История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима
Шрифт:
Это не понравилось афинской аристократии. Не понравилось это и беднякам, которые надеялись не просто на отмену долгов – они хотели перераспределения земли всем поровну, а самые бедные опять не приобрели своей земли. «У нас есть его собственные слова о том, что он обидел большинство жителей Афин, не исполнив их ожиданий», – пишет Плутарх и приводит цитату из поэмы, относящейся к Солону: «Однажды их умы наполнились глупыми надеждами, но теперь / Все косо, с гневом смотрят на меня, как будто их враг я».
Такой ход дел был предсказан знакомым Солона, чужаком-иностранцем, который недавно приехал в город и видел, что Солон занимается написанием законов. Гость рассмеялся: «Эти твои декреты не отличаются от паутины паука, – заявил он по словам
Солон не согласился. Никто не нарушит законов, настаивал он, если они правильны и соответствуют нуждам каждого горожанина. Это был идеалистический взгляд на человеческую природу, и Солон подверг его проверке, уехав из Афин на десять лет, как только его законы были введены в силу, дабы позволить им работать вне зависимости от его персоны. «Он заявил, что отправляется посмотреть мир, – пишет Геродот, – но на деле поездка была организована, чтобы избежать возможности отменить хоть какой-то из законов, которые он создал».30 А также, возможно, из-за банальной досады:
«Как только его законы вошли в силу, – пишет Плутарх, – не проходило дня, дабы к нему не приходило несколько человек, чтобы высказать одобрение или неодобрение, или порекомендовать вставить в законодательство несколько каких-либо пунктов, или убрать из него что-либо… Они расспрашивали его о законах и просили объяснить в деталях значение и цель каждого отдельного пункта».31
И как же оно работало? Когда Солон уехал, афинские политики вскоре снова увязли в своих старых разногласиях и перебранках. «Результаты законов, – говорит Плутарх с сожалением, – скорее, подтвердили предположения гостя, чем ожидания Солона». Афинский эксперимент снова не смог принести справедливости, а тем более – мира. Вновь небольшая группа афинян начала строить планы установления тирании.
Сравнительная хронология к главе 56
Глава пятьдесят седьмая
Начало и конец империи
Между 650 и 605 годами до н. э. Рим становится этрусским, а Вавилон превращается в царя мира
Тем временем поселение на реке Тибр, когда-то расположившееся на двух холмах, сильно выросло. Мифологический сабинянин, соправитель Ромула Тит Таций, погибший во время бунта, не был заменен; Ромул с тех пор правил один. В смешанном населении племен латинян и пришельцев-сабинян теперь преобладали латиняне.
Рост Рима не прошел незамеченным для его соседей. Вскоре после смерти Тита Тация люди из города Фидены, лежащего выше по Тибру, разграбили римские фермы вдоль реки. Затем люди из города Вейи на другом берегу реки тоже начали жечь римские поля. Ромул отразил одних и договорился о мире с другими. Но эти атаки были предвестниками еще больших проблем. «Вейи, – замечает Ливий, – как и Фидены, был этрусским городом».1
Сообщество этрусских городов раскинулось свободной сетью к северу от Рима. Этруски и латины когда-то разделяли общие обычаи, но постепенно поселян севернее Тибра заменили новоприбывшие. Киммерийцы, проникшие в Малую Азию, заставляли фригийцев и лидийцев пробираться во Фракию через узкие водные преграды пролива Босфор и Геллеспонта. Это начало цепную реакцию движения людей на запад: племена, приходящие на север Италии, проникали в земли вилланованов, где они торговали и ассимилировались, заключая смешанные браки.2 К ним присоединялись беженцы непосредственно из Малой Азии, уходившие из захваченных и разрушенных городов. Римская легенда рассказывает нам о троянском герое Энее, вынесшем отца на спине из разбитого города, проделавшем путь в качестве изгнанника через Фракию, затем отправившемся в Сицилию, а оттуда уже прибывшем на италийский берег. Здесь Эней поселился, женился, произвел сыновей и стал по праву царем: мифологическое отражение реальной иммиграции с востока.3
Это слияние вилланованов и пришельцев, сочетавшее местные традиции и восточную приспособляемость, дало новый народ – этрусков, опытных строителей и богатых купцов, которые не позволяли латинским выскочкам свободно проникать на юг.
Враждебность этрусков не была единственной тучей на горизонте Ромула во время его сорокалетнего правления. «Как бы ни был велик Ромул, – замечает Ливий, – его больше любили простые люди, чем сенат, но больше всех – армия».4 Первые цари Рима имели власти не больше, чем греческие монархи; использование Ливием термина «сенат», вероятно, анахронизм – но какой-то совет старейшин действительно контролировал действия царя. Даже полусвятой Ромул должен был считаться с ним, что проясняют и обстоятельства его смерти: Ливий пишет, что Ромул однажды инспектировал войска, когда
«разразилась буря с диким громом. Его окутало облако, такое густое, что спрятало от глаз всех присутствовавших; и с этого момента его никогда больше не видели на земле… Сенаторы, которые стояли возле царя… объявили, что его поднял наверх смерч… Каждый человек приветствовал его как бога и сына бога, и молился за него… Однако даже в таком великом деле появилось несколько несогласных, которые тайком утверждали, что царь был разорван на куски сенаторами».5
Был или не был Ромул убит сенаторами, но они недолго продержались у власти. Они взяли трон под свой контроль и объявили о коллективном правлении. Но горожане сабинянского происхождения шумно запротестовали: они не были у власти со времени смерти соправителя Ромула несколько десятилетий тому назад, и хотели царя-сабинянина.
Рим и его соседи
Сенаторы согласились на такой вариант, если они сами смогут выбрать правителя. Сабинянином, которого они выбрали, оказался Нума Помпилий. Он не являлся выдающимся полководцем, но был мудрым человеком, известным своей справедливостью. «Сначала Рим был основан силой рук, – заключает Ливий, – теперь новый царь приготовился дать общине второе рождение, на этот раз на твердой основе закона и почтения к религии»6 Как и Ромул, Нума Помпилий, скорее всего, является персонажем легендарным, но его правление говорит о переходном периоде: Рим двигался от состояния колонии, созданной войной, к устойчивому и зрелому существованию в качестве независимого города. Под властью Нумы Помпилия врата в храм Януса, бога войны, впервые были закрыты, символизируя, что Рим находится в мире со своим окружением.
Но город продолжал ссориться сам с собой. Дионисий Гали-карнасский (греческий историк, который прибыл в Рим во время правления Цезаря и посвятил двадцать два года написанию истории города) рассказывает нам, что прибывшие из Альбы люди, которые вместе с Ромулом основали колонию, потребовали прав «на… оказание им больших почестей… Новые поселенцы считали, что они не должны… находиться в подчиненном положении. Это особо ощущалось теми, кто принадлежал к народу сабинян».7
Никто из живших в Риме не думал о себе как о римлянине – все они жили за одними стенами, но это было их единственной точкой соприкосновения. Это оставляло «дела государства», по яркому выражению Дионисия, «в бурлящем море беспорядков».
Вдобавок перемирие с окружением было только временным. Следующие два царя после Нумы – латинянин Тул Гастилий и сабинянин Анк Марций, оба назначенные Сенатом, – вели кампании против соседних городов, силой увеличив владения Рима вдвое. Если Рим когда-либо и имел спокойное время, оно было очень коротким – как правило, он являл собой вооруженный лагерь, угрожающий мирному существованию своих соседей.