мною еще в юности: начинаю с силой кусать внутреннюю сторону своей щеки. На каждое твое слово, я все сильнее и сильнее сжимаю зубы, и эта физическая боль, хотя бы немного помогает мне преодолеть боль душевную.
Продолжаю делать вид непринужденного общения, отвечаю на твои вопросы и вдруг ощущаю влажность на губе справа. Незаметно провожу рукой по губе и отмечаю, что на пальцах розовая слюна. Видимо, я не рассчитала и прокусила щеку… Ты тоже замечаешь это, спрашиваешь: «Что с тобой? У тебя кровь на губе». Непринужденно отмахиваюсь: «Ерунда, мне утром удалили зуб, и рана все еще кровоточит».
Где-то внутри себя я ощущаю, что мои моральные силы практически на пределе, и мне хочется немедленно выбежать на улицу. Мне хочется убежать от тебя, от нашего тяжелого, никому не нужного, бессмысленного разговора! От самой себя… Будь хотя бы минимальная возможность, я бы бежала и бежала отсюда до изнеможения, до состояния критической усталости и потери сил!