История Англии от Чосера до королевы Виктории
Шрифт:
Панический страх некоторых приходских властей, как бы вновь прибывшие со временем не обременили налогоплательщиков, вынуждал пользоваться этим несправедливым правом совершенно произвольно. Закон о поселении ставил преграды подвижности рабочих, был грубым нарушением свобод англичан, которыми они так гордились. Однако его редко осуждали до того времени, когда много позднее Адам Смит подверг его уничтожающей критике. Трудно установить точно пределы, в которых этот закон действовал, и, по-видимому, Адам Смит преувеличил причиненный им вред и число случаев жестокой несправедливости. Но даже в лучшем случае он был большим злом; такова была обратная сторона похвальной попытки стюартовской Англии обеспечить содержание бедных с помощью местных общественных властей. Попытка эта в целом была небезуспешна, и в значительной степени ею объясняется мирный характер развития английского общества.
Ничто не указывало с большей очевидностью на возрастающее влияние сельского
Таким образом, множество бедных семейств было лишено многих хороших блюд, принадлежащих им по праву; даже и на тех немногочисленных йоменов, богатство которых ставило их вне сферы действия этого достопримечательного закона, смотрели с подозрением. Лучше всего это видно из слов добросердечного Роджера де Коверли; даже он дошел до того, что сказал «об йомене с годовым доходом около 100 фунтов», который как раз «подходил под закон об охоте», что «он был быхорошим соседом, если бы не истреблял так много куропаток» (добавим для ясности: истреблял на своей земле).
Чрезмерное стремление сельского дворянства к сохранению дичи имело серьезные социальные последствия для многих последующих поколений. С появлением охотничьего ружья это стремление значительно усилилось. При Стюартах ружейная стрельба постепенно вытеснила соколиную охоту, и так как птицы истреблялись теперь гораздо быстрее, их количество уже не казалось неистощимым. В царствование Карла II уже обычной была «стрельба влет», на она считалась трудным искусством, тем более что иногда практиковалась при верховой езде. Однако среди дворянства все еще была распространена ловля фазанов при помощи сетей и стрельба по ним, когда они сидели на деревьях.
Модным видом спорта была ловля птиц сетями на земле, часто с собаками, которые делали стойку над дичью, спрятавшейся в траве. Сохранилась запись, что Роджер де Коверли «в молодости взял 40 выводков куропаток за один сезон», возможно, таким способом. Ловля диких уток в большом количестве в сети, натянутые вдоль берегов, была промыслом в болотистых местностях и спортом в прудах при господском доме. Описание ловли всякого рода птиц ветками, намазанными клеем, ловушками и капканами – не только фазанов и диких уток, но также различных видов дроздов – все еще занимало видное место в руководствах «Джентльменских развлечений». Но несомненно, что охотничье ружье стало играть все более важную роль в охоте, и вместе с ним появилась тенденция все больше и больше ограничивать категорию птиц, на которых разрешалось охотиться, некоторыми видами их, определяемыми термином «дичь». Недавно к этой «привилегированной» категории статутом были отнесены тетерев и глухарь; за исключением определенного времени года, заросшие вереском или кустарником места, где они прятались, запрещалось выжигать, и пастух, нарушающий закон, подлежал наказанию кнутом. Аддисоновский сквайр из партии тори заявил, что новый охотничий закон – единственный хороший закон, изданный после революции.
Охота на лисиц при последних Стюартах уже стала принимать черты, сближающие ее с современными видами охоты. В тюдоровские времена лисиц выкапывали из их нор, ловили сетями или, как при охоте на барсуков, травили собаками; крестьяне же убивали лисиц как вредителей. Дело в том, что в те времена олень все еще оставался преимущественно зверем для охоты. Однако вследствие беспорядков гражданской войны были разрушены оленьи заповедники и уничтожено так много красивого зверя, что во времена Реставрации во многих графствах пришлось заменять охоту на оленей охотой на лисиц. Но в графстве или в области все еще не было стай охотничьих собак, содержащихся за счет общественных сборов; дворяне все еще держали свои собственные стаи и приглашали своих соседей на охоту за зверем. Существовавшее прежде мнение, что джентльмены должны охотиться на оленя и на лисицу со своими собственными гончими, в своих собственных лесах, постепенно уступило место иным взглядам, а именно, что охотиться можно во всякой загородной местности независимо от того, кто является ее собственником.
В некоторых графствах лисьи норы заваливались, и лисиц ловили в открытом поле. В таких случаях нередко приходилось гнать лисицу по 10 или даже 20 миль. Но в Ланкашире и, вероятно, в других местах охотники загоняли лисицу в нору и затем ее выкапывали; если не удавалось загнать лисицу в нору, она обычно уходила. Возможно, что тогда еще не была выведена такая неутомимая порода гончих, какая имеется в настоящее время.
Охота на оленя со всей пышностью охотничьего ритуала, освященного временем, все еще сохранилась как благороднейший вид спорта, но постепенно она приходила в упадок, по мере того как потребности сельского хозяйства в земле сокращали количество лесов и ставили предел размерам оленьего заповедника, который каждый дворянин стремился огородить вокруг своего господского дома.
Более широко, чем охота на оленей и на лисиц, была распространена среди населения травля зайца «с мелодично лающими» гончими; дворяне верхом, а простой народ, во главе с егерем, – пешком. Эта охота носила характер народного сельского спорта, возглавляемого, конечно, дворянством, но в нем принимали участие соседи всех общественных слоев – от высших до низших.
Другим видом народного спорта были: борьба по различным правилам и приемам, принятым в различных частях страны; различные примитивные виды футбола, а также всякого рода игра в ручной мяч, часто переходившая в добродушную борьбу между всем мужским населением двух деревень. Фехтование, бокс, поединки, стравливание быка с медведем вызывали восторг народа, который еще не выучился смотреть с отвращением на причиняемые страдания. И действительно, излюбленным удовольствием были зрелища, меньше всего похожие на спорт, – повешение и сечение плетьми. Но из всех видов народного спорта самым популярным был петушиный бой; в устраиваемый при этом тотализатор все классы общества вкладывали свои сбережения, делая еще большие ставки, чем на скачках. Но и скачки начали занимать большее место в национальном сознании благодаря покровительству Карла II скачкам в Ньюмаркете, а также благодаря улучшению породы верховых лошадей в результате скрещивания арабской и берберийской пород.
При последних Стюартах из моды иради здоровья часто посещали курорты. Впервые после римских времен внимание знати начали привлекать воды Бата, но этот прекрасный город тогда еще не был выстроен. Северные джентри и их семьи охотнопосещали Бакстон и Харрогейт, но двор и высший свет Лондона в большом числе и чаще всего можно было встретить среди деревенских коттеджей вокруг Танбридж Уэлза, где в 1685 году придворные выстроили для себя церковь, назвав ее в честь короля-мученика Карла I.
Приморское побережье еще не имело своих приверженцев: доктора еще не открыли целебные свойства его воздуха; никто еще не хотел купаться в водах океана или восторгаться с берега его красотами. Море было «английской общей собственностью», путем к рынкам, «рыбохранилищем», плацдармом для войны и наследием потомству. Но еще никто не стремился к морскому побережью или в горы для восстановления здоровья и бодрости духа.
На протяжении столетия при правлении Стюартов частные обложения налогами английских графств делались в фискальных целях: отчеты указывают суммарно географическое распределение богатств страны. Самым богатым графством был Мидлсекс, так как в него входила значительная часть Лондона; самым бедным – Камберленд; Суррей благодаря расширению Лондона и его рынка поднялся с восемнадцатого места в 1636 году до второго в 1693 году. Следующим по богатству шел Беркшир и группа земледельческих графств к северу от Темзы: Хартфордшир, Бедфордшир, Бакингемшир, Оксфордшир и Нортгемптоншир. Их богатство заслуживает внимания, особенно если учесть, что в них не было больших городов, промышленных округов или угольных копей и что их сельское хозяйство велось преимущественно на открытых полях; но они находились недалеко от лондонского рынка. Таким образом, центральные графства в среднем были самыми богатыми. Затем шли южные графства, включая Кент и Суссекс, с землями старого огораживания, с фруктовыми садами и с овцеводческими пастбищами в долинах. За ними шла Восточная Англия с ее благодатными для земледельца умеренными осадками и Эссекс, примыкающий к Лондону. Следующим по богатству был Запад, находящийся далеко от столицы и страдающий от слишком влажного климата. И, наконец, последнее место занимал Север, еще недавно бывший мятежным и все еще бедный. Самыми бедными графствами в Англии были семь: Чешир, Дербишир, Йоркшир, Ланкашир, Нортамберленд, Дарем и Камберленд. Бедность северных графств тем более поразительна, что все они имели угольные копи, а Йорк и Ланкашир, кроме того, текстильную промышленность. Но богатство, которое производилось этими отраслями промышленности, еще не было использовано в большом масштабе для улучшения сельского хозяйства в этих отсталых северных местностях. Это было сделано в следующем столетии, когда богатство рудников в Тайнсайде было использовано для удобрения болотистых земель соседних графств.