Истории, рассказанные у камина (сборник)
Шрифт:
Ворд Мортимер протянул мне записку.
– Вы разбираетесь в почерках? – с многозначительной улыбкой спросил он. – Теперь посмотрите на это! – Он положил передо мной еще одно письмо. Сравните, как написана буква «а» в словах «поздравляю» и «непоправимое». Посмотрите на прописные «М». А тире вместо точки!
– Нет никакого сомнения, что это писал один человек… Хотя в первом письме он и пытался изменить почерк.
– Второе, поздравительное письмо было написано мне профессором Андреасом, когда я получил назначение.
От удивления я какое-то время молча смотрел на своего друга, потом повернул письмо и на обороте увидел подпись: «Мартин Андреас». Для любого, кто хоть что-то смыслит в графологии {346} , не могло быть никаких сомнений в том, что это именно профессор написал своему преемнику анонимное письмо, в котором предостерегал его от воров. Это было необъяснимо, но очевидно.
– Зачем он это сделал? – недоумевал я.
– Именно этот вопрос я собирался задать вам. Если у него есть какие-то подозрения, почему он не пришел и не сказал мне о них напрямую?
346
…графологии…– Графология (от гр. gr'apho – пишу – и l'ogos – слово, учение) – учение о почерке.
– Вы поговорите с ним об этом?
– Даже не знаю. Он может отрицать, что это он его написал.
– Во всяком случае, – высказал я свое мнение, – это предупреждение сделано с благими намерениями, и я на вашем месте прислушался бы к нему. А что, сейчас вы достаточно надежно защищены от ограбления?
– Как будто да. Посетителей пускают только с десяти до пяти, на каждые два зала приходится по охраннику, который стоит у двери между ними и поэтому видит все, что происходит в каждом из них.
– А ночью?
– Когда посетители уходят, мы сразу же закрываем большие железные ставни, которые совершенно не поддаются взлому. Охранник – человек надежный. Он сидит в фойе, но каждые три часа обходит все здание. Всю ночь в каждом из залов горит электрическая лампа.
– Даже не знаю, что можно еще придумать… Разве что оставлять на ночь охранников, которые дежурят днем?
– Мы не можем себе этого позволить.
– Я мог бы связаться с полицией и договориться, чтобы на Белмор-стрит рядом с музеем дежурил констебль, – предложил я. – А что касается письма, если его автор предпочитает не называть своего имени, думаю, он имеет на это право. Будущее покажет, насколько серьезны его опасения.
После этого мы заговорили на другую тему, но в тот вечер, вернувшись домой, я еще долго пытался понять, зачем понадобилось профессору Андреасу писать анонимное письмо своему преемнику. В том, что именно он являлся автором этого письма, я был так же уверен, как если бы видел своими глазами, как он его писал. Он считал, что коллекции угрожает какая-то опасность. Неужели именно из-за этого он оставил пост хранителя музея? Но если так, почему он не решился предупредить Мортимера от своего имени? Лежа в кровати, я размышлял над этими вопросами, пока наконец не забылся беспокойным сном.
На следующее утро я проснулся позже обычного. И разбужен я был довольно необычным, но действенным образом. Примерно в девять часов в мою спальню ворвался Мортимер с перекошенным от ужаса лицом. Мой друг был одним из аккуратнейших людей, которых я знал, но сейчас воротничок его был расстегнут, узел на галстуке распущен, а цилиндр съехал на затылок. Мне достаточно было взглянуть в его безумные глаза, чтобы понять, что произошло.
– Музей ограбили! – закричал я, вскакивая с кровати.
– Боюсь, что да! Камни! Камни урим и туммим! – задыхаясь, выпалил он, поскольку едва переводил дух от быстрого бега. – Я в полицию, а вы, Джексон, бегите скорее в музей! До встречи!
В полном смятении он бросился вон из комнаты, и с лестницы донеслась торопливая дробь его шагов на лестнице.
Я поспешил выполнить его указание, но, когда пришел в музей, он уже был там с полицейским инспектором и еще одним престарелым джентльменом, который оказался мистером Первисом, одним из партнеров знаменитой торгующей алмазами фирмы «Морсон и Ко». Как эксперт по драгоценным камням он был готов в любую минуту оказать помощь полиции. Все они сгрудились вокруг витрины, в которой был выставлен нагрудник иудейских первосвященников. Украшение достали из ящика и положили на стеклянную крышку. Над ним склонилось три головы.
– Кто-то явно приложил к нему руку, – сказал Мортимер. – Я сразу это заметил, когда сегодня утром проходил по залу. Вчера вечером я его осматривал, поэтому понятно, что это случилось ночью.
И действительно, сомнений быть не могло, кто-то явно с ним поработал. Крепление верхнего ряда камней – рубина, топаза, изумруда и карбункула – были исцарапаны и испещрены зазубринами, как будто кто-то скоблил по ним острым предметом. Камни остались на месте, но прекрасная золотая оправа, которой мы любовались всего несколько дней назад, была безжалостно повреждена.
– Мне кажется, – сказал полицейский инспектор, – кто-то пытался достать камни.
– Я боюсь, что не только пытался, но и достал их, – заметил Мортимер. – Я думаю, что эти четыре камня – искусные подделки, которые вставили на место оригиналов.
То же подозрение, похоже, возникло и у эксперта, поскольку он очень внимательно осматривал камни через лупу. Наконец, подвергнув их еще кое-какой проверке, он с радостным видом повернулся к Мортимеру.
– Поздравляю вас, сэр, – искренне произнес он. – Я ручаюсь своей репутацией, что все четыре камня подлинные. И кроме того, камней такой чистоты мне еще не доводилось видеть.
Бледности в испуганном лице моего несчастного друга поубавилось, он облегченно вздохнул.
– Слава Богу! – воскликнул он. – Но тогда чего хотел вор?
– Может, он хотел их забрать, но ему помешали?
– Тогда он доставал бы их один за другим, а тут все четыре крепления ослаблены, а камни на месте.
– Действительно, все это очень странно, – произнес инспектор. – Никогда не видел ничего подобного. Давайте поговорим со сторожем.
Вызвали сторожа, мужчину армейской выправки с честным, открытым лицом, которого, казалось, происшествие это взволновало не меньше, чем Ворда Мортимера.