История частной жизни. Том 1
Шрифт:
Итак, можно констатировать, что дома африканской аристократии, как и жилища знати в других частях Империи, предполагали несколько уровней, несколько модусов частной жизни. Обычно домашнее пространство включало в себя места и контексты, предназначенные как для индивидуального отдыха, так и для семейной жизни, в узком и вполне современном смысле слова: для хозяина дома, его супруги, которая, выйдя замуж (convenit in manum), переходила под «отеческую» руку мужа, а также для их детей. Кроме того, данная семейная структура предполагала возможность значительного расширения. Она не только была способна принять стороннюю женщину, вышедшую замуж за одного из членов семьи; отеческая власть, постепенно слабевшая вследствие эволюции нравов, продолжала задавать умозрительную рамку, позволявшую включать в состав домочадцев весьма много численные и разнородные элементы: помимо всевозможных родственников, сюда входила и прислуга, и рабы, среди которых принято было особо выделять vernaculi, тех, кто родился в доме, — что создавало специфическую внутреннюю структуру римской familia. Этот семейный словарь на языковом уровне отражает способность семьи интегрировать социальные от
Изучая именно архитектуру частного жилища, мы хотели бы внести свой вклад в разработку истории приватной жизни африканских элит и, следовательно, элит римского мира в целом. Подобный подход предполагает, что предметом систематического рассмотрения станут не только богатые городские жилища, но и тексты африканских авторов, представляющие собой источник информации не столь благодатный, как литература собственно италийская, но зато куда менее изученный, источник, который a priori можно считать единым целым с африканскими руинами. Такая точка зрения подразумевает также, что наши рассуждения основываются прежде всего на изучении руин domus’ов, то есть разрозненных фрагментов материальной культуры; при этом явления и единичные, и широко распространенные следует интерпретировать только Через посредство процедур сопоставления и классификации. Именно конкретные археологические данные позволяют, в изустной мере, обращаться к данным литературных текстов, проводить сравнения с другими провинциями или даже эпохами — а не наоборот. Этот подход, во–первых, дает возможность оперировать сведениями более достоверными, чем те, что можно извлечь исключительно из самих текстов, которые в значительно большей степени представляют собой интерпретации частной жизни, нежели свидетельства о ней. Во- вторых, он позволяет сопоставлять результаты исследований многочисленных ученых, которые, работая непосредственно с «почвой», содействуют пересмотру чересчур литературного и идеализированного видения античного мира, когда каждый предмет трактуется как произведение искусства, нагруженное символическими значениями. Сама по себе благотворная процедура демифологизации, однако, не исключает риска, поскольку иногда приводит к гиперкритицизму, к стремлению с чрезмерной осторожностью подходить к анализу качества и обстоятельств жизни интересующих нас элит. Таким образом, изучение домашнего пространства станет очередной попыткой понять реальную природу частной жизни. Для этого необходимо более отчетливо обозначить роль, которую в процессе строительства играл заказчик: в этом отношении руины могут быть весьма информативными.
ХАРАКТЕР ЖИЛИЩНОЙ АРХИТЕКТУРЫ ПРАВЯЩИХ КЛАССОВ
Интернациональность архитектуры
В античном мире характер архитектуры, свойственной социальным элитам, определяла сама природа Средиземноморья. Достаточно напомнить, что на протяжении столетий существовало культурное сообщество, базировавшееся на интенсивном обмене людьми, идеями, товарами, — сообщество, сердцем и движущей силой которого долгое время оставался греческий мир и внутренние системы связей которого значительно укрепились в ходе перемен, имевших место в эпоху эллинизма. Сквозь непрерывную череду конфликтов проглядывает не образ мира, разделенного на разноприродные и самодостаточные блоки, но, напротив, образ некоего единства, каждая составная часть которого своим собственным, уникальным образом сочленяется с целым. Это фундаментальное сходство наиболее отчетливо проявляется на уровне социальных элит, политические пристрастия которых напрямую обусловлены этой реальностью, а культура со всей очевидностью принадлежит единой цивилизации, которая несет определяющий отпечаток Греции.
Архитектура правящих классов Римской Африки прекрасно иллюстрирует эту закономерность. История жилищного строительства Средиземноморья начинается с весьма Решительной новации: введения в центр здания перистиля, то есть дворика, окруженного портиками, вокруг которого располагаются другие части дома. Это греческое изобретение было очень быстро адаптировано пуническим миром: доказательство тому — пример дома с колоннами в Керкуане, городе на мысе Бон, разрушенном и опустевшем к середине III века до н. э. Африканские элиты напрямую заимствуют у греков эту типовую конфигурацию жилища, более прочих соответствующую их представлениям о необходимом уровне престижа — поскольку она располагает в самом сердце жилища архитектурную композицию, сам масштаб которой в былые времена подобал бы только общественным зданиям.
Зато традиционный италийский дом с атриумом, то есть украшенным по периметру залом для приемов, не перекрытым в центральной части; залом, в который попадаешь непосредственно из входного вестибюля, — неизвестен в Африке. Долгие дискуссии значительно прояснили этот вопрос, в частности, благодаря
Разумеется, подобных архитектурных критериев в любом случае было бы недостаточно для идентификации атриума, так как сам этот термин подразумевает вполне определенную функцию помещения. Однако само расположение этих двориков с колоннами на плане африканских жилищ, а также характер их взаимосвязей с другими залами со всей определенностью свидетельствуют о том, что подобной роли они выполнять никак не могли. Таким образом, можно сделать вывод, что атриум в Африке существовал разве что в исключительных случаях, весьма немногочисленных, которые тем не менее могут претендовать на некую историческую уникальность, поскольку речь, по всей вероятности, должна идти об атриуме, достаточно далеком от исходных италийских образцов. Это подтверждается африканскими текстами, где даже слово это появляется всего один раз в описании эксцентричного сооружения (Apul., Met., II, 4), а также руинами, при интерпретации которых пользоваться данным термином в голову не приходит практически никому.
Отсюда следуют два вывода. Первый касается того, где именно знатные африканцы могли принимать многочисленных посетителей, которым никак нельзя было отказать в этой любезности; притом жилище было лишено атриума, который в Италии главным образом и брал на себя эту функцию: мы еще вернемся к рассмотрению этого важного вопроса. Второй затрагивает характер отношений африканской жилищной архитектуры с миром Средиземноморья. Отсутствие атриума показывает нам, что данная архитектурная традиция не представляла собой побочного продукта архитектуры италийской, но была специфическим образом связана с доминирующей в этой части мира культурой: она создала особый тип дома с открытым внутренним пространством, и ей не нужно было Дожидаться римского завоевания, чтобы узнать, что из себя представляет перистиль. Интеграция Африки в римский мир не создала новых связей: она всего лишь сделала более интенсивными связи уже существующие.
Теория архитектуры
Африканская жилищная архитектура, как и жилищная архитектура других римских провинций, является продуктом теоретической рефлексии и как таковая противопоставляется архитектуре местного типа, создававшейся без участия профессионального архитектора, так что один и тот же социальный заказ мог привести к постройке совершенно разных зданий. В последнем случае о проекте как таковом речь, вероятнее всего, даже и не заходила. Заказчик в общих чертах формулирует свои пожелания, ориентируясь на конкретные примеры из окружающей действительности. В результате формируются местные типы жилищ, в процессе создания которых большую роль играет импровизация, но которые при этом исходят из конкретных возможностей, предопределенных местными условиями, например климатом или имеющимися в распоряжении материалами.
Напротив, жилищная архитектура римской эпохи свобод на от подобного рода предопределенности и руководствуется социальными, эстетическими или индивидуальными интересами, которые позволяют разработать настоящую архитектурную программу, поскольку интенции как заказчика, так и архитектора формируются в рамках глубоко фундированной теории. Действительно, существует очень древняя традиция рефлексии на тему города и его составных частей, традиция архитектурной теории, конкретные следствия из которой оказывали вполне реальное воздействие на формирование городской цивилизации. Городской пейзаж видоизменяется не только в результате масштабного строительства, но и в результате того, что возникают новые города: в последнем случае идея города, такого, каким он должен быть, материализуется на некоем участке земли в соответствии с детальным планом, который может включать даже типовые планы жилищ или по крайней мере a priori определять тот объем пространства, который будет отведен каждому дому — наряду с другими, стоящими рядом.
Таким образом, теории города непосредственно обусловливают тип жилища, определяют его местоположение, размеры и ориентацию в пространстве. Это не означает, что жилищная архитектура была всего лишь вторичным продуктом масштабных градостроительных планов. Планы не были результатом абстрактных размышлений и не ограничивались попытками совместить топографические реалии с потребностями публичной жизни. Так, начиная от Гиппократа и Аристотеля и вплоть до Витрувия правильное расположение построек считалось решающим фактором, влияющим на процветание города и на сохранность здоровья его обитателей. Таким образом, этот частный аспект общего соотношения между публичным и приватным оказывается значимым с самых первых мгновений существования нового города и играет свою роль при разработке его общего плана. Особенно интересно подчеркнуть, что со временем люди, разрабатывавшие тему градостроительства, все больше и больше внимания уделяли индивидуальным потребностям жителей: Аристотеля все еще в большей мере интересуют сооружения общественные; Витрувий осмысляет все составные части города и подробно останавливается на проблемах собственно жилищной архитектуры.