Шрифт:
Посвящается родителям и обществу, в котором мы живем.
Арбайтенграунд (Южный округ), 2000 год.
Примечание: С 1905 года в стране образовалось Окружное Детективное Бюро (ОДБ). ОДБ в городе всего семь, по одному на каждый округ; есть также отделения в Клайнсланде и Нордеграунде. Основная задача организации – контроль над деятельностью частных детективов. Для этого им надо было поступить в любое отделение Бюро, пройти специальные курсы, при выполнении которых на выходе выдавались лицензии, наручники и оружие, а также право на его хранение. Шло разделение на «клерков» и «частников». «Клерки» работали в самом здании ОДБ, на начальство, и имели прямой контакт с полицией. Их основная сфера (но не единственная) – уголовные дела. «Частники» за свои деньги покупали помещение под офис, нанимали секретаря и вели собственный бизнес. Их сфера заключалась в гражданских делах или делах более интимного характера: измены и так далее. Им никто не запрещал расследовать и уголовные дела, хотя это редкость из-за отсутствия прямого контакта с полицией и нехватки технологий. К тому же, преградой была слишком большая ответственность. Все детективы должны быть занесены в базу ОДБ и иметь специальный штамп в паспорте. Ведение детективного частного бизнеса без штампа было незаконным и грозило лицу от трех до семи лет лишения свободы. После распада НРП (Народной рабочей партии, 1921–1990 гг.) ОДБ как отдельный правовой орган сохранил свой статус.
До 2003 года в Арбайтенграунде можно было свободно купить оружие. Единственное условие: предоставить заключение от психиатра и нарколога, а также достигнуть совершеннолетия.
Тексты песен написаны автором. Все права защищены.
Глава 1
Иэн, или Первое дело
За несколько дней до экзамена в ОДБ меня лишают водительских прав.
Как сейчас помню, на дворе пятница, третье марта – мой день рождения, двадцать четыре года. Я заглядываю в бар. Бесспорно, напиваюсь. Со мной только коллеги по офису. Друзьями их назвать трудно, они просто за компанию – точнее, хотят нажраться на халяву. Вообще, мне за руль садиться – мы еще на работе договорились, что я их отвезу по домам. Но они пьют много и долго, в итоге уговаривают и меня. Если честно, я не особо сопротивляюсь. Спустя год курсов в ОДБ хочется чуть-чуть снять напряжение. Экзамен начнется в понедельник.
В общем, я в баре всего два часа, а умудряюсь выпить, как мне кажется, литров пять крепкого алкоголя. Коллеги вызывают такси и разъезжаются по домам, а мне машину оставлять не хочется. Тогда я встаю и, словно пивной бочонок, ковыляю к выходу. План таков: сесть в машину, уснуть на задних сидениях, а потом проснуться, выпить в баре кофе и уехать по-быстрому домой. Но тут на парковке я сталкиваюсь с Салливаном Мерфи. В руках у него сумка – видать, занимался в спортивном зале за углом. Я киваю ему и хлопаю себя по карманам: сигареты потерялись, а возвращаться в бар за ними не хочу.
– Курить есть?
Внезапно я икаю и едва не падаю, но Мерфи придерживает меня и усаживает на лавку, садится рядом. Он молча закуривает и протягивает мне сигарету. Я затягиваюсь и говорю:
– Ты куришь? Как на это реагирует Пол?
– Мы с ним расстались, – говорит Мерфи и улыбается.
Снова молчание. Мне хочется о многом спросить своего соседа, особенно об его сожителе, но в голове как-то пусто, и я задаю первый пришедший на ум вопрос:
– Мы бок о бок живем, а я не знаю, почему ты пошел в ОДБ.
– Захотелось.
– Да брось! Ну почему же? Я вот устал от рутины, а ты?
Молчит. Внутри я чувствую, как гнев стесняет легкие, нечем дышать. Хочется выбить из рук Мерфи сигарету, чтобы он взбесился и сказал крепкое словцо. Идеальный повод для драки! Но нет. Вдохнув поглубже, я говорю:
– Салли, мы же друзья…
– Иэн, – наконец говорит он спокойно, но твердо, – тебе чего надо? Полтора года не общались, а теперь ты говоришь, что мы друзья.
– Ну да, – отвечаю я. – Мы хотя и не близкие, но друзья…
– Хватит придуриваться. Я, по-твоему, дурак? Не вижу, как ты меня сторонишься? Особенно после того, как я привел к себе Пола, ты меня… – он усмехается, – избегаешь.
Я тушу сигарету и вскакиваю.
– Я? Тебя? Кому ты вообще сдался? Ни черта я тебя не избегаю, тоже мне… Ик!
Мерфи молча выбрасывает окурок и идет к зеленому форду. Во мне ликует внутренний демон, я не трогаюсь с места и жду, когда Салли обернется.
– Че, боишься?
– Не вижу в этом никакого смысла, – бросает он через плечо.
– Ты просто типичный, трусливый педик – вот и все.
Мерфи игнорирует меня. Ну нет, я не дам ему так просто уйти. Придется сменить тактику:
– Салли, подвези меня до дома.
Он садится в машину и заводит мотор. Я не унимаюсь:
– Хм, у тебя форд… Моя «Ковалевская» лучше.
– Каждому свое, Иэн.
Мерфи трогается с места, и форд укатывает в ночь.
Я вздрагиваю и сажусь в машину. Так как начало марта, на улице еще холодина. Салон моей «Ковалевской» превратился в морозилку, а окна и лобовое стекло покрылись инеем. Лучше мне поехать домой – все-таки не до такой уж степени я пьян, да и до дома мне ехать пять минут. А то под утро окоченею здесь, на морозе.
Прошло уже два года после тех событий, но в воспоминаниях иногда проскальзывают смутные проблески, как моя машина трогается с места и набирает скорость. Время подходит к десяти вечера, на дорогах никого, видно только силуэт форда впереди. Я давлю на газ.
Этот момент невозможно забыть. Отметка спидометра достигает девяноста километров в час, и вдруг в голове словно просветление. До меня доходит вся ситуация, весь абсурд происходящего, и я жму на педаль тормоза. Но поздно: «Ковалевская» врезается в форд. Я подаюсь по инерции вперед и ударяюсь грудью о руль. Мерфи отталкивается, съезжает с тротуара и едва не сносит пожарный гидрант. В груди щемит, ноги становятся ватными. Я выползаю из машины на четвереньках, осматриваю выбитую фару на «Ковалевской» и встаю. В голове проносится такая мысль: «Интересно, Салли жив или нет?» Мерфи сам дает ответ на вопрос, выскакивает из машины. Вроде бы цел, только побелел, как полотно. Он бьет меня кулаком прямо по лицу, и после этого я ничего не помню…
***
Вообще, тот вечер не запомнился мне в таких подробностях, кроме, пожалуй, самой аварии. Остальные детали рассказал позже Мерфи. Как бы то ни было, вернемся к делу.
Я просыпаюсь и понимаю, что не могу нормально дышать. Воздух со свистом проникает через разбитый нос. Я его трогаю: на нем повязка, вся в крови. Вокруг меня алкоголики и бичи: они храпят на соседних койках. В воздухе витает запах спиртного, перемешанного с мочой и сыростью. Солнечные лучи едва проникают в камеру через маленькое решетчатое окошко сверху. Кроме храпа и сопения, ничего не слышно. Ни единого звука.
Я поднимаюсь с койки и подхожу к решетке. В костях ломит, кровь стучит в висках, во рту – помойка. Мимо проходит надзиратель. Я окликаю его; мой голос хриплый, хочется пить:
– Эй, выпустите! Какого хрена?
Надзиратель смотрит на меня, усмехается и со словами «Беренс, этот белобрысый очнулся!» уходит. Через несколько минут ко мне подходит немолодой мужчина, подстриженный под «ежик» и с морщинами на лбу. Он встает напротив меня, закуривает и говорит:
– Ну, с добрым утром, голубушка. Как спалось?