История частной жизни. Том 1

Арьес Филипп

Итак, нам представляется, что попытка судить о качестве жилищной архитектуры и о той роли, которую она играла в жизни современников, основываясь лишь на очевидном, была бы ошибочной. Большая часть отступлений от классических канонов объясняется необходимостью считаться с теми или иными конкретными условиями и попытками найти гармоничное и осуществимое на практике решение. Реализация же такового может приводить к новым нарушениям, которые невозможно понять, если рассматривать их изолированно от общего замысла. Поэтому, прежде чем критиковать недостатки, нужно убедиться, что они не обусловлены логикой самого проекта.

Можно было бы провести такой же анализ подземного этажа соседнего «Нового Дома Охоты», построенного полтора столетия спустя, замысел которого может с первого же взгляда поразить наблюдателя тем, насколько компетентными в данном случае оказались заказчик, строители и городские власти (рис. 9). С этой же точки зрения имеет смысл рассматривать замечания некоторых археологов, в частности Ж.-П. Дармона, подчеркивающего, что в «Доме Нимф» в Неаполе архитектор и мозаичист сходным образом способствовали созданию иллюзии прямоугольного перистиля, там, где в действительности пространство было трапециевидным, первый — заботой о том, чтобы немного подвинуть колоннаду, второй — легкими нарушениями, внесенными в мотивы мозаичного пола. [57]

Жизненные практики правящих классов не являются продуктом механического сочетания попыток скопировать классические образцы — с врожденной безответственностью или неспособностью адаптироваться к контексту. Все упомянутые выше здания построены в соответствии с более или менее продуманными проектами, причем заказчик играл в их разработке и реализации весьма существенную роль и принимал решения, исходя из собственных потребностей и финансовых возможностей.

57

Darmon J. — P. Nymfarum domus. Leiden, 1980.

ПРОСТРАНСТВА «ЧАСТНЫЕ» И «ПУБЛИЧНЫЕ»: СОСТАВЛЯЮЩИЕ ЭЛЕМЕНТЫ DOMUS’A

Как мы подчеркнули во введении, все внутренние пространства domus’a принадлежат к сфере частного. Однако как жизнь внутри дома имела целую гамму модальностей — от полного уединения до приема большого количества посетителей, с которыми хозяин мог не поддерживать близких отношений, — так и жилые пространства характеризуются весьма различной степенью прозрачности по отношению к внешнему миру. Поэтому, чтобы попытаться понять природу различных элементов, составляющих domus, мы считаем возможным использовать терминологию, связанную с дихотомией частного и публичного, постоянно помня о том, что с помощью этих терминов нам нужно уловить конкретную степень открытости того или иного пространства, каждое из которых, несмотря на все различия в модальностях, относится к частной сфере.

Взаимосвязь внутреннего и внешнего

Как с логической, так и с топографической точки зрения первая проблема, с которой сталкивается исследователь, — это проблема того, как пространство улицы связано с пространством жилища. Крупные domus’ы зачастую имеют несколько входов, но в любом случае существует вход главный, и это именно то место, где — символически и на практике — осуществляется переход между внутренним и внешним пространствами. Именно там Тримальхион велел повесить объявление, гласившее, что «каждый раб, который выйдет из дома без приказа хозяина, получит сто ударов». Во всех известных нам текстах это место сопряжено со множеством коннотаций. Идет ли речь об изобличении дурных нравов какого–нибудь семейства, и участник судебного разбирательства заявляет, что под окнами горланят песни и дверь в любой момент готова открыться нараспашку, только пни ее ногой: неуважение к сакрализованному пространству входа и выхода доказывает, что такой дом не может быть ничем иным, кроме как притоном (Apul., Apol., LXXV). Также и в многочисленных сценах грабежей, которыми изобилуют «Метаморфозы», входная дверь играет решающую роль в успехе или провале предприятия: стоит только преодолеть эту преграду и ограблению больше ничего не препятствует — если, конечно, не считать опасности разбудить соседей. Дверь охраняет собственность как некая моральная инстанция.

Рис. 10. Ачолла, «Дом Нептуна» (Gozlan S. Karthago, 16, 1971–1972, fig. 2). Перистиль с экусом на западе, триклинием на юге и спальнями с ведущими в них прихожими или коридорами на юго–западе. Я хотел бы выразить здесь благодарность М. Е. Васту, фотографу Университета аудиовизуальных технологий (UAV) Высшей нормальной школы (ENS) в Сен—Клу, который помог мне в работе над этими материалами

Это стратегическое место — предмет особой заботы проектировщиков. Во многих случаях портик, образуемый двумя колоннами, поддерживающими крышу, подчеркивает значимость этого двойственного пространства, которое, еще не будучи в полном смысле этого слова частью домашнего интерьера, зачастую вторгается в пределы улицы. Реальная граница маркирована створками двери, и переход устроен сложно: чаще всего это не одна дверь, а два или даже три прохода, отчетливо иерархизированных. Широкий дверной проем, закрываемый двумя створками, фланкирован одним или двумя более узкими входами. Вопреки тому что иногда пишут, речь идет вовсе не о въездных воротах и о двери, через которую люди ходят на своих двоих: тот способ, которым двери и пороги используются в контексте общей системы жилых помещений, не позволяет полагать, что даже самая маленькая Повозка могла бы проехать через этот проем. Фактически речь идет о том, что один вход делился на несколько частей, что давало возможность варьировать степень «открытости» дома в зависимости от ситуации: как правило, пользовались одним только малым входом, скромные размеры которого подчеркивают границу между пространством внешним и пространством домашним; иногда, наоборот, открывали главный вход: это, вне всякого сомнения, происходило в тех случаях, когда хозяин дома давал какой–нибудь важный прием, и, вероятнее всего, еще и по утрам, чтобы обозначить момент, когда он изъявляет согласие принимать знаки почтения от своих клиентов.

Вход в жилище является, таким образом, местом непростым и весьма значимым, поскольку по одному только его виду в разное время суток и в разные дни можно сделать вывод о том, на каких условиях дом в данный момент готов общаться с внешним миром. Стоит ли удивляться, что он получает и особое архитектурное оформление, отражающее амбиции владельца: многим согражданам никогда не суждено пересечь данную границу, и это прекрасный способ продемонстрировать им свое богатство. Архитектурные решения, ориентированные именно на подобного рода семантику, широко распространены в зажиточном северо–восточном квартале Волюбилиса, и прекрасный тому пример — «Дом Подвигов Геракла»: две небольшие полуколонны обрамляют малый вход, вся композиция которого украшена лепным орнаментом; главный вход с обеих сторон фланкирован сдвоенными полуколоннами. Таким образом, сам внешний облик входа позволяет прохожему составить представление о роскоши жилища, а клиенту дает понять, как, в зависимости от времени дня, следует себя вести.

Пройдя через главный вход, посетитель сразу попадает в вестибюль: пространство также переходное, но уже принадлежащее собственно к дому, где вошедший сразу оказывается под контролем. Стоя в вестибюле, сам он, чаще всего, имеет возможность оглядеть лишь крайне ограниченный объем внутреннего пространства. Как правило, это место находится под наблюдением привратника: ianitor нередко упоминается в текстах, и очень часто в руинах домов находят небольшое помещение, выходящее непосредственно в вестибюль; по всей видимости, оно служило комнатой для рабов, обязанностью которых была охрана входа. Вестибюль, как и другие переходные пространства, должен отражать пышность дома и демонстрировать ее всякому входящему. Описывая дворец Психеи (речь

идет об утопии, однако в нашем случае это не умаляет ценности текста), Апулей подчеркивает, что божественная природа жилища бросается в глаза сразу же, как только попадаешь в него (Met., V, 1): богатство дома должно поражать своим великолепием от самых дверей. Витрувий помещает вестибюль между комнатами, которые в домах владельцев с высоким достатком должны быть просторны и роскошны, и торжество этого принципа прекрасно подтверждают руины зданий. Особенно примечательно, что в большинстве богатых domus’ов входной вестибюль является одним из самых больших помещений. Случается также — и подобными архитектурными решениями весьма богат северо–восточный квартал Волюбилиса (рис. 11), — что вестибюль ведет прямо в перистиль через тройной проем, масштабная композиция которого перекликается с композицией главного входа. Небольшая колоннада, сооруженная в самом вестибюле, также может усиливать впечатление о богатстве домовладения: именно так обстояло дело в «Доме Кастория» в Куикуле или в «Доме Сертия» в Тимгаде (рис. 14 и 19). Однако один из самых ярких примеров того, насколько важное значение придавали прилегающей ко входу части здания, нам дает «Дом Асклепиэй» в Альтибуросе (рис. 12), городе во внутренней части Туниса. Позади длинной Двадцатиметровой галереи, соединяющей комнаты, которые образуют два выступа по фасаду здания, находятся расположенные фактически бок о бок три входных вестибюля; они соответствуют трем иерархизированным входам. Главный вход позволяет попасть в центральный зал, размещенный на оси симметрии здания: имея площадь около 70 квадратных метров, он является самым обширным помещением этого памятника. Внимание, уделенное декору, отвечает архитектурному размаху: стены облицованы мраморной плиткой, пол покрывает масштабная мозаичная композиция, изображающая морские сюжеты; сложность и качество исполнения мозаики свидетельствуют о том важном значении, которое придавали этому месту. Два боковых вестибюля фактически продолжают центральный зал. В каждом из них находится открытый бассейн, обращенный к центру, и, по сути, они играют роль проходов, позволяющих попасть в комнаты, расположенные по краям от них. Свойственная всей композиции идеальная симметричность последовательно выдерживается по всей площади здания.

Рис. 11. Волюбилис, вход в «Дом Подвигов Геракла» (Etienne R. Le Quartier nord–est de Volubilis. Paris, 1960. PL XXXIII)

Puc. 12. Альтибурос, «Дом Асклепиэй», первое описание (Ennaifer М La Cite dAlthiburos et I’Edifice des Asclepieia. Tunis, 1976. Plan V). Позади фасадной галереи три двери ведут в самый большой вести бюль и в два других, с портиками вокруг бассейнов. Во дворике пери стиля — сад: слева и справа — триклинии; приемная экседра, на мозаике которой изображен агонистический венок, — в глубине, то есть на севере

Забота собственника об оформлении места, где осуществляется переход из внешнего пространства во внутреннее, была практикой распространенной и устойчивой, однако это никоим образом не исчерпывает проблемы отношений между этими двумя зонами в римской жилищной архитектуре. Своеобразные анклавы публичности можно отыскать в огромном количестве domus’ов. Помещения, предназначенные для экономической деятельности владельца, доступ к которым чаще всего осуществляется через большой центральный вход, в этом качестве рассматривать нельзя. Специфика данного сектора не делает его чужеродным жилищу, поскольку именно через его посредство осуществляется, в частности, снабжение всего домохозяйства. Иначе дело обстоит с торговыми лавками, которые зачастую располагаются по фасаду домов (рис. 8, 21 и 24). Некоторые из них могли использоваться самими собственниками для сбыта части принадлежащих им товаров (что совершенно очевидно, когда лавка непосредственно сообщается с domus’ом (рис. 23 и 24)); впрочем, нередко их сдавали внаем. В этом случае лавка представляет собой сложное пространство, архитектурно интегрированное в жилое здание (особенно когда подобные помещения расположены симметрично по обеим сторонам от входного вестибюля), но функционирующее вполне автономно (рис. 24). Кроме того, такие лавки демонстрируют весьма прихотливое смешение частного и публичного измерений с коммерческой деятельностью: иногда арендатор живет там со всей своей семьей, и когда лавка закрыта, она превращается в жилище.

Существует, наконец, и еще один, последний анклав публичности в однородном, ориентированном на конкретную семью мире domus’a: речь идет о квартирах, сдававшихся внаем посторонним людям, — практика, о которой часто упоминается в текстах сугубо италийских, но засвидетельствованная и в Африке. Разве не был Апулей обвинен в совершении ночных жертвоприношений в domus’e некоего Аппия Квинтиана, у которого один из его друзей снимал жилье (Apol., LVII)? Однако распознать в процессе раскопок эти сдававшиеся внаем части не так–то просто. Тексты и надписи побуждают нас склониться к тому мнению, что съемные квартиры располагались не на цокольном этаже, а выше: наличие лестниц, попасть на которые с улицы не составляет никакого труда, наводит на мысль о том, что в данном конкретном доме могли существовать изолиро ванные комнаты, пригодные для сдачи. Однако верхние этажи зданий, как правило, бывают разрушены, что зачастую делает исследование такого рода помещений практически невозмож ным. Куда, к примеру, вела лестница, основание которой сохранилось в юго–восточном углу «Дома Охоты» (рис. 8) в Булла Регия? На террасы? В комнаты, связанные с domus’ом? Или и отдельные квартиры? Ее расположение в непосредственной близости и от вестибюля, и от главного входа свидетельствует о том, что арендаторы могли свободно пользоваться ею, не жертвуя при этом приватностью своего жилища, но одной только констатации такой возможности явно недостаточно И напротив, с большой долей вероятности мы можем считать предназначенной для сдачи в аренду квартиру в северо–восточном углу «Дома Золотой Монеты» в Волюбилисе (рис. 23). Этот крупный жилой комплекс занимает всю территорию инсульт и маловероятно, чтобы маленькая квартира от него не зависела. Однако она построена именно как автономная: сюда можно попасть с северной улицы через коридор 36, ведущий к комнатам 1 и 16; окно первой выходит на ту же улицу. Кроме того, в помещении 15, судя по всему, была лестница, которая выходила на восточную улицу. Таким образом, две комнаты на первом этаже и три на втором могли сдаваться в аренду. В том же Волюбилисе в доме, расположенном к западу от дворца наместника (рис. 24), вестибюль фланкирован лестницей, выходящей на улицу через одну из трех дверей: она вела, по всей видимости, в квартиры, сдававшиеся внаем, устроенные над торговыми лавками и входным вестибюлем, которые образуют фасад здания. Создается любопытное чередование помещений, имеющих разный статус. Дом был связан с улицей только посредством вестибюля, своеобразного форпоста, окруженного комнатами, предназначенными для сдачи в аренду. С полным основанием следует предположить, что коридор, ведущий к комнатам, расположенным на втором этаже над южным портиком, выходил во дворик перистиля одними только узкими и достаточно высоко расположенными окнами: приватность жилых помещений никак не страдала.