История болезни
Шрифт:
– Я всегда говорил, что играть может только свободный человек,- мой собеседник наклонился почти к самому моему уху, знакомый навеявший приятное, но такое неуместное сейчас воспоминание чуть терпкий запах модного мужского парфюма вернул меня в происходящее.- Такие, как ваш любезный Иван и приводят к тому, что игра выглядит в глазах общества занятием недостойным и даже опасным.
– Что ты меня моей удачей попрекаешь. Я за все заплатил!
– казалось, Иван сдерживается из последних сил.
– За все ли?
– Чего тебе еще? Смерти моей хочешь?
Мерзкое хихиканье прервал совершенно бесстрастный голос третьего участника этой фантасмагории.
–
– Двенадцать!
– победно рявкнул Иван, еще раз бросая кости.
– Извините, но вам опять шах.
– Да у вас всегда шах, - неожиданно с усмешкой в голосе произнес Вадимыч.
– Сколько помню, вам никогда не удавалось объявить кому-нибудь мат.
– Ты что, какой мат. Ты знаешь, что такое его мат?
– рука Ивана как-то странно взметнулась, то попадая в светлый, круг, то исчезая. Я с трудом поняла, скорее догадалась, что он истово перекрестился.
– Ты, что же боишься его?
– голос был ровен и бесстрастен.
– А ты, значит, смерти не боишься?
– Я не боюсь. При жизни смерти бояться - при жизни и умереть. В живом должна жизнь жить, а впустил в себя смерть, считай, умер.
– Так, что же вам и умереть будет не жаль?
– Может быть, и жаль. Но если я знаю, что солнце вечером зайдет, так мне что прикажете с утра об этом горевать. Нет уж, увольте. Я намерен радоваться ему сполна, с первого луча до последнего. А потому не в вашей власти мне мат поставить. Не вы мою игру начинали, не вам и завершать.
Рука Ивана нервно шарила по столу. Бокал привычный ищет, сообразила я, не нашел и грохнув кулаком по столу и на удивление тихо выругавшись, он вдруг резко поднялся, опрокинув тяжеленный стул, шагнул к одной из картин, за которой оказалась дверь, и вышел.
– Каждый раз надеюсь, посидим, как приличные люди, поговорим достойно, и каждый раз одно и то же, - сокрушенно проскрипел Демон.
– Не любит он меня, да и вас, уважаемый, только терпит, - завздыхал он по-стариковски.
– Какое это имеет значение. Игра не зависит от наших отношений. Она идет и идет, с чем в нее войдешь, то и получишь. Не приписывайте себе чужих заслуг. Вы тут только служитель ее, а отнюдь не хозяин.
– Флеш-рояль в пиках. На стол легла вожделенная для любого игрока в покер, почти не бывалая высшая комбинация. Пять карт от туза к десятке одной масти. В этот раз пиковой.
– Поздравляю.
– Демон выдержал артистическую паузу, но голос его все же предательски дрогнул - Шах и мат.
Мы остались одни. Я с надеждой смотрела на все также невозмутимо курившего молодого человека.
– Ну, что же, будем, наконец, знакомы, Дмитрий, - он чуть приподнялся и слегка наклонил голову, небрежно обозначив положенный для воспитанного человека ритуал знакомства.
– Вы жаждете объяснений?
– улыбка насмешливая и самоуверенная пробежала по его лицу и исчезла в уголках губ.
– Я, понимаете ли, совершенно согласен с уважаемым Вадимычем, что никакая игра не стоит жизни, но совершенно не согласен, что имеет хоть какой-то смысл просто играть из любви к искусству. А потому не вижу никакой надобности входить в нее и быть там или жить. Да и вообще я не разделяю их романтического взгляда на то, что игра существует сама по себе, независимо от наличия или отсутствия игроков. Как возможность, да, но как отдельно и самостоятельно существующая реальность? Недоказуемо. Реальность игры это процесс взаимодействия всех ее участников. Нет хоть одного из компонентов, нет игры.
– Но, что же получается, - я, кажется, начала приходить в себя.
– Если вы не играете, то игры в этот момент не существует?
– Конечно, для меня не существует.
– Но для других, для тех, кто играет?
– Это их
— Я уже пытался однажды объяснить вам свою позицию. Я смотрю на игру, как на род деятельности, профессию, в конце концов, способ зарабатывания денег. Что вас так удивляет? — опередил он мой вопрос, мгновенно реагируя на изумление, которое несомненно отразилось у меня на лице. — И прекрасный я вам скажу, дорогая Сонечка, способ, не хуже многих других.
Он был убедителен, умен и в его рассуждениях, несомненно, присутствовала здравость ума и логика, но ни то, ни другое мне не подходило. Я была согласна с Вадимычем всей душой, всем опытом своим, хотя, конечно же ничего не смогла бы доказать, попытайся я это сделать, этому очень приятному, по мужски привлекательному, но все же совершенно чужому для меня в своем образе мыслей человеку..
Между тем, так заинтересовавший меня господин поднялся из-за покерного стола на встречу молодому человеку, который только что вошел в игровой зал и остановился в дверях, неуверенно оглядываясь вокруг, как оглядываются люди, впервые попавшие в незнакомое, но интересное место. И был тот господин, к моему великому удивлению, похож не на игрока, который оторвался от игры по каким-то своим надобностям, а на посетителя тренажерного зала пару часов с удовольствием тягавшего «железо», а теперь с не меньшим удовольствием направлявшегося в бар. И он действительно, приобняв своего молодого гостя, направился к ресторану, который заслуженно славился разнообразной и изысканной кухней и вышколенной прислугой.
– Ты очень во время, - услышала я его голос, когда они проходили мимо столика, за которым продолжали сидеть мы с Евгением Петровичем.
– Самое время перекусить. Заодно и поговорим.
Евгений Петрович попытался что-то сказать, но, увидев мое совершенно отрешенное лицо, с молчаливым поклоном отошел. И почти сразу по залу разнесся его громкий и раздраженный голос. Все шло своим чередом.
«Да, поиграть сегодня, как видно не придется». Я вышла в холл, где постепенно собиралась публика, пришедшая на концерт. Концертный зал при казино становился все более популярным местом и жил своей отдельной жизнью, иногда пересекаясь с жизнью зала игрового. Когда в праздничные дни и дни больших розыгрышей, хозяева заведения, люди несомненно умные и дальновидные, устраивали для игроков «халявные» развлечения, потакая человеческим слабостям и раскидывая в концертном зале роскошные столы с бесплатным угощением и бесплатными же музыкантами. Вот, когда начинался действительно спектакль.
Они всегда затягивали начало таких мероприятий. Толпа в холле густела, шумела и подбиралась поближе к дверям, чтобы оказаться среди первых и, толкая друг друга локтями, не жалея ни своих ни чужих «версачи» «хьюго боссов» и «армани», жаждала добраться до столов, заваленных красивой и вкусной едой, чтобы уже через несколько минут превратить это роскошество в поле битвы. В зрелище того, как навалив на одну тарелку мясные закуски, заливную осетрину, какие-нибудь изысканные, только что бывшие художественным произведением салатики и прикрыв все это великолепие ложкой икры и ананасом, серьезный господин, который, видит бог, вряд ли когда-нибудь признает, находясь в здравом уме и твердой памяти, что он, сытый и респектабельный, способен ради этой кучи снеди толкнуть даму, наступить на ногу не менее солидному господину, и пренебречь всем, чему учила мама и жизнь, выныривал из этого варева, лавируя между плотно поставленными столиками, совершенно счастливый, как был счастлив его давний предок с победным рычанием, притаскивавший в пещеру кусок честно добытого мамонта, было нечто раблезинское.