История героя: Огонь наших душ

Chepurnyy Yevhen

В центре круглой каверны под куполообразным потолком, непрерывно колышущимся, сокращающемся, и истекающем влагой, стояло грубое каменное кресло, исписанное черными значками символов. Знаки покрывали предмет мебели настолько плотно, что сероватая поверхность камня была едва видна из-под заполняющих ее рун. В кресле сидел иссохший труп седовласой женщины в длинном, изодранном халате, традиционной одежде магов. Ее руки, выглядящие туго обтянутыми кожей клешнями скелета, намертво вцепились в подлокотники ее сидения, а подобная безжизненному черепу голова откинулась на спинку. От кресла расходились во все стороны черные линии, выглядящие заполненными свернувшейся кровью венами, или же едва зарубцевавшимися шрамами на плоти титана. Рядом с креслом стояло существо, чья эссенция нестерпимо полыхала в сверхъестественном восприятии Кьелла ослепительной

звездой. Оракул Ваэля.

Жуткая тварь выглядела уменьшенной копией титана — мясистый шар тела, стоящий на толстых щупальцах, многочисленные стебельки глаз, исходящие из него, и то, чего Кьеллу сотоварищи повезло не увидеть во время их краткого штурма титана — один огромный глаз посреди туловища, бесстрастно взирающий на мир перед собой.

Существо издало отвратительный звук, смесь шипения и бульканья, и грозно воздело щупальца, шевельнувшись в сторону Кьелла, но того уже не было на его прежнем месте. Он стоял, вкладывая меч в ножны, у противоположной стены комнаты-полости. А Оракул Ваэля начал медленно разваливаться на части — упали, булькнув, щупальца, рухнули, расплескав глазную жидкость, стебельки, удерживавшие мертвые теперь органы зрения, распалось на части туловище, усеяв пол отвратительными внутренностями.

«Это что же, все? Победа?» неверяще подумал Кьелл, все еще сжимая рукоять меча. Нервное напряжение не желало отпускать эльфа. Он судорожно огляделся, словно в поисках новых врагов, все не прибывающих на сцену. И тут шевельнулся труп на каменном троне.

Гламфеллен, все еще подстегиваемый адреналином, дернулся было в сторону этого существа, то ли нежити, то ли истощенного до предела разумного, но не успел. Его тело сковало прочнейшими оковами, потянув его к центру комнаты, вздернув вверх, и распяв в позе витрувианского человека. Он успел краем глаза уловить причину своего пленения — засветившиеся на розовых стенах из плоти линии рун, — и исторг из пальцев импульс ци в направлении одной из них. Руна послушно погасла, но давление, грозящее сокрушить тело бледного эльфа, ослабло лишь самую малость, не давая ему ни шанса на свободу. Он непрерывно сжигал ци в исполнении техники Золотой Рубашки, спасая себя от смерти муравья под сапогом, но ни на что другое его сил не хватало. Попытавшись обратиться к своим псионическим способностям, он наткнулся на непреодолимую стену, полыхавшую океанами эссенции. Божество могло бы проникнуть сквозь нее, но никак не смертный. В точке, куда ударила пальцевая техника, виднелась крохотная прореха в этом сверхпрочном псионическом щите, но даже и более искусный сайфер не дотянулся бы сквозь эту замочную скважину до чего-либо, могущего перевернуть ситуацию.

— Игрушка богов сломала мою игрушку, — раздался голос, хриплый и тяжелый, подобный звукам, что мог бы издать заговоривший труп. Это было недалеко от истины — говорила сидящая в каменном кресле. Аураник, никем другим эта женщина быть не могла.

— В ответ, я сломаю игрушку богов, пусть она и думает, что может сопротивляться, что ее жизнь еще не кончилась, — женщина рассмеялась хриплым и кашляющим смехом. — Я знаю все о тебе, Видящий из нескольких мест, я видела каждую твою жизнь, каждый твой триумф, и каждое поражение. Ты проиграл задолго до того, как вошел в сердце моего титана, задолго до того, как решил сопротивляться мне, вместо того, чтобы покориться. Ты проиграл, едва лишь твоя жизнь началась, — она снова рассмеялась, и смех ее звучал, словно стук костей черепа, катящегося по каменному полу склепа.

— Ты считал себя непобедимым, ты, которому покровительствует бог, — продолжала она, — но этот титан открыл мне такие тайны, о каких ты не смеешь и мечтать. Ты — открытая книга для меня, книга короткая, и подошедшая к концу, — ее глаза, выглядящие мутными озерами воды в глазницах пустого черепа, сфокусировались на нем. — Сейчас моя магия раздавит тебя, а потом, я прикажу Зверям Снов разорвать твоих маленьких пешек, что так упрямо цепляются за жизнь, — прошипела Аураник. — Все кончено, Кьелл, Си-а-о-фан, Алье-сан-дер.

Это не удивило бы Кьелла, даже если бы он был способен удивляться сейчас — достаточно сильный псионик мог бы проникнуть в его разум и вызнать все о его прошлых жизнях. Нечто подобное уже не раз делала Онеказа. В этой же безумной обители Ваэля могло случиться и большее, чем раскрытие его невеликого секрета о чужих душах. Кьелл отметил слова Аураник краем сознания, все еще лихорадочно перебирая все доступные

ему способы бежать, сражаться, сбросить давящую на него гидравлическим прессом магию, но не находя ничего. Он мог бы сжечь остатки сил источника на еще одно сверхусилие, что подарит ему свободу двигаться на краткий миг, но это не принесло бы ему никаких преимуществ — его враг был слишком далеко для удара, а меч все ещё лежал в ножнах. Он мог бы попытаться расширить псионикой брешь в рунной защите, но знал, что скорее истощит всю свою эссенцию, чем сдвинет этот монолит с места. Но что-то все же не позволяло ему сдаться, либо броситься в последнюю самоубийственную атаку, что разменяла бы все его силы, и его жизнь, на один достигший врага удар. Что-то останавливало его. Кьелл потянулся к этому чувству, к своей надежде, к тому последнему якорю его разума, что не позволял ему соскользнуть в пучину отчаяния. Потянулся, и ощутил изумление и радость от осознанного.

Он давно знал, что не одинок на Эоре, что его любимая всегда будет с ним, но воспринимал это больше метафорически, как аллегорию их союза. Сейчас, он ощутил ее присутствие так, словно она действительно была с ним рядом. Гламфеллен чувствовал спокойную уверенность ее души, полыхающей пламенем силы. А еще он чувствовал нечто в сердце этого огонька, еще один, другой источник тепла, маленький, но упрямый и стойкий, излучающий залихватскую веселость и интерес. Он не сразу понял, что видит, но когда осознал это, сердце Кьелла наполнилось новой решительностью. Он знал теперь, что двое самых дорогих ему разумных могут поддержать его, и видел, как их поддержка принесет ему победу.

Он передал по их невероятной связи просьбу, и ответ на нее пришел немедленно, бурной волной хлынувшей к нему силы. Эльф видел, как неиссякаемый, казалось, поток эссенции проникает сквозь пробитую им в рунной защите брешь, и наполняет его тело. Он обратил эту силу на сковывающую его магию, и Аураник, содрогнувшись на своем кресле, дернулась было, пытаясь сделать что-нибудь, но не успевая, так же фатально, как не успел Кьелл в начале их короткого и бесславного для него противостояния. Бледному эльфу не нужно было разрушать сковавшие его рунные чары, проламывать окруживший его псионический кокон, либо совершать какие-то столь же грандиозные действия. Он всего лишь освободил кисть одной руки, чуть довернул ее, и исторг из пальцев импульс ци, ударивший точно в лицо сидящей на каменном троне. Аураник, безумная убийца и покорительница титанов, бессильно обмякла, теперь — по-настоящему мертвая, и ее магия осыпалась невесомым пеплом, распадаясь навсегда. Руны на стенах из плоти погасли, лишенные силы. Кьелл неловко упал на влажный пол каверны, что сокращалась все медленнее. Плоть титана тускнела и остывала, умирая.

«Вот теперь — победа,” устало подумал гламфеллен, кое-как поднимаясь на ноги. Все его тело ныло от перенесенного давления, пусть большая часть его и была принята на себя техниками ци. Он извлек из ножен меч, и, подойдя к каменному трону, отсек Аураник голову — он не хотел больше никаких внезапных воскрешений. Гламфеллен тяжело оперся на клинок цзяня, чувствуя себя так, как будто вся усталость мира решила улечься на его плечи. Настроение его, впрочем, стремительно ползло вверх.

«Все же мальчик,” довольно думал он. «Надо сказать ей, как вернусь. Ничего, сейчас Аруихи доберется сюда, и двинемся наружу.» Он бросил последний взгляд на женщину, едва не убившую его, и бахвалившуюся этой неслучившейся победой до последнего.

«Это ты проиграла, решив на меня полезть,” весело подумал он. «Пусть Ваэль и напихал в твои сушеные мозги всякого бреда, одного ты так и не узнала — что ты одна, а нас трое,” он довольно улыбнулся, и медленно заковылял в том направлении, где, по его прикидкам, сейчас находился Аруихи с учениками.

«Надо сказать, проблемы, валящиеся на нас — меня, Онеказу, Хуана, — что-то не становятся проще, ну вот ничуть,” отвлеченно размышлял он, продвигаясь по мрачному коридору внутренностей титана. «Боюсь даже представить, чего еще с нами может случиться… Нет,” он даже остановился, удивленно обдумывая пришедшую к нему эмоцию. «Не боюсь, ну вообще ничего, что может бросить на нас судьба. Я сойдусь с любым ее вызовом лицом к лицу, и одолею, ведь ни одно из этих испытаний я не буду встречать один. Никакие преграды нас не остановят, и никакие невзгоды не сломят. Наше единство попросту сильнее их. Единство,” он тепло улыбнулся. «Наша общая сила, наша тройная звезда, ярко горящий в нас огонь. Огонь наших душ.»