История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Бауэр Сьюзен Уайс

Вероятно, это была последняя соломинка для тех сенаторов, которые все больше беспокоились, что Республика потеряет даже свою полумифическую реальность. Эти враждебно настроенные сенаторы, к которым принадлежал даже двоюродный брат Цезаря Марк Брут (один из его наследников, названный в завещании), разработали план убийства пожизненного диктатора, когда он придет в Сенат в следующий раз, 15 марта 44 года до н. э.: на Мартовские иды. Все знали, что правая рука Цезаря Марк Антоний не присоединится к замышляемому убийству, и поэтому постарались задержать его в дверях, пока все свершится.

В биографии наследника Цезаря, Октавиана, греческий писатель Николай из Дамаска описывает это убийство максимально подробно и детализированно:

«Когда он вошел, и Сенат увидел

его, все уважительно поднялись. Те, кто собрался приложить к нему руки, оказались вокруг него. Первым, кто подошел к нему, был Туллий Цимбер, брата которого Цезарь выслал, он выступил вперед, будто хотел срочно обратиться с мольбой по поводу брата, схватил Цезаря за тогу, действуя на вид весьма смело для просителя, но не давая ему таким образом встать и использовать руки, если бы тот захотел. Цезарь страшно рассердился, но человек выполнял свою задачу: тут все внезапно обнажили свои кинжалы и бросились на Цезаря. Первым ударил его Сервилий Каска по левому плечу, немного выше ключицы, в которую он целился, но промахнулся из-за того, что нервничал. Цезарь подскочил, чтобы защититься от него, тогда Каска позвал своего брата, перейдя в возбужденном состоянии на греческий. Последний послушался и направил свой меч в бок Цезарю. За момент до того Кассий [Лонгин] ударил его косо по лицу. Децим Брут ударил его в бедро. Кассий Лонгин энергично нанес еще один удар, но промахнулся и попал Марку Бруту по руке. Минуций тоже сделал выпад в сторону Цезаря, но ударил в бедро Рубрия. Выглядело все так, будто они над Цезарем сражаются друг с другом. Цезарь от множества ран упал перед статуей Помпея, и некоторые нанесли по удару, когда он уже не подавал признаков жизни, дабы продемонстрировать, что каждый участвует в совершаемом деянии. Так ему было нанесено тридцать пять ран, пока он не испустил последнего вздоха».³⁰

Плутарх говорит, что Цезарь умирал, взывая о помощи; несколько греков рассказывают, что он по-гречески обратился к Бруту: «Даже ты, мой сын?» [291] А Светоний говорит, что когда Цезаря ударили первый раз, он воскликнул, страшно удивленный: «Но это же насилие!»³¹

Убийство Цезаря знаменовало логический финал процесса, который начался при Гракхах сто лет тому назад. Ни конституция, ни баланс сил не могли сдержать властных амбиций; сам Цезарь продемонстрировал это, а теперь он пал под действием тех же методов, которые использовал сам. Но его свержение показывает, что идея Республики все еще владела умами римлян. Официальным названием Республики, начертанным на штандартах легионов и на зданиях Рима, было SPOR: Senatus Populusque Romani, Сенат и Народ Рима.

291

В любом случае, он не произносил знаменитой латинской фразы «Et tu, Brute?», которая была изобретена Шекспиром, через пятнадцать столетий. (Прим. авт.)

«Рим – это место, где люди имеют силу». Это не было правдой уже многие десятилетия, но у римлян не было ни другого способа думать о себе, ни другого выражения для определения своей коллективной идентичности. То была могущественная ложь, и даже диктатор мог все еще быть ошеломлен, когда эта фальшь выявлялась перед его глазами.

Сравнительная хронология к главе 78

Глава семьдесят девятая

Империя

Между 44 годом до н. э. и 14 годом н. э. Октавиан становится Первым Гражданином, парфяне отвергают римские обычаи, а вся империя делает вид, что Рим все еще Республика

Тело Цезаря все еще лежало на полу Сената, когда Марк Антоний смог пробиться в помещение. Он пришел слишком поздно, чтобы помочь Цезарю – но не дал заговорщикам выбросить тело Цезаря в Тибр, как они планировали. Вместо этого они покинули Сенат и организованно направились к Капитолию, все еще с вытащенными мечами, крича, чтобы люди присоединялись к ним и «вернули свою свободу». Они были в критическом положении – люди на улицах могли спонтанно объединиться против них. Несколько наиболее известных горожан Рима пошли маршировать с ними, и вскоре ситуация перевалила за опасную точку. Тем временем три раба из дома Цезаря пришли забрать тело из пустого зала, а затем принесли его домой.¹

Марк Антоний, не уверенный в том, какое настроение будет у народа, спрятался в доме друга, презирая себя как раба, и как можно скорее покинул город. Брут и Кассий, с другой стороны, продолжали произносить речи об убийстве Цезаря, как о трагической необходимости. На следующий день они снова собрали Сенат и предложили, чтобы Цезарю устроили почетные похороны, а также чтобы его причислили к лику святых – теперь, мертвый, он уже был безопасен мертв. Сенат согласился. Это сохранило спокойствие в Риме и подтолкнуло Марка Антония, который еще не ушел далеко, вернуться назад; было ясно, что никаких чисток приближенных Цезаря новая власть начинать не собираются.

Но в следующие дни спокойствие рухнуло, когда народу было объявлено завещание Цезаря, и стало известно, что он разделил свое огромное личное имущество между горожанами и Римом. Его тело провезли по улицам – Брут и Кассий согласились на это как на необходимую часть почетных похорон. Но когда граждане, для которых он был таким щедрым, увидели изувеченное тело, начал сам собой зреть мятеж.

Марк Антоний, который явился на Форум, чтобы произнести речь на похоронах Цезаря, поддержал вспышку. Он привел с собой вооруженную охрану, которую возглавил один из его сторонников: Марк Эмилий Лепид, назначенный еще Цезарем управлять провинциями Галлия и Ближняя Испания. Лепид не успел еще отбыть к новому месту своего назначения, он собирал в Риме войска, чтобы взять их с собой. Теперь он окружил ими Марка Антония. Оказавшись в безопасности, Марк Антоний завершил свою похоронную речь публичной демонстрацией: он поднял разорванную и залитую кровью тогу Цезаря и расправил ее, чтобы все могли видеть, как много раз Цезарь был пронзен.

Вид тоги Цезаря был последним толчком, необходимым, чтобы вывести людей на улицы. Горожане бежали по улицам, размахивая факелами и выкрикивая имена Брута и Кассия – их хотели найти и разорвать на куски. Но никто не смог найти их. Они умудрились покинуть город в первые же часы мятежа и теперь находились на пути в Антиум. Марк Антоний взял контроль над правительством и, в благодарность за поддержку назначил Лепида понтификом максимом, первосвященником Рима.

Но власть Марка Антония была очень шаткой. В том, что касалось Сената, он оказался Цезарем Младшим – таким же тираном, но без харизмы Цезаря, помогавшей тому склонить любого на свою сторону.

В то же самое время Брут уговаривал ссыльных в Антиуме и одновременно посылал в Рим деньги на общественные праздники, надеясь купить назад доброе расположение граждан. Один из его союзников в Сенате, оратор Цицерон, помогал ему, произнося бесконечные речи о его щедрости и желании бороться с тиранией. «К этому времени, – говорит Плутарх, – люди начали разочаровываться в Антонии, который, как они чувствовали, устанавливает некий род монархии для себя; они жаждали возвращения Брута».²

Брут мог бы вернуться как герой уже через несколько недель, если бы не один фактор: Октавиан, приемный сын Цезаря, теперь уже восемнадцатилетний, был направлен из Италии на войну – но как только он услышал об убийстве дяди, бросился домой.

Когда Октавиан прибыл, Цицерон (который считал Марка Антония дураком по сути и тираном по форме) увидел в молодом человеке наилучший возможный для себя союз против власти Антония. Это, естественно, помешало ему поддержать Брута, убийцу. Плутарх пишет, что Брут тяжело это воспринял и «в письмах обращался к нему очень грубо».³ Это не вернуло Цицерона на его сторону, и Брут на время оставил политику и покинул Италию, отбыв в Афины к своему другу.