История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века
Шрифт:
Если частная жизнь буржуазии во времена Прекрасной эпохи отделялась от публичной, то в других социальных кругах дела обстояли иначе. Условия жизни крестьян, рабочих, городских мещан не позволяли им прятать от чужих глаз свою жизнь. Прогуляемся вслед за Жан-Полем Сартром по улицам Неаполя3: «В первом этаже каждого дома находится множество комнат, выходящих прямо на улицу, и в каждой из них живет семья. <...> В этих комнатах протекает вся жизнь их обитателей—здесь они спят, едят, работают. Улица <...> привлекает их. Они выходят из дома из соображений экономии — чтобы не жечь электричество, чтобы подышать воздухом и, мне кажется, из естественной потребности побыть среди людей. Они выносят столы и стулья на улицу или сидят на пороге, наполовину снаружи, наполовину внутри, и вот в этом „промежуточном" мире
Понятно, что частная жизнь неаполитанцев и французской буржуазии времен Прекрасной эпохи не имеет ничего общего.
Конечно, сравнение может быть опровергнуто. Культурные традиции в разных регионах отличаются друг от друга, и то взаимопроникновение «улицы» и «комнаты», какое мы видим на улицах Неаполя, можно интерпретировать как типично средиземноморскую черту; люди ведут себя так же в маленьких и не очень городках на юге Франции. Вот только в рабочих поселках Рубе, как и в шахтерских районах Франции, в Круа-Руссе, старейшем районе Лиона, в беррийских или лотарингских городах и селах жителям тоже не позволялось возводить стену вокруг своей частной жизни, она протекала на глазах у соседей. В каком-то смысле частная жизнь была привилегией буржуазии, жившей в больших домах и имевшей значительные состояния. В силу обстоятельств частная и публичная жизнь неимущих классов проникала одна в другую, и различий практически не существовало. В XX веке будет наблюдаться процесс демократизации частной жизни—все слои населения постепенно обретут ее.
Однако не следует понимать эту демократизацию механически и упрощенно. Частная жизнь рабочих и крестьян конца
XX века сильно отличается от частной жизни буржуазии его начала. Одновременно с этим появляются новые нормы, регулирующие так называемую публичную жизнь. Дальнейшее разграничение двух сфер во всех слоях общества изменяет и частную жизнь, и публичную. Обе эти сферы функционируют по-новому и по новым правилам. Меняются не только границы частного и публичного, но и содержание этих понятий.
Таким образом, предстоит понять, как завоевывается частная жизнь, как она влияет на жизнь общества и как организуется внутри своих границ. При этом нельзя не учитывать социальные и культурные особенности различных слоев общества. Мы не претендуем на то, чтобы решить эту невыполнимую задачу. Мы будем рады, если нам удастся выделить главные оси этой эволюции, обозначить важнейшие проблемы, отметить главные тенденции, в надежде на то, что менее масштабные, но более тщательные исследования подтвердят наши гипотезы или, скорректировав их, дадут новые направления дальнейшей работе.
РАБОТА
Первые крупнейшие изменения в XX веке произошли в сфере труда, который повсеместно выходит за рамки частной жизни и врывается в жизнь публичную.
Здесь мы наблюдаем двойное движение. Во-первых, разделение и специализация пространства: человек больше не работает там, где живет. Этот процесс сопровождается дифференциацией норм: домашний мир освобождается от правил, навязанных выполняемой дома работой, а трудовая сфера отныне регулируется не нормами частной жизни, а договорными отношениями между работником и работодателем.
СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ ПРОСТРАНСТВА
Рабочему месту не уделяется должное внимание в современных исследованиях. Работа у себя дома и вне его — в начале XX века это были принципиально разные вещи. В идеале молодой девушке следовало бы жить в доме родителей и не работать. Если же ей приходится работать, то лучше делать это у родителей, например шить на заказ. Лишь девушки из самых низов общества работают вне родительского дома: на заводе, в ателье или в качестве прислуги*.
* Эта иерархия прослеживается очень отчетливо, если рассматривать жизненную ситуацию девушки к моменту ее замужества. См.: Prost А. Mariage, jeunesse et societe a Orlean en 1911 // Annales ESC. Juil. — aout 1981. P. 672-701. — Примеч. aem.
Таким
Надомный труд сдает позиции
Надомный труд в начале века в целом можно разделить на две большие категории, каждая из которых в свою очередь имеет свои особенности. Во-первых, работать дома можно на кого-то: в этой ситуации находятся надомные работники. Во-вторых, можно работать на себя и быть независимым производителем. В любом случае надомный труд на протяжении века сходит на нет.
Надомные работники
Определить их точное количество очень трудно. Тем не менее можно сказать, что в начале века их было несколько миллионов. В переписях населения тех лет упоминаются так называемые «изолированные»: в 1906 году их 1502 000. К ним относятся поденщики и подсобные работники без определенного работодателя, которые трудятся то у одного хозяина, то у другого. Большинство, однако, работает на дому: это портные, сапожники, перчаточники, а также производители очков, ювелиры и т.д. Хозяева мастерских и ателье нанимают как мужчин, так и женщин. Иногда хозяева доставляют работникам материалы и заготовки и приезжают за сделанной продукцией, иногда работники сами приходят к хозяину за материалами и доставляют готовые изделия. В обоих случаях работник получает сдельную заработную плату.
Надомные работники находятся в невыгодном положении: их зарплата очень низкая и не идет ни в какое сравнение с суммами, получаемыми заводскими рабочими. Чтобы хоть как-то выживать, им приходится работать от зари до зари: мы можем видеть это на примере Матушки Сантер4. К 19x4 году, когда началось фабричное производство тканей, ее домочадцы едва сводили концы с концами. Они могли заниматься своим делом лишь в зимние месяцы, весной же нанимались батраками на ферму, откуда возвращались осенью с деньгами, которыми расплачивались с зимними долгами: работа в услужении у других людей приносила больший доход, чем надомное ткачество. Неважно, что они мастера своего дела: ткацкое ремесло больше не дает им возможности прокормиться. Условия их жизни и труда ужасающи: отец и дети встают в четыре часа утра и спускаются в подвал, к станкам; мать готовит уточную нить; станки стучат до десяти часов вечера: рабочий день длится пятнадцать часов, в сырости погреба, при свете сальной свечи. Утром — перерыв в работе на чашку цикория с куском хлеба, в полдень—тарелка супа, еще одна—вечером. По воскресеньям эти ревностные католики ходят на мессу, а потом снова берутся за работу. Они работают даже в день свадьбы Катрин Сантер, а в качестве праздничного угощения у них бараньи котлеты — вот до чего они бедны.
Наряду с подобной нищетой, надо признать, встречается и процветание. Перчаточники Мийо, например, в 1920-х годах были рабочей аристократией, но не стоит забывать, что перчатки из Мийо, столицы французского производства кожаных перчаток, были тогда предметом роскоши, и перчаточная промышленность Гренобля была им не конкурент. Чаще же надомные работники тяжело работали и жили очень бедно. Это одна из причин упадка надомного труда.
Что можно сказать о частной жизни надомников? Где, например, могла протекать частная жизнь Катрин Сантер? Рядом с домом, на обочине дороги, где она украдкой встречалась с возлюбленным, своим будущим мужем? В постели, куда она падает от усталости? За станком? Тяжелый труд не просто неотъемлемая часть частной жизни, он поглощает ее целиком: работа и жизнь составляют одно целое. Это при том, что пространство в доме ткачей разделено: они работают в подвале, а едят и спят на первом этаже дома. Чаще же всего работа и жизнь протекают в одном и том же помещении. Леон Фрапье в романе «Детский сад» иронизирует по поводу того, что говорят детям в детском саду: «У каждой вещи должно быть свое место, и каждая вещь должна лежать на своем месте», описывая, как портниха-надомница из XX округа Парижа вынуждена освобождать обеденный стол, чтобы разложить свою работу или дать возможность ребенку сделать уроки®. Бедняки в первой половине XX века, как и веком раньше, жили в такой тесноте, что у них не было возможности выделить для работы какое-то определенное место.