История группы «Звуки Му»
Шрифт:
Коврига не отметил, что дама, которую в этой песне «унижают и тычут мордой в грязь», – это, не в последнюю очередь, Марина Цветаева. С Мариной Ивановной у Мамонова вообще время от времени вспыхивала некая, мягко говоря, заочная полемика: художники фатально расходились в понимании сущности любви. В «0 – 1» Петр Николаевич пел:
Вчера ты дала мне И думаешь, я в долгу Вчера ты дала мне И думаешь, я смогу Простить тебе эту ночь Знаешь, что все это значит? Вся твоя самоотдача? Ноль минус один Ноль минус один Ну что, теперь тебе лучше? ЛучшеМамонововеды считают, что здесь лидер «Звуков Му» отвечал строчкам из стихотворения Цветаевой «Руки люблю целовать»:
Руки люблю Целовать, и люблю Имена раздавать, И еще – раскрывать Двери! –Настежь – в темную ночь!Еще более очевиден мамоновский ответ Цветаевой в более поздней композиции «Гадопятикна» – с записанного сразу после «Простых вещей» второго альбома «Звуков Му» «Крым». Вообще говоря, включенные в «Простые вещи» композиции («Серый голубь», «Источник заразы», «Бумажные цветы» и т. д.) входили в раннюю программу группы, игравшуюся в 1984–86 годах, и фиксировались как бы с целью архивизации. К моменту записи «Простых вещей» в 1988 году «Звуки Му» уже играли на концертах программу альбома «Крым» – содержавшую, помимо заглавной песни, такие извилистые произведения, как «Сумасшедшая королева» и пресловутая «антицветаевская» «Гадопятикна». Одно из стихотворений известного предреволюционного цикла Марины Ивановны «Бессонница» содержит, напомним, следующие строчки:
Вот опять окно, Где опять не спят. Может – пьют вино, Может – так сидят. Или просто – рук Не разнимут двое. В каждом доме, друг, Есть окно такое. <…> Нет и нет уму Моему – покоя. И в моем дому Завелось такое.Но, конечно же, мало кто из фанатов «Звуков Му» вспоминал об этом, слушая, как Мамонов в «Гадопятикне» пел с какой-то потусторонней угрозой:
От бизоньих глаз Темнота зажглась От бизоньих глаз Темнота зажглась Единый рупь Не разнимут двое А в моем дому Завелось ТАКОЕ! Такое! Гадопятикна! Женщин, ласковых женщин…Что касается музыкальной стилистики группы, то она к моменту появления программы «Крыма» весьма заметно усложнилась – и композиционно, и по аранжировкам, и по саунду. Но усложнение это производило двоякое впечатление.
К примеру, Паша Хотин давно уже играл не на «Мини-Му» с его завораживающе-гнусным звуком, а на вполне благопристойной «Yamaha DX-7». Клавиши эти Липницкий выменял у Африки на половинку редкой северной иконы XVII века «Единородный Сыне», которую ранее выиграл в футбол у своего друга Толика Шевякова по кличке Вобла. С появлением в группе Павлова, также неравнодушного к околоджазовому формализму, Хотин стал вместе с ним выделяться в отдельную «музыкоцентристскую» фракцию (оба самозабвенно любили Херби Хэнкока), а благородные клавиши Паши, с исчезновением Фагота превратившиеся в главный аранжировочный инструмент, зазвучали чересчур цивильно. «Я не совсем подходил как клавишник для „Звуков Му“, – признавал позднее Хотин. – Я слишком любил мировой мейнстрим: джаз, джаз-рок, прогрессив-рок. Излишне увлекался музицированием: образование просилось наружу. Что бы я ни играл на репетициях, Петя говорил: „Не то!“ Лишь когда я от этого начинал сходить с ума и принимался валять дурака, получалось „то“».
Вышеописанный и, в общем, чуждый духу группы эстетский крен несколько уравновешивал Лёлик, постепенно превращавшийся в глубокого, тонкого, абсолютно чумового гитариста, полностью адекватного задачам «Звуков Му»: здесь расчет Мамонова, как справедливо отмечал Коврига, оказался безупречен. А парадоксальным базисом и знаковой «фенькой» музыки группы, вопреки логике, оставались «пумкающие» звуки бас-гитары Липницкого, по-прежнему игравшего хуже всех в ансамбле.
Таковы были эволюционные тенденции в «крымский» период. Сам «Крым» был записан легко и быстро, сразу
Так или иначе, освободившись от старого и текущего материала, «Звуки Му» рьяно взялись за создание нового. Осенью 1988-го появилась очередная, последняя программа канонического состава группы, впоследствии составившая его посмертный альбом «Транснадежность» и включившая такие «нетленки», как «Пробковый пояс», «Спиритизм», «Забытый секс» идр., в том числе заглавный номер.
…Я так хочу изменить свой неясный привычный облик Или хотя бы все перестать О мистер Феллини я хочу иметь объектив чтобы всюду Ездить всюду бывать все знать Чтоб потом при совместной работе Мы могли совместить ветер и считать его не только своим Я выхожу в город все шатается и плывет Я хочу прекратить целоваться И думать о самом главном Иди вперед смотри бодрее Будь веселей ты терпелив Ты абсолютно надежен Сверхтерпение транснадежностьНа «Транснадежности» возникшая уже в эпоху «Крыма» изощренность стала сочетаться с холодной жесткостью, превращавшей артистизм концепции, образно выражаясь, в эдакий застывший оскал. Полнокровный выброс брутального иррационализма прорастал хмурой интеллектуальной рефлексией. Это обернулось ощущением некоторой вымученности, но здесь сыграли свою роль и субъективные факторы записи, осуществленной значительно позже, летом 1990 года, когда пресловутый классический состав по сути уже распался – и данным релизом, в общем-то, прощался с жизнью. Но об этой драматической странице его истории – несколько позже.
IX. ПРОРЫВ НА ЗАПАД И АЛЬБОМ С БРАЙАНОМ ИНО
Осенью 1988 года «Звуки Му» вступили в полосу заграничных гастролей. Процесс начался с Венгрии, куда по рекомендации Троицкого группа выехала на фестиваль «Hungary Carrot» («Венгерская морковка»). Это был весьма авторитетный, престижный форум альтернативной музыки: достаточно сказать, что в его программе значился Джинджер Бейкер. Увы, до «Морковки» бывший барабанщик Cream не доехал, будучи снят в промежуточном аэропорту с самолета из-за наркотической интоксикации.
Наши герои едва не попали в сходную ситуацию, но вышли из нее с честью. За сорок минут до выхода на сцену почтительные венгры внесли в гримерку «Звуков Му» ящик пива и ящик вина. Девственные в плане масштабов заграничного сервиса братья Мамоновы потребовали от Липницкого выяснить, что это значит. Получив предсказуемый ответ, они за полчаса набрались до состояния глубокого сна. В шоке от происходящего стали напиваться и остальные члены группы. Но в конечном счете железная воля подсознания Петра Николаевича заставила его очнуться, жестоко оживить брата, и в последний момент вся группа вылетела на сцену – в полубезумном состоянии. Играли агрессивно, раскованно, блестяще – по воспоминаниям членов ансамбля, это был их лучший зарубежный концерт вообще. Овации были столь сильны и продолжительны, что выступавшие после «Звуков» Pere Ubu в течение получаса (!) не могли выйти на сцену.
Вслед за Венгрией последовала Италия, куда «Звуки Му» полетели вместе с «Браво» и «Телевизором». Рим, Падуя, Турин. Но устраивали все это люди, близкие к коммунистам («Unita»), и результат получился соответствующий. Если в Венгрии группа получила адекватную, целевую аудиторию, то здесь – более случайную и праздную, да еще и с поправкой на достаточно спокойное отношение к рок-музыке, традиционно процветающее в Италии. Однако никто особо от этого не расстроился, ибо ансамбль находился в состоянии глубокого алкогольного анабиоза. К примеру, когда год спустя, во время повторных гастролей на Апеннинах, местные журналисты поинтересовались мамоновскими впечатлениями от прошлогоднего турне, Петр Николаевич простосердечно ответил: «Извините, ребята, я в Италии раньше никогда не был».