Истории про девочку Эмили

Монтгомери Люси Мод

— За мной приехали из Уайт-Кросс; там тяжелый случай воспаления легких, — сказал он, — а утром мне придется ехать в Шарлоттаун, чтобы присутствовать на операции миссис Джеквелл. Я обещал ей, что приеду. Вернусь вечером. Эмили очень беспокойна… вероятно, ее легко возбудимая нервная система чрезвычайно чувствительна к лихорадке. Что это за вздор она бормочет про Женщину-ветер?

— Ох, не знаю, — сказала тетя Элизабет обеспокоенно. — Она всегда говорит такую чепуху, даже когда здорова. Аллан, скажите мне откровенно… существует какая-то опасность?

—

При такой форме кори опасность есть всегда. Мне не нравятся симптомы… к этому времени уже должна была появиться сыпь, а ее и в помине нет. У девочки очень высокая температура… но, думаю, нам пока нет нужды беспокоиться. Если бы я думал иначе, не поехал бы в город. Старайтесь по возможности не волновать ее… потакайте ее причудам, если можете… не нравится мне этот бред. Вид у нее ужасно страдальческий… кажется, она чем-то встревожена. Ее что-то очень заботило в последнее время?

— Я ни о чем таком не знаю, — сказала тетя Элизабет. Она вдруг с горечью осознала, что в действительности очень мало знает о внутренней жизни ребенка. Эмили ни разу не поделилась с ней ни с одной из своих маленьких забот и тревог.

— Эмили, что тебя тревожит? — спросил доктор Бернли ласково… очень ласково… и нежно… ах, до чего нежно… и взял горячую, беспокойную маленькую руку в свою большую.

Эмили подняла на него безумные, яркие от лихорадки глаза.

— Она не могла так поступить… не могла.

— Разумеется, не могла, — сказал доктор бодро. — Не тревожься… она так не поступила.

«О чем она говорит?» — спросил он взглядом у Элизабет, но та отрицательно покачала головой.

— О ком ты говоришь… дорогая? — Впервые она назвала Эмили «дорогая».

Но Эмили уже заговорила о другом. Колодец в поле мистера Ли стоит открытым. Кто-нибудь наверняка упадет в него. Почему мистер Ли его не закрыл? Доктор Бернли предоставил тете Элизабет успокаивать Эмили на этот счет, а сам поспешил в Уайт-Кросс.

У двери он почти споткнулся о Перри, который сидел на каменном пороге, съежившись и в отчаянии обняв обеими руками загорелые колени.

— Как там Эмили? — потребовал он ответа, схватив доктора за полу сюртука.

— Отстань… я спешу, — проворчал доктор.

— Вы скажете мне, как там Эмили, а иначе я буду висеть на вашем сюртуке, пока он не разъедется по швам, — упрямо заявил Перри. — Я не могу добиться ни одного разумного слова от этих старых теток. Скажите же мне вы.

— Она больна, но пока у меня нет серьезных опасений на ее счет. — Доктор снова дернул свой сюртук… но Перри не отпускал: он хотел сказать свое последнее слово.

— Вы должнывылечить ее! Если с Эмили что-нибудь случится, я утоплюсь в озере… помните об этом!

Он отпустил полу сюртука так неожиданно, что доктор Бернли чуть не растянулся на земле. Затем Перри снова съежился на пороге и бодрствовал там, пока Лора и кузен Джимми не ушли спать, а после этого

прокрался в дом и сел на лестнице, где мог слышать каждый звук в комнате Эмили. Он просидел там всю ночь со сжатыми кулаками, словно нес караул, чтобы не подпустить невидимого врага.

Элизабет Марри оставалась у постели Эмили до двух часов ночи, затем ее сменила Лора.

— Она без конца бредит, — сказала Элизабет. — Хотела бы я знать, что ее тревожит… что-то тут есть, я уверена. Не все, что она говорит, просто бред. Она без конца повторяет: «Она не могла так поступить», — таким умоляющим тоном. Я все думаю… ох, Лора, помнишь, как я тогда прочитала ее письма? Как ты полагаешь, она говорит обо мне?

Лора отрицательно покачала головой. Она еще никогда не видела Элизабет такой взволнованной.

— Если ребенку… не станет… лучше… — начала было тетя Элизабет.

Больше она ничего не сказала и торопливо вышла из комнаты.

Лора села у постели. Она была бледной и осунувшейся от тревоги и усталости: хоть она и провела несколько часов в постели, ей так и не удалось уснуть. Она любила Эмили как собственного ребенка, и ужасный страх, завладевший ее душой, не покидал ее ни на миг. Она сидела и беззвучно молилась. Эмили забылась беспокойным сном, который длился, пока в комнату не пробрался серый рассвет. Тогда она открыла глаза и взглянула на тетю Лору… посмотрела сквозь нее… посмотрела куда-то за нее.

— Я вижу, как она идет через поля, — сказала она высоким, звонким голосом. — Она идет так весело… она поет… она думает о своей малышке… ох, остановите ее… остановите ее… она не видит колодца… так темно, что она его не видит… ох, она падает в него… она упала в него!

Голос Эмили поднялся до пронзительного визга, который донесся до комнаты тети Элизабет и заставил ее бегом пронестись через переднюю прямо в ночной рубашке.

— Что случилось, Лора? — задыхаясь, спросила она.

Лора в эту минуту пыталась успокоить Эмили, которая с багровыми щеками и все тем же устремленным вдаль диким взглядом пыталась сесть в постели.

— Эмили… Эмили, дорогая, тебе просто приснился страшный сон. Старый колодец Ли не открыт… никто в него не упал.

— Нет, упал! — пронзительно выкрикнула Эмили. — Онаупала… я видела ее… я видела ее… с «сердечком червонной дамы» на лбу. Вы думаете, я не знаю ее?

Она упала на подушку, застонала и взмахнула руками, которые Лора Марри от удивления выпустила из своих.

Хозяйки Молодого Месяца смотрели друг на друга поверх ее кровати в смятении… и объятые почти смертельным ужасом.

— Кого ты видела, Эмили? — спросила тетя Элизабет.

— Маму Илзи… разумеется. Я всегда знала, что она не совершила того ужасного поступка. Она упала в старый колодец… она сейчас там… пойдите… пойдите и вытащите ее оттуда, тетя Лора. Пожалуйста!

— Да… да, конечно, мы вытащим ее, дорогая, — сказала тетя Лора успокаивающе.