История борделей с древнейших времен
Шрифт:
Существует распространенное мнение, что «бинтование ног» возникло в среде танцовщиц императорского гарема.
И правда, между IX и XI веками император Ли Ю приказал любимой балерине стать на пуанты. Легенда повествует об этом следующим образом: «У императора Ли Ю была любимая наложница по имени Прекрасная Девушка, которая обладала утонченной красотой и была одаренной танцовщицей. Император заказал для нее лотос, сделанный из золота, украшенный жемчужинами и с красным ковром в центре. Танцовщице было приказано обвязать ступню белой шелковой материей и подогнуть пальцы таким образом, чтобы изгиб стопы напоминал лунный серп. Танцуя в центре лотоса, Прекрасная Девушка кружилась, напоминая восходящее облачко».
От этого реального события перевязанная ступня получила эвфемистическое название «золотой лотос», хотя очевидно, что нога была перевязана свободно: девушка могла танцевать.
Позже один эссеист, по-видимому
Типы:
лепесток лотоса, молодая луна, стройная дуга, бамбуковый побег, китайский каштан.
Особые характеристики:
пухлость, мягкость, изящество.
Классификации:
божественная (А-1): в высшей степени пухлая, мягкая и изящная;
дивная (А-2): слабая и утонченная;
бессмертная (А-3): прямая, самостоятельная;
драгоценная (В-1): подобная паве, слишком широкая, непропорциональная;
чистая (В-2): гусеподобная, слишком длинная и тонкая;
соблазнительная (В-3): плоская, короткая, широкая, круглая (недостатком этой ноги было то, что ее обладательница могла противостоять ветру);
чрезмерная (С-1): узкая, но недостаточно худая;
обычная (С-2): пухлая, распространенного типа;
неправильная (С-3): обезьяноподобная большая пятка, дающая возможность карабкаться.
Все эти различия лишний раз доказывают, что «бинтование ног» являлось опасной операцией. Неправильное наложение или изменение давления повязок имело неприятные последствия: никто из девушек не мог пережить обвинения в «большеногом демоне» и стыда остаться незамужней.
Даже обладательница «золотого лотоса» (А-1) не могла почивать на лаврах: ей приходилось постоянно и скрупулезно следовать этикету, налагавшему целый ряд табу и ограничений:
1) не ходить с поднятыми кончиками пальцев;
2) не ходить с хотя бы временно ослабленными пятками;
3) не шевелить юбкой при сидении;
4) не двигать ногами при отдыхе.
Этот же эссеист заключает свой трактат наиболее разумным (естественно, для мужчин) советом: «…не снимайте повязки, чтобы взглянуть на обнаженные ноги женщины, удовлетворитесь внешним видом. Ваше эстетическое чувство будет оскорблено, если вы нарушите это правило». Это верно.
В той же статье приводится рассказ женщины, которой в детстве бинтовали ноги, согласно старинным обычаям:
«Я родилась в консервативной семье в Пинг-Си, и мне пришлось столкнуться с болью при «бинтовании ног» в семилетнем возрасте. Я тогда была подвижным и жизнерадостным ребенком, любила прыгать, но после этого все улетучилось. Старшая сестра терпела весь этот процесс с 6 до 8 лет (это значит, потребовалось два года, чтобы размер ее ступни стал меньше 8 см). Был первый лунный месяц моего седьмого года жизни, когда мне прокололи уши и вдели золотые сережки. Мне говорили, что девочке приходится страдать дважды: при прокалывании ушей и второй раз при «бинтовании ног». Последнее началось на второй лунный месяц; мать консультировалась по справочникам о наиболее подходящем дне. Я убежала и спряталась в доме у соседей, но мать нашла меня, выбранила и притащила домой. Она захлопнула за нами дверь спальни, вскипятила воду и достала из ящичка повязки, обувь, ножи, нитку с иголкой. Я умоляла отложить это хотя бы на день, но мать сказала как отрезала: «Сегодня благоприятный день. Если бинтовать сегодня, то тебе не будет больно, а если завтра, то будет ужасно болеть». Она вымыла мне ноги и наложила квасцы, а затем обрезала ногти. Потом согнула по четыре пальца на каждой ноге и обвязала их куском ткани 3 м в длину и 5 см в ширину – сначала на правой ноге, затем на левой. После того как все закончилось, она приказала мне пройтись, но, когда я попыталась это сделать, боль показалась невыносимой. В ту ночь мать запретила мне снимать обувь. Мне казалось, что мои ноги горят, и спать я, естественно, не могла. Я заплакала, и мать стала меня бить. В следующие дни я пыталась спрятаться, но меня снова заставляли ходить. За сопротивление мать била меня по рукам и ногам. Избиения и ругательства следовали за каждым тайным снятием повязок. Через три или четыре дня ноги омыли и добавили квасцы. Через несколько месяцев все мои пальцы, кроме большого, были подогнуты, и, когда я ела мясо или рыбу, ноги разбухали и гноились. Мать ругала меня за то, что я делала упор при ходьбе на пятку, утверждая, что моя нога никогда не приобретет прекрасные очертания. Она никогда не позволяла менять повязки и вытирать кровь и гной, полагая, что, когда из моей ступни исчезнет все мясо, она станет изящной. Если я случайно сдирала корочку с царапины, то кровь текла ручьем. Мои большие пальцы ног, когда-то сильные, гибкие и пухлые, теперь были обернуты небольшими кусочками материи и вытянуты для придания им формы молодой луны.
Каждые две недели я меняла обувь, и новая пара должна была быть на 3–4 мм меньше предыдущей. Ботинки были неподатливы, и влезть в них стоило больших усилий. Когда мне хотелось спокойно посидеть у печки, мать заставляла меня ходить. После того как я сменила более 10 пар обуви, моя ступня уменьшилась до 10 см. Я уже месяц носила повязки, когда тот же обряд был совершен с моей младшей сестрой – если никого не было рядом, мы могли вместе поплакать. Летом ноги ужасно пахли из-за крови и гноя, зимой мерзли из-за недостаточного кровообращения, а когда я садилась около печки, то болели от теплого воздуха. Четыре пальца на каждой ноге свернулись, как мертвые гусеницы; вряд ли какой-нибудь чужестранец мог представить, что они принадлежат человеку. Чтобы достичь восьмисантиметрового размера ноги, мне потребовалось два года. Ногти на ногах вросли в кожу. Сильно согнутую подошву невозможно было почесать. Если же она болела, то было трудно дотянуться до нужного места хотя бы для того, чтобы просто его погладить. Мои голени ослабели, ступни стали скрюченными, уродливыми и неприятно пахли – я завидовала девушкам, имевшим естественную форму ног».
Вот как выглядит эта манипуляция с точки зрения XX века, века, в котором придумали пластическую хирургию:
«Представьте масштаб совершенных преступлений.
Миллионы женщин в течение 1000 лет подвергались нанесению жестоких увечий и становились калеками во имя эротики.
Миллионы людей в течение 1000 лет подвергались нанесению жестоких увечий и становились калеками во имя красоты.
Миллионы мужчин в течение 1000 лет наслаждались любовной игрой, связанной с обожествлением перевязанной ноги.
Миллионы матерей в течение 1000 лет наносили увечья и калечили своих дочерей во имя прочного брака».
Однако этот тысячелетний период является только верхушкой страшного айсберга: крайние проявления романтических отношений и ценностей, имеющих корни во всех культурах как сейчас, так и в прошлом, показывают, что любовь мужчины к женщине, его сексуальное обожание женщины, восторг и удовольствие, получаемое от нее, само ее определение как женщины требовали ее уничтожения, нанесения физических увечий и психологической лоботомии. Это и есть природа той романтической любви, которая основана на противоположных поведенческих ролях и отражена в истории женщины на протяжении веков, а также в литературе: он торжествует во время ее агонии, он обожествляет ее уродливость, он уничтожает ее свободу, использует женщину только как объект сексуального удовлетворения, даже если для этого требуется поломать ей кости. Жестокость, садизм и унижение возникли как основное ядро этики романтизма. Это уродливое ответвление культуры, какой мы ее знаем.
И дальнейшее знакомство с восточной культурой только подтверждает эти слова.
Жены хороши в постели, но они в основном необразованные, и мужчины начинают скучать рядом с ними. Их обыденная жизнь состоит из скандалов и ссор. Мужья, в свою очередь, предпочитают расслабляться, для этого они и идут в дома наслаждений.
Фонарики из красного шелка
Во время правления династии Тан (618–907) Пекин становится конечным пунктом шелковых путей. Иноземцы едут туда из Персии, Индии, Самарканда, со всей Центральной Азии; среди них буддисты, мусульмане и несторианцы. Китайцы тоже прибывают со всех концов страны, из всех провинций: коммерсанты, высокие чиновники, аристократы, приближенные двора, мелкие чиновники, солдаты, студенты наполняют улицы города.
В квартале Пинг-канг-ли, также называемом Пел-ли (Северный квартал), бордели предлагают огромный выбор удовольствий: от самых изысканных до самых жалких. Около этих домов – трущобы и притоны. Проститутка Чжоу Ми пишет, что в квартале живут заключенные и преступницы. Они закрыты здесь, и они никогда не выходят.
Некоторые из борделей принадлежат государству и предназначены для его служителей: здесь подают алкоголь и закуски и служат коан-ки (государственные проститутки). Частные дома удовольствий еще более комфортабельны и там подают изысканные кушанья. «Каждый из описанных здесь домов подразделяется на десять отделений. В каждом из них есть несколько десятков частных и незарегистрированных куртизанок, все восхитительно подобраны по моде и внимательны, готовы превзойти сами себя, чтобы очаровать гостей… Облокотившись на балюстраду, эти девушки приглашают клиентов, то есть «продаются гостям». Обеденные комнаты находятся на первом этаже, но «кровати тайком установлены на втором этаже. На дверях этих особенных кабаре подвешивают фонарики из бамбука и красного шелка… Благодаря этим фонарикам и можно узнать эти специальные кабаре». Возможно, это первое упоминание о красных фонарях.