История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Арьес Филипп

В больницах дело обстояло так. В XIX веке правила предписывали медсестрам и медбратьям проживать в интернате при больнице. Эти интернаты были своеобразными братствами с суровыми, почти монастырскими порядками. Медперсонал жил практически взаперти; очень редкие выходы «в свет» под строгим контролем рассматривались как милость со стороны начальства. В то же время среди этого персонала было немало женатых мужчин и замужних женщин, которые желали бы вести семейную жизнь. Это затворничество тем более сомнительно, что администрация выделяло персоналу в качестве жилья лишь общие дортуары, в которых доктор Бурневиль обнаруживал очаги туберкулеза¹³. Однако и в начале XX века директор Общества социальной защиты (Assistance publique) Гюстав Мезюрер был категорически

против того, чтобы медперсонал проживал вне интерната.

Жизни вне интерната, а значит, возможности иметь частную жизнь постепенно добьются сначала врачи, затем просто все мужчины, замужние сиделки, наконец, замужние медсестры. Что касалось незамужних, то считалось, что все, что им может понадобиться, они найдут в интернате. В 1930-е годы правила для них не меняются и сохраняются даже после II Мировой войны. Впрочем, в интернатах шла автономная коллективная жизнь, такая же, как в лицеях. Спонтанно возникали места встреч: это могли быть помещения, где стирали и гладили белье и одежду или жарили себе яичницу на газовой горелке. И все же частная жизнь в полном смысле этого слова могла протекать лишь вне стен интерната, выйти из которого удавалось редко; побыть одному в интернате удавалось только в спальне.

Специализация рабочего пространства

Систематическая организация производственного пространства шла в течение всего XX века, ускоряясь в ходе реструктуризации, которая начиналась сразу после каждой из двух мировых войн. Однако этому же в равной мере способствовало распространение тейлоризма и научная организация труда. Конвейер должен работать по непрерывной цепочке, поэтому для его размещения иногда требуется строительство огромных одноэтажных помещений. Завод Berliet в Венисьё в 1917 году, завод Renault на острове Сеген в 1930-м или Citroen, полностью перестроенный на набережной Жавель в 1933 году, являются прекрасной иллюстрацией к этой новой логике: производство больше не зависит от ранее существовавших корпусов; наоборот, новые помещения строятся в зависимости от нужд производства. Таким образом, идет специализация производственных помещений; завод перестает быть местом, оборудованным для производства по случаю / по необходимости, и становится помещением, специально созданным для производства совершенно определенной продукции. Формируется промышленная архитектура, распространяются специфические формы зданий, в частности крыш.

Производственное пространство специализируется, все машины и станки расставляются в строго установленном порядке, у каждого рабочего есть свое место; проходы и склады отделяются от места собственно производства. Ведется контроль и учет времени и доступа на определенные участки производства; получают распространение часы с компостером; ведется хронометраж; зарплата начинает зависеть от производительности труда; на полу разными красками отмечаются пространства, куда рабочий не имеет права заходить без разрешения. В конце производственного процесса на заводе Renault во Флине, например, организация пространства, четко отделяющая собственно место работы от других внутренних помещений завода, приобретает сильнейшее символическое значение: устроить забастовку означало «выйти в проход» прямо на глазах у прораба.

Одновременно с этим в пространствах городов выделяются промышленные зоны. Возведение стен вокруг заводов требует контроля за входом на территорию и выходом с нее: заводские ворота становятся стратегическими пунктами, на которых дежурят охранники или, при определенных обстоятельствах, представители забастовщиков. Одна из характеристик рационализации производственного пространства—сокращение количества входов на завод и их специализация: для персонала, для поставщиков, для отправки готовой продукции. Мозаике цехов, находящихся на большом расстоянии друг от друга, завод нового типа противопоставлял компактное целое.

Начиная с середины XX века меняется масштаб этой эволюции. Современный урбанизм требует специализации городских кварталов. В тесноте старинных городов жилые дома соседствовали с мастерскими и ателье, на одних и тех же улицах находились доходные дома, склады, мастерские. В городском шуме мешались детские крики, гудение станков, удары молота и визг пил. Современный урбанизм, символом которого является Афинская хартия (1933)% выступает против такого смешения. Осуждение это чисто теоретическое, поскольку экономический кризис мешает росту городов. Этому противопоставляется доктрина благоустройства—в послевоенные годы ликвидируются последствия бомбардировок, стерших с лица земли целые кварталы; урбанизация идет с новой силой. Появляется необходимость зонирования—разделения территории городов на промышленные и жилые зоны.

Первые промзоны не очень большие—всего несколько гектаров. Дальнейший экономический рост ведет к необходимости мыслить более масштабно: обустраиваются сотни гектаров и «промышленные» зоны становятся зонами «деятельности». И наоборот, из жилых зон, которые урбанисты проектируют сначала как большие комплексы зданий, потом — как небольшие участки, исключаются любые промышленные предприятия, остаются лишь магазинчики. Предмет современного урбанизма—население в целом, и в основополагающий принцип возводится обустройство жилых зон вдали от заводского шума и тесноты рабочих кварталов. Рядом со старинными буржуазными жилыми кварталами появляются новые, более демократичные. В старых кварталах мастерские закрываются и на их месте возводятся многоквартирные жилые дома. Постепенно структура городов становится все более однородной. Это можно наблюдать в Париже в XIV и XV округах, в Лионе, в Бротто или Круа-Руссе, да и в большинстве городов.

* Градостроительный манифест, написанный Ле Корбюзье.—Примем, ред.

Разделение частной жизни и работы вписывается в структуру городской жизни и распределение рабочего времени. Люди больше не работают там, где живут, и не живут там, где работают: это принцип, и речь не об индивидуальных домах и мастерских, но о целых кварталах. Каждый день большие массы населения перемещаются от жилых районов в промышленные зоны и обратно. Автомобили или общественный транспорт обеспечивают связь между двумя все более несовместимыми пространствами.

Однако противопоставление это не носит тотального характера, или, лучше сказать, существует в городских поселениях на глобальном уровне, но ситуация корректируется сама собой. В дихотомию городского пространства не вписываются такие учреждения, как почтовое отделение, школа, мелкие торговые предприятия, больница: они не удаляются из пространства частной жизни и в то же время являются местом работы продавцов, почтальонов, врачей, учителей. А самое главное: «зонирование», то есть деление городов на специализированные участки, влечет за собой ежедневные переезды целых масс населения, поэтому на местах работы появляются разнообразные заведения. Устанавливается непрерывный рабочий день. Все чаще — в 1983 году в 20% случаев—сотрудники обедают не уходя с работы, в столовой предприятия. Прямо на территории заводов и фабрик открываются кафетерии, где люди могут пообщаться в частной обстановке. В то же время определенные виды деятельности никогда не покидали пределов дома, а некоторые возвращаются в дома—если речь идет о работе «по-черному», без уплаты налогов. Таким образом, специализация пространства не является полной и окончательной.

Новые нормы и женский труд

Впрочем, она становится нормой, и это можно увидеть на примере женского труда. На протяжении жизни многих поколений идеальным для женщины считалось находиться дома и заниматься хозяйством: работа женщины вне дома свидетельствовала о ее чрезвычайной бедности и презиралась. Теперь же—и этот крутой поворот заключает в себе одно из важнейших изменений, произошедших в XX веке,—ведение женщиной домашнего хозяйства рассматривается как заточение, потеря свободы, как порабощение женщины мужчиной, тогда как работа вне дома становится для женщин ярким свидетельством эмансипации. В1970 году для руководителей предприятий женский труд был продиктован вопросами равенства полов и независимости женщин, в то время как рабочие и служащие все еще объясняли его экономической необходимостью.