История Англии от Чосера до королевы Виктории
Шрифт:
Таким образом, обширный и разнообразный заморский опыт навсегда вливался в каждый город и каждую деревушку викторианской Англии. Со времени Тюдоров влияние моря было сильно даже в нагорных деревнях, ни одна из которых не отстояла далее чем на семьдесят миль от устьев рек, впадающих в море. А к старому морскому влиянию было в равной мере добавлено колониальное. Наш островной народ был в некоторых отношениях наименее островным из всего человечества. Европейцам мы казались островитянами, потому что мы не жили на континенте. Но наш опыт и возможности были большими, чем у народов других стран.
Викторианское процветание и викторианская цивилизация, схожие и в более грубых, и в более высоких проявлениях, были обязаны своим существованием тому, что целое столетие Англия не вела крупных войн и не подвергалась какой-либо серьезной национальной опасности. Пользуясь безопасностью под защитой флота, англичане думали обо всех проблемах жизни в условиях мира и безопасности, которые были на деле результатом временных и местных обстоятельств, а не являлись частью всеобщего порядка природы. Ни одна из великих стран, за исключением говорящей по-английски Америки, никогда не была столь крайне штатской по своим мыслям и практике, как викторианская Англия.
Служба в армии в невоенное время рассматривалась средними классами и трудящимися как позорное занятие.
Это были вульгарные взгляды, особенно когда они сопровождались случайными порывами джингоизма, подобными тем, которые предшествовали Крымской и Бурской войнам и чуть не вызвали несколько других. Но в течение ста лет после Трафальгара и Ватерлоо это не привело к роковым результатам. Мы владели морями и океанами, которые были тогда полем человеческой деятельности. В целом наше господство на океанах и вдоль берегов всего света использовалось в XIX веке для защиты мира, доброй воли и свободы. Если бы оно было уничтожено, человечество стало бы дышать более затхлым воздухом.
Беспечные викторианцы мало знали о духе и внутренних делах милитаризированного континента, около которого находится этот зеленый и счастливый остров. Они больше знали о делах и людях Австралии, Америки и Африки. Европа с ее Альпами, картинными галереями и древними городами была для англичанина местом развлечения. Мы были островитянами с заморской империей, а не жителями континента. Мы были матросами, а не солдатами. Мы думали о европейской политике не с точки зрения власти или нашей национальной безопасности, но соответственно тому, нравились или не нравились нам правительства Турции или России, Наполеон III или итальянское Рисорджименто. Иногда мы были правы в этих симпатиях, иногда ошибались. Но, во всяком случае, здесь не могло быть последовательной национальной политики и вооружения, приспособленного к этой политике. Для англичанина иностранные дела были отраслью либеральной и консервативной политики, слегка окрашенной эмоциями, делом вкуса, а не вопросом существования.
В Викторианскую эпоху такое отношение было допустимо без гибельных последствий. Но когда царствование и столетие подошли к концу, стала неизбежной грозная революция во всех человеческих делах. Был изобретен двигатель внутреннего сгорания, и должно было стать очевидным, что это ведет к уничтожению расстояний. Легковой автомобиль и грузовик, подводная лодка, танк, самолет должны были положить начало новой эпохе, весьма отличной от прошлого, как в период мира, так и в период войны. Англия же была той страной, которую это затронуло в наибольшей степени, так как она наполовину утратила выгоды своего островного положения. Господство на море нельзя больше удерживать только при помощи кораблей, и, сохранялось оно или нет, самолет мог осквернить тысячелетние святыни мирного острова. При таких условиях, если бы наше легкомысленное отношение к силе континента и наш совершенно штатский образ мыслей, наш отказ вооружаться в соответствии с новыми потребностями продолжались слишком долго, это могло бы стать очень опасным.
И даже в мирное время нового века автомобильный транспорт произвел более быструю экономическую и социальную революцию за первые сорок лет XX столетия, чем смогли произвести железные дороги и паровые машины. В век железных дорог, дополняемых конным транспортом и велосипедами, темп изменений – исчезновение местных и провинциальных различий – был хотя и быстрым, но все же ограниченным. Теперь же, при этих новых условиях, Англия обещала стать одним огромным, беспорядочным пригородом. Автомобильный транспорт создал настоятельную необходимость для государства контролировать развитие всего острова, но, к несчастью, это дело было предоставлено случаю и строителям-предпринимателям. Политическое общество не могло сразу приспособить свой образ мыслей к новым условиям, появляющимся с беспримерной быстротой.
Но в этом позднейшем периоде имеются и хорошие моменты. За первые сорок лет нового столетия прогресс, особенно в области образования и социального обслуживания населения, в действительности оказался столь огромным, что большего и нельзя было ожидать от ограниченной человеческой мудрости. Материальное положение трудящихся в 1939 году было намного лучше, чем в год смерти королевы Виктории.
Что теперь произойдет с Англией в мирное время и во время войны, историк не более способен предсказать, чем всякий другой. А грозные перемены, которые уже совершились за первые сорок лет нового столетия, несомненно, в скором времени будут выглядеть не так, как представляются нам теперь, и предстанут в новой исторической перспективе, Поэтому лучшим моментом для окончания социальной истории Англии является момент смерти королевы Виктории и конец века железных дорог.