Истории моей мамы

Трауб Маша

– Ну что мне с ним делать? – сокрушалась тетя Зина. – Не в коня корм. Одни жилы, мяса никакого.

– Тебя потаскай, так быстро похудеешь, – отвечала мама.

– И Габчик худеет, – продолжала расстраиваться тетя Зина.

– Ничего он не худеет. Успокойся.

Тетя Зина любила своего мужа пылкою любовью и ревновала не меньше, чем он ее. Стоило Габе задержаться на работе хоть на пятнадцать минут, повариха заставляла Шурика ехать ему навстречу. Она всегда предполагала самое страшное. Если у ее любимого Габчика случался насморк, то Зина была уверена: это гайморит и нужно делать проколы, чтобы откачать гной. Если у Габы болела спина, то она диагностировала паралич всего тела и била во все набаты. Поскольку

про ее стряпню распространились легенды на ближайшие триста километров, то у тети Зины не было проблем с поиском лекарств, врачей и прочих услуг. Габчика она была готова залечить до смерти, лишь бы был под ее приглядом. Вот когда он лежал в кровати, а тетя Зина поила его бульоном, она была спокойна. Рядом сидел верный Шурик и лопал пирожки. Зина следила, чтобы на пирожок водитель намазывал сметану – так сытнее.

Я не помню, чтобы тетя Зина откармливала меня – к детям она была равнодушна. В том смысле, что не закармливала их, как поросят. Вот «мостик» в ее исполнении я прекрасно помню. Для меня это было шоком, как в цирке – толстенная тетя Зина легко выгибалась в ровненький высокий «мостик», а Шурик ее потом поднимал.

– Туда могу, назад нет, – веселилась повариха. Тогда я поняла, чего боялась мама – вдруг Зина так и останется в «мостике», не разогнется? И что мы с ней будем делать? Даже со второго этажа не спустим без Шурика.

Дядя Габа научил меня чистить рыбу. Он делал это легко, виртуозно, хирургически – тетя Зина смотрела и умилялась. Кости дядя Габа вынимал маминым пинцетом для бровей, а плавники отделял маникюрными ножничками.

– Не дам, – говорила мама, когда дядя Габа просил у мамы пинцет. – У меня потом брови рыбой пахнут.

Тетя Зина хохотала. И в результате за уху, которую она варила, за рыбное филе в исполнении Габы мама жертвовала и щипчиками, и ножницами.

Наверное, благодаря тете Зине и дяде Габе я никогда не считала, что муж и жена должны «подходить» друг другу. И всегда скептически относилась к фразам: «Вы так хорошо смотритесь вместе», «Вы такая красивая пара». Вот тетя Зина вообще не подходила дяде Габе, и они не были красивой парой. А уж когда они находились в одной комнате – это вообще был цирк: высоченный и худой дядя Габа и маленькая и круглая, как шар, тетя Зина. Но они очень любили друг друга.

– Только не говори мне, что и у них были проблемы! – сказала я маме. – Не разрушай мою веру в настоящие чувства! Они не были твоими клиентами! Не могли быть!

– Слушай. Обещаю, эта история будет со счастливым концом, – рассмеялась мама.

– Приехала ко мне Зина в обед и даже не присела. Сумку с продуктами бросила на пол, дышит тяжело. И Шурик за ее спиной маячит, не зная, с какой стороны ее подхватывать.

– Что случилось? – спросила я.

– Габа пропал, – выдохнула она. – Вчера утром ушел на работу и до сих пор его нет. У меня дурное предчувствие. Сон сегодня плохой снился. Умоляю, подключи Юрку своего, пусть его найдет!

– А на работе? – уточнила я.

– Нет его на работе! Шурик, подтверди!

Шофер кивнул. Утром они объездили весь поселок. Были у всех знакомых. Никто Габу не видел.

– Перестань паниковать, – велела я. – Может, его вызвали в город срочно. Или еще что-нибудь.

– Еще что-нибудь! Вот! Ты это сказала! – Зина не выдержала и разрыдалась.

Шурик тоже готов был расплакаться, не зная, как успокоить свою начальницу.

– Дай мне что-нибудь выпить, – потребовала Зина.

– У меня ничего нет. На работе бутылка осталась.

– Тогда точно поехали в милицию! – заявила Зина и начала подниматься. Шурик подхватил ее за талию – ну, то место, где у Зины предположительно была талия, – и бережно повел к выходу. Она продолжала причитать.

– Зина, мы в розыск не сможем подать, – сказала я. –

Трое суток еще не прошло.

– Ты хочешь, чтобы я ждала трое суток? – всколыхнулась повариха.

Если бы у нее в руках был нож, она бы меня точно зарезала.

Юрка Соловьев уже привык к моим неожиданным визитам и не менее неожиданным просьбам, так что я надеялась, что он возьмет на себя Зину, будет ее успокаивать, а я поеду на работу.

Соловьев по-прежнему оставался главным начальником в милиции. В поселке жили тогда тысяч тридцать, включая детей, и Юрка всех чуть ли не в лицо знал. Так что если бы что-то случилось, он бы наверняка был в курсе.

Шурик погрузил Зину в «уазик», и мы поехали. Всю дорогу она мне про свой сон рассказывала, говорила, что у нее сердце еще вчера было не на месте. Она даже Габчику ужин приготовила, чего сроду не делала, а он с работы не вернулся. И не позвонил. А утром уже она оборвала телефон, но секретарша сказала, что Габа еще вчера уехал. Куда – понятия не имеет.

Если бы секретарша что-то знала, Зина запихивала бы в нее свои пирожки до тех пор, пока бы та не призналась. Значит, действительно была не в курсе.

– Его убили. Я чувствую! – причитала Зина. – Или он застрял на машине! Или утонул!

– Зин, ты можешь хоть на минуту замолчать? Давай доедем до Соловьева.

Приехали. Повариха достала свою персональную табуретку и уселась посреди кабинета. Всем, кто заходил в кабинет, приходилось уходить ни с чем – обойти Зину было невозможно. К тому же Шурик, как верный страж, стоял у двери и сурово смотрел на визитеров. Что нам оставалось? Только выпить. А пили мы тогда 96-процентный спирт, разведенный клюквенным морсом. Давили клюкву, водой доливали – и в спирт.

– Закуски нет, – печально констатировал Юрка.

– В сумке, – ответила Зина, и Шурик начал выкладывать на стол разносолы – огурчики малосольные, грибочки, вяленую рыбу.

– Ого! – удивился Юрка. – Откуда это?

– А вдруг он голодный? – зарыдала Зина. – Застрял где-нибудь и сидит. Он же со вчерашнего дня ничего не ел!

– Зина, вот, выпейте, – обратился к ней Соловьев.

Повариха выпила предложенной «клюковки» и прямо на своей табуретке отключилась. Шурик рядом стоял, придерживал.

– Это она от переживаний, – объяснил он.

Зина храпела, как трактор.

– Вчера в общаге пожар был, – сказал шепотом Юрка, поглядывая на повариху.

– И что? – не поняла я.

Соловьев подложил себе грибочков и налил Шурику стакан.

– Я не буду, – отказался было водитель.

– Пей, я разрешаю, – махнул рукой Соловьев. – Если что – машину я вам дам.

– Юрка, говори прямо, – взмолилась я.

Общежитие было единственным на весь поселок. Там селили тех рабочих, кто приезжал на вахту. И естественно, общага предоставляла не только кров, но и развлечения. В правом крыле здания разместился притон, но цивильный, которым заправляла комендантша Лариска. К девочкам пускали только своих. Лариска следила за порядком и не дозволяла пьянок и драк. Про притон, естественно, знали все, включая начальника милиции. Но закрывали глаза, понимая, что озверевшим мужикам после вахты лучше расслабляться в благоустроенном помещении, под присмотром, а не выходить на дорогу, чтобы замерзнуть. Так что публичный дом, можно сказать, имел лицензию на деятельность. Лариска и ее девочки умели вовремя прекратить гулянку, не давали упиться до полусмерти и отправляли работяг с утра на работу – тютелька в тютельку к автобусу. Девочек Лариска подбирала честных, на воровстве никто не попадался, да еще и попытки пресекали – Соловьеву докладывали, кто из вахтенных нечист на руку, кто много языком треплет, кто недоволен работой. А главный милиционер уж доводил до сведения начальства, если, конечно, его спрашивали. Или сам вмешивался. Никому не нужны были неприятности.