История Авиации 2004 01
Шрифт:
Переучивание на американские истребители длилось полтора месяца. После получения самолетов в Кировабаде полк, пополненный до штатной численности летным составом, 8 октября 1943 г. приземлился на аэродроме Нижняя Ланная, чтобы принять участие в битве за Днепр. Большей частью на полк и дивизию возлагались задачи по прикрытию войск, переправ и плацдармов.
Сменив за неполные три недели несколько аэродромов, 28 октября 508-й ИАП перебазировался на аэродром Пятихатка возле городка Желтые Воды. С него пришлось действовать следующие четыре месяца, а уже на следующий день Василий провел результативный воздушный бой на новой машине:
«У меня в Пятихатке была “Отечественная война”, больше не награждали. Я иногда смотрю — ребята не замахиваются, а “Боевой’, глядишь, дали… Мои подопечные, друзья — смотрю, помаленечку набирают…
И вот, вылетаем раз на Ингулец, река такая — переправы прикрывали. Четверкой, я с Калининым и Стройков с Сандыгой. Вылетели. Прилетаем туда — смотрим, девятка “Хейнкелей-111-х ’, заходят вдоль реки плотным строем…
Я даю команду, вышли вверх, парами разделились и пошли в атаку… Пошли, а на “Хейнкеле” заградительный огонь хороший, не дают близко подойти… И вот, стараешься такую змейку делать, а потом подходишь вплотную и бьешь… Ну, и ребята — Стройков, смотрю, тоже одного ударил…
Ну, одну, вторую атаку. Смотрю — Стройков, раз — и ушел, получил пробоину. Калинин, смотрю, то же самое… Сандыга заходит, отстрелялся, и, выходит вправо, живот подставил всей площадью, и ему влепили. Он ушел, остался я один… А там пара “Мессершмиттов” дежурит. Да, я “Хейнкеля” добил, заходов пять, наверное, сделал, по ведущему, я ведущего взял… Смотрю — он отстал от группы, вертикально задрался, куда- то там свалился… Я вышел из атаки, смотрю — остался один. Теперь, вижу — “Кобра” ходит, разворачивается в сторону фронта, туда, к ним… Я давай по радио — “Кобра”, курс, курс — развернись на столько-то градусов… Оказывается — загорелась машина, и он уже ничего не видит…
Пара “Шмитов” — на меня навалились. И вот, у меня прием такой был — подпускаю в хвост, на дистанцию огня. Отхожу со снижением с небольшим, полный газ, ухожу по прямой. Они заходят парой за мной, а я разгоняю, смотрю за ними. Потом подпустил, уже вот, на предельную дистанцию, делаю рывок — раз! Небольшой рывок вверх, отрываюсь от них, прицел сбиваю…
И начинаю — они ко мне подтягиваются, а я от них, постепенно. Не сразу рывком, а то потеряешь скорость и свалиться можно. И так, ступенечка за ступенькой, и дотянул до того, почти до потери скорости, вот… Ну, и они то же самое, висят. И, смотрю, значит, один сваливается, второй за ним, я свою машину бросаю прямо за ним, просто бросаю. В первый момент я отстал, потом начинаю потихонечку догонять. А “Кобра ” — у нее хорошая аэродинамика, она тяжеловата, а потом как разгонится, смотришь — как бы только не выскочить вперед. И вот, я за ними, и бью одного — он сваливается, второй влево — и домой, на Знаменку ушел, там у них аэродром был.
Теперь Сандыга. Он выпрыгнул на нашей территории, самолет летал без него. Ну, я уж после этой свалки смотрю — “Кобра” летает… Я спрашиваю — Сандыга? Молчит… И, главное, так вот она — летит, нос задирает, скорость теряет… Потом нос опускает, и опять набирает скорость…
Смотрю — загорелась, делает переворот, в землю, и готово. А он выпрыгнул, Сандыга. Подпалил шевелюру, да сапоги еще кирзовые припалило… Выпрыгнул к танкистам — там танкисты были. Ну, говорит — меня схватили, давай целовать… Потом, говорит, танкисты ему — поедем на передовую, посмотреть, где упал «Хейнкель». Он на нейтральной полосе упал. В общем, они и подтвердили…
Прилетаем, и я этим, оставшимся (Калинину и Стройкову удалось посадить подбитые машины на своем аэродроме. — Прим. Авт.), говорю — пошли в штаб дивизии. Идем — навстречу зам. командира дивизии Горегляд. Я его не знал, он в звании майора. Подходит — ну, что там? — начинает… Я говорю — мне некогда, мне надо в штаб… Он — Докладывайте! Ну, докладывайте — вот, пожалуйста, провели бой… Потом, назавтра, в нашей землянке полковой Горегляд с командиром полка Зайченко, вызывают меня. Горегляд спрашивает — сколько сбил? Я говорю — столько-то. Какие награды? Я так, со злостью, распахнул куртку, говорю — вот мой весь иконостас! Ну, и он это раскрутил. Послали мне на три “Красного Знамени”, привезли один…» Два немецких бомбардировщика, упавших в районе населенного пункта с абсурдным названием Ново-Стародуо, были расписаны на пары Михалев — Калинин и Стройков — Сандыга, кроме того, Михалеву записали лично сбитый «мессер».
После
На следующий день, 30 октября 1943 г., Василий совершил свой второй таран, сам, правда, того не желая: «Низкая облачность была, никто не летал, а надо было для командования какое-то действие авиации… Командир полка выделил четверку — меня, Стройкова, своего ведомого Коломийца… И четвертый — молодой летчик, фамилия заканчивалась на “ий” кажется — не помню сейчас. Пришли под Кривой Рог… И вот, с облаков, наперерез мне, что-то штук 12, что ли, “87-х” вывалилось. А мы как шли наперерез — я дал очередь со всех точек, и они кто куда рассыпались… Я отошел, смотрю — тройка над нашей территорией, и делает разворот. Я к ним пристроился, среднего взял — вколотил туда очередь хорошую, он встал вертикально и стал падать… Я развернулся, смотрю, их уже только двое уходит. Я к одному пристроился, давай вести огонь по нему. И так увлекся, что подхожу прямо вплотную, и что-то бью — и никак он не падает. Дал еще сильную очередь, смотрю — он передо мною на дыбы встал, и всё… Я вижу все заклепки, и так вот, боком на него… Он падает, а моя машина — бочку со снижением, бочки четыре — только небо, небо и земля… Ручку выбило из рук. Я ее поймал, вывел, выровнял машину, попробовал, смотрю — слушается. Но слушается так это, с запозданием реагирует. Смотрю, мои ребята догоняют, с левой стороны. И что-то такое, не пойму — посмотрел в левую сторону — смотрю, стабилизатор с левой стороны согнутый. Ну, и тот, “87-й”, в землю, а я, значит, пришел домой. Нормально пришел, только на земле смеялись — говорят — у “Кобры” три ноги, а тут четыре… Да, минуточку, забыл — здесь же, стал осматриваться, гляжу — в том же месте, где “87-е” были, — “Мессершмитты” выскакивают… Я развернулся, говорю — братцы, за Сталина, за мной! Ну, всей четверкой на них, не знаю, сколько там их было… Тоже наперерез дал очередь, они врассыпную… Стройков одного сбил. Потом, на земле уже, обнаружили — руль высоты вообще оторванный, стабилизатор на обшивке висел… Одного мы потеряли тогда, молодого…»
Стоит добавить, что погиб младший лейтенант Евгений Щербицкий, а в авторстве победы над «мессером» Василий Павлович, скорее всего, ошибается. Две победы — Ju87 и Bf109 — засчитаны младшему лейтенанту Анатолию Коломийцу, который погиб меньше чем через месяц, 20 ноября — был сбит зенитной артиллерией. Второй таран Василия Михалева после войны в ряде литературных источников почему-то превратился в двойной, а однажды было даже написано про отважного летчика, «неоднократно совершавшего тараны». Сам Василий Павлович, посмеиваясь, так это прокомментировал: «Был у меня третий таран — еще в аэроклубе на У-2 протаранил другого курсанта. Потом заставили ремонтировать самолет…»
Доводилось и сажать подбитую машину на вынужденную. 22 октября группа (8 — 10 машин, точный состав сейчас Василий Павлович уже не помнит), в которой был и Михалев, перехватила над переправами через Днепр девятку «Хейнкелей», прикрытую «Мессершмиттами». Прорваться к бомбардировщикам удалось только Михалеву и Павленко. После нескольких атак Михалеву удалось сначала отколоть от строя ведущего девятки (тот с горящим двигателем отстал от группы и потянул на свою территорию), а потом и сбить его.
Дальше события развивались следующим образом: «Короче говоря, отстрелялся я и пошел домой. Днепр перелетел, и у меня двигатель заглох — заклинило его, маслопровод, видимо, перебили. Заглох, я пошел на вынужденную, подобрал площадку, сел на шасси. Вылез, посмотрел — машина вся изрешечена была. Там мастерские танковые были, мужики подбежали, говорят — давай толкать в кусты машину, а то сейчас накроет артиллерией… Затащили. Я переночевал у них, назавтра домой, пешком…»
Сбитый «Хейнкель» был засчитан Василию как групповая победа. Вообще, по словам Василия Павловича, среди немецких бомбардировщиков именно He111 был самой трудной мишенью. Несмотря на медлительность, самолет был хорошо вооружен, а главное — был очень живуч. В полковых документах зафиксирован и другой эпизод, на этот раз приведший к потере машины: