История Энн Ширли. Книга 1
Шрифт:
В ответ на это Мэтью злорадно заметил:
— Давно пора было прищемить язык этой старой сплетнице.
— Что ты говоришь, Мэтью Кутберт? У меня нет слов! Ты отлично понимаешь, что Энн вела себя безобразно, и все равно за нее заступаешься. Может, ты еще скажешь, что ее вообще не надо наказывать?
— Да нет, этого я не скажу, — пробормотал Мэтью. — Немножко наказать ее, конечно, надо. Но уж очень-то на нее не сердись, Марилла, не забывай, что ее никто толком не воспитывал. Ну хоть… хоть поесть-то ты ей дашь?
— И когда это я морила кого-нибудь голодом за плохое поведение? — возмущенно воскликнула Марилла. — Конечно, я буду ее кормить, сама отнесу обед,
Завтрак, обед и ужин в Грингейбле в тот день прошли в тягостном молчании — Энн оставалась непреклонной. Марилла каждый раз относила наверх поднос с полными тарелками, а потом приносила их обратно почти нетронутыми. После ужина при виде этих тарелок Мэтью основательно встревожился. Похоже, Энн за весь день вообще ничего не съела.
Вечером, как только Марилла отправилась, чтобы пригнать коров с дальнего пастбища, Мэтью, который в ожидании ее ухода околачивался возле сараев, с воровским видом проскользнул в дом и тихонько поднялся по лестнице. Мэтью вообще чувствовал себя уютно только в двух комнатах в доме — на кухне и в своей маленькой спальне, дверь которой выходила в прихожую. Он очень редко и неохотно переступал порог гостиной — лишь когда к ним на чай приходил пастор или происходило какое-нибудь другое выдающееся событие. А уж в мансарде своего собственного дома он не был года четыре — с тех пор как помогал Марилле переклеивать обои в спальне для гостей.
Мэтью на цыпочках подошел к двери комнаты и некоторое время постоял там в нерешительности. Наконец, собравшись с духом, постучал и затем приоткрыл дверь.
Энн сидела на желтом стуле и уныло смотрела в окно. Сердце Мэтью сжалось — девочка казалась такой маленькой и такой несчастной. Он тихонько вошел в комнату, затворил дверь и все еще на цыпочках подошел к ней.
— Энн, — прошептал он, словно боясь, что его подслушают, — ну как ты, Энн?
Девочка слабо улыбнулась.
— Да ничего. Сижу, воображаю разные вещи, чтобы убить время. Скучно, конечно, и одиноко. Но надо привыкать, ничего не поделаешь. — Энн улыбнулась как можно мужественнее, ведь впереди у нее долгие годы одиночного заключения, но она останется тверда.
Мэтью решил поскорее сказать то, за чем пришел. Вдруг, неровен час, Марилла вернется раньше, чем обычно.
— Послушай, Энн, — зашептал он, — может, лучше спихнуть это дело с плеч долой, а? Все равно когда-нибудь придется — Марилла от своего не отступит, ни за что не отступит. Так уж лучше сразу — как в омут.
— Ты хочешь, чтобы я извинилась перед миссис Линд?
— Ну да, извинись, и все тут. Подумаешь, какой пустяк. Не упрямься, Энн.
— Может, для тебя я это и сделаю, — задумчиво сказала девочка. — Собственно говоря, мне и самой очень жаль, что все так вышло. Вчера я ни о чем не жалела, а просто жутко злилась. И ночью тоже. Я это знаю, потому что просыпалась три раза и каждый раз меня просто трясло от злости. Но сегодня утром злость прошла и осталась какая-то жуткая пустота. И мне ужасно стыдно. Но я и подумать не могла, чтобы извиниться перед миссис Линд. Это так унизительно. И я решила, что лучше всю жизнь проведу здесь взаперти, чем пойду к ней извиняться. Но для тебя… если ты меня просишь… если тебе очень хочется…
— Ну конечно, мне очень хочется. Там, внизу, без тебя ужас как скучно. Будь хорошей девочкой и помирись с ней.
— Хорошо, — обреченно согласилась Энн. — Я скажу Марилле, когда она придет, что я раскаялась.
— Вот и молодец, вот и умница. Только не говори Марилле, что это я тебя уговорил.
И Мэтью ушел, сам поражаясь успеху своего предприятия. Опасаясь, что сестра может что-нибудь заподозрить, он сбежал на самый дальний конец выгона для лошадей. Марилла же, вернувшись домой, была приятно удивлена, услышав сверху жалобный зов: «Марилла!»
— Ну что? — спросила она, поднявшись в мансарду.
— Мне очень жаль, что я вышла из себя и наговорила грубостей миссис Линд. Я согласна перед ней извиниться.
— Вот и хорошо, — деловито кивнула Марилла, ничем не выдавая своего облегчения. Она просто представить себе не могла, что будет делать, если Энн не согласится попросить прощения. — Вот подою корову, и сходим к миссис Линд.
Через час на дорожке, ведущей от Грингейбла, появились две женские фигуры: торжествующе прямая — Мариллы и уныло сгорбившаяся — Энн. Но на полдороге с Энн, словно по мановению волшебной палочки, вдруг слетело все ее уныние, она распрямилась, подняла голову, глаза ее заблестели. Мариллу эта перемена отнюдь не обрадовала. Теперь девочка совсем не походила на раскаявшуюся грешницу, с которой она собиралась предстать пред очи оскорбленной миссис Линд.
— О чем ты думаешь, Энн? — резко спросила она.
— Я сочиняю покаянную речь, — мечтательно ответила Энн.
Что ж, ничего плохого в этом, кажется, не было. Но Мариллу не оставляло опасение, что наказание, которое она задумала для Энн, может принять какой-нибудь неожиданный оборот. С чего это у нее вдруг такой самозабвенно-сияющий вид?
Однако Энн перестала сиять, как только они предстали перед миссис Линд, которая мирно вязала, сидя у окна своей кухни. Лицо девочки вдруг выразило крайнюю степень горестного раскаяния. Никто еще не успел произнести ни слова, как она бухнулась на колени перед ошеломленной миссис Рэйчел и умоляюще протянула к ней руки.
— Миссис Линд, прошу вас, простите меня, — начала Энн со слезами в голосе. — У меня не хватает слов, чтобы выразить свое раскаяние. Да таких слов, наверное, и в словаре не найти. Вам придется просто их вообразить. Я вела себя ужасно — и я покрыла позором моих дорогих друзей Мэтью и Мариллу, которые взяли меня к себе, хотя я и не мальчик. Я ужасная, неблагодарная девочка и заслуживаю, чтобы меня сурово наказали и чтобы порядочные люди навсегда изгнали меня из своего общества. Я не имела никакого права кричать на вас за то, что вы сказали мне правду. Я не могу этого отрицать — в ваших словах не было ни слова неправды. У меня действительно рыжие, как морковка, волосы, и я действительно тощая, страшненькая и вся в веснушках. Я вам тоже сказала правду, но я не должна была этого делать. О, миссис Линд, пожалуйста, простите меня! Если вы откажетесь меня простить, вы повергнете меня в бездну отчаяния до конца моих дней. Неужели вам хочется повергнуть в бездну отчаяния бедную сироту, даже если у нее вспыльчивый характер? Я уверена, что ваше доброе сердце вам этого не позволит. Пожалуйста, скажите, что вы меня прощаете, миссис Линд!
Энн стиснула на груди руки, опустила голову и замолчала, ожидая приговора миссис Рэйчел.
В ее искренности нельзя было сомневаться — каждое ее слово и весь тон ее речи дышали раскаянием. Это было ясно и Марилле, и миссис Линд. Но Марилла видела — и это ее абсолютно обескуражило, — что Энн упивается самой глубиной своего унижения, самой театрализованностью сцены раскаяния. Нет, это невозможно считать наказанием, которое запомнится на долгие годы. Энн явно наслаждалась, произнося свою покаянную речь.