История Будущего. Миры Роберта Хайнлайна. Том 23
Шрифт:
Я ошибался. Начальник отдела кадров вызвал меня к себе на следующий день, как только я кончил завтракать, но я его самого не увидел: принял меня старый знакомый мистер Джайлс. Я был несколько задет таким отношением ко мне и сухо спросил его, когда мне будут удобнее нанести официальный визит командующему.
Он чихнул и сказал:
— О, да. Разумеется, мистер Лайл, я совсем забыл сказать, что командующий поздравляет вас с прибытием и просит вас считать, что визит вежливости был уже нанесен не только ему, но и начальникам отделов. Мы сейчас все очень заняты, и он просил передать, что пригласит вас к себе специально в первую
Я отлично понимал, что генерал не посылал мне никакого такого послания и клерк просто следует установившемуся порядку. Но лучше мне от этого не стало.
Ничего не поделаешь. Я уже приступал к службу. К полудню я был официально зарегистрирован и поставлен на довольствие. Меня осмотрел врач, послушал сердце и взял анализы. Потом я получил шанс рассказать о своих похождениях, к сожалению, только магнитофону. Живые люди прокрутят запись, но я не получу такого удовольствия, как от живых слушателей. Потом меня загипнотизировали, и они получили послание, которое я нес в себе.
Это было уже слишком. Я спросил психотехника, который надо мной трудился, что за послание принес я в Главный штаб. От ответил коротко:
— Мы не говорим курьерам содержание посланий. Его тон указывал, что вопрос мой был нетактичен.
Тут меня прорвало. Не знаю, старше ли он меня по ранку (знаки различия на костюме отсутствовали), но мне было плевать.
— Что же получается, черт возьми! Мне что, не доверяют? Я тут рискую головой…
Он прервал меня и заговорил мягче, чем раньше:
— Дело вовсе не в том. Это делается для вашего же блага.
— Как так?
— Мы считаем, что чем меньше вы знаете того, что знать не обязательно, тем меньше вы сможете рассказать, если попадетесь в руки полиции, — это лучше и для вас, и для наших товарищей. Например, знаете ли вы, где сейчас находитесь? Могли бы указать это место на карте?
— Нет.
— Я тоже. Мне никто не рассказал об этом, потому что это знание мне в данный момент не нужно. Однако, — продолжал он, — я думаю, вам можно сказать в общих чертах: вы несли в себе обычные сводки и доклады, подтверждающие те данные, что мы получили другими путями. Раз уж вы все равно ехали к нам, то они нагрузили вас всякой всячиной. Я с вас три пленки списал.
— Обычные сводки? Почему же Питер ван Эйк сказал мне, будто я несу послание особой важности. Что же, он шутил?
Техник улыбнулся.
— Я знаю, что он имел в виду. Вы содержали в себе одно важное сообщение, касающееся, в первую очередь, вас самого. Вы несли в себе гипнотически собственное удостоверение личности…
Мои путешествия по врачам, психотехникам, отделам снабжения и так далее дали мне почувствовать размеры помещения. «Игрушечный городок» был административным центром. Энергетическая станция и склад находились в другом зале и отделялись от нас десятками метров скалы. Женатые пары устраивались, где им было удобнее. Примерно треть живущих там составляли женщины, и они чаще предпочитали строить свои «курятники» подальше от центра. Арсенал и склад боеприпасов находились в боковом туннеле, на безопасной дистанции от жилых помещений. Свежей воды было достаточно, хотя она была довольно жесткая, и в некоторых проходах текли подземные ручьи — источник, кстати, дополнительной вентиляции. Воздух всегда оставался свежим. Температура была постоянно 20°, а относительная влажность 32 % зимой и летом, днем и ночью.
К обеду я был уже на работе и трудился в арсенале, проверяя и налаживая оружие. Я мог бы и оскорбиться, потому что обычно это работа сержантов, но я понимал, что тут никто не заботился о чинопочитании (например, каждый сам мыл за собой посуду после еды). Да и разве плохо было после всех переживаний сидеть в прохладном арсенале и заниматься спокойным делом?
В тот же день перед ужином я вошел в гостиную и хотел присесть. И тут услышал знакомый баритон:
— Джонни! Джон Лайл!
Я подпрыгнул на месте от неожиданности и увидел бегущего ко мне Зеба Джонса, здорового старика Зеба, весьма некрасивое лицо которого украшала улыбка до ушей.
Мы долго хлопали друг друга по спине и плечам и ругались последними словами.
— Когда ты сюда попал? — спросил я наконец.
— Недели две назад.
— Как так? Ты же был еще в Новом Иерусалиме, когда я уезжал?
— Меня перевезли в виде трупа, в глубоком трансе. Запаковали в гроб и написали «заразно».
Я рассказал ему о своем путешествии, и мой рассказ явно произвел впечатление на Зеба; это очень поддержало мой дух. Затем я спросил, что он здесь делает.
— Я в бюро пропаганды, — сказал он. — У полковника Новака. Сейчас, например, пишу серию в высшей степени уважительных статей о жизни Пророка и его аколитов, о том, сколько у них слуг, сколько стоит содержать дворец, сколько стоят церемонии, ритуалы и так далее. Все это, разумеется, абсолютная правда, и пишу я с большим одобрением. Правда, я довольно сильно нажимаю на действительную стоимость драгоценностей и несколько раз упоминаю о том, какая великая честь для народа — содержать наместников бога на земле.
— Не понимаю я тебя, Зеб, — сказал я, нахмурившись. — Ведь люди любят глядеть на эти штуки. Вспомни, как туристы в Новом Иерусалиме бьются за билеты на храмовый праздник.
— Правильно. Но мы не собираемся распространять мои творения среди сытых туристов в Новом Иерусалиме, мы отдадим их в маленькие газеты долины Миссисипи и Юга — мы распространим их среди самых бедных слоев населения Штатов, среди людей, которые твердо убеждены: благочестие не должно быть роскошным, что бедность и добродетель — не синонимы. Пусть они начнут сомневаться.
— Вы серьезно думаете, что можно поднять восстание таким способом?
— Это тоже входит в подготовку к нему.
После обеда мы с Зебом отправились в его комнатку. Мне было спокойно и уютно. В тот момент меня мало волновало, что мы с ним участвуем в движении, которое имеет мало шансов на победу, и вернее всего мы или погибнем вскоре в бою или будем сожжены как бунтовщики. Кроме Зеба, у меня никого не осталось, и я себя чувствовал, как в детстве, когда мать сажала меня на стул в кухне и кормила пирогами.
Мы болтали о том о сем, и постепенно я многое узнал о нашей организации, в частности, обнаружил и был этим весьма удивлен, что не все наши товарищи были братьями. Я имею в виду братьев по Ложе.
— Разве это не опасно? — спросил я.
— А что ты, старина, ожидал? Некоторые из самых ценных наших товарищей не могут по религиозным соображениям присоединиться к Ложе. Но нам никто не давал монополии на ненависть к тирании и на любовь к свободе. В нашей борьбе нам нужна поддержка как можно большего числа людей. Любой идущий с нами по одной дороге — наш попутчик и товарищ. Любой.