История и повествование
Шрифт:
Гросул 2003. Гросул В.Я.Русское общество XVIII–XIX веков: Традиции и новации. М., 2003.
Дубин 2001. Дубин Б.Слово — письмо — литература. М., 2001.
Егоров 1982. Егоров Б. Ф.Борьба эстетических идей в России середины XIX века. Л., 1982.
Зеленецкий 1849. Зеленецкий К.Частная риторика. Одесса, 1849.
Ключевский 1989. Ключевский В. О.Соч.: В 9 т. М., 1989. Т. VI.
Льховский 1858. Льховский И. И.Н. В. Станкевич. Переписка его и биография, написанная П. В. Анненковым // Библиотека для чтения. 1858. № 3. С. 1–46. Отдел V.
Майков 1846. Майков В.Стихотворения Кольцова // Отечественные записки. 1846. Ноябрь. С. 1–38. Отдел V.
Майков 1847. Майков В.Нечто о русской литературе в 1846 году // Отечественные записки. 1847. Январь. С. 1–17. Отдел V.
Могильнер 1999. Могильнер М.Мифология «подпольного человека»: радикальный микрокосм в России начала XX века как предмет семиотического анализа. М., 1999.
Никитенко 1867. Никитенко А. В.Михаил Павлович Вроченко. СПб., 1867.
Ницше 1990. Ницше Ф.Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. I.
Павлов 1857. Павлов Н.Биограф-ориенталист // Русский вестник. 1857. Февраль. Т. 3. С. 211–254.
Пример благотворения 1786.Пример благотворения // Зеркало Света: Ежедневное издание. 1786–1787. Ч. II С. 144–149.
Пыпин 1867. Пыпин А. Н.Русские масоны XVIII века // Вестник Европы. 1867. Июнь. С. 51–106.
Пыпин 1916. Пыпин А. Н.Русское масонство XVIII века и первая четверть XIX века. Пг., 1916.
Скабичевский 1895. Скабичевский А.Соч.: В 2 т. СПб., 1895. Т. 1.
Тартаковский 1991. Тартаковский А. Г.Русская мемуаристика XVIII — первой половины XIX века. М., 1991.
Христиани 1837. Христиани Х. Х.Некролог// Северная пчела. 1837. Июль. № 167.
Чернышевский 1855. Чернышевский Н. Г.Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Московского Университета // Современник. 1855. Апрель. № 4. С. 25–39. Отдел IV.
Чтение книг 1832.Чтение книг или указание, каким образом, какие книги и для чего читать должно. М., 1832.
Brown 1966. Brown Е.Stankevich and his Moscow circle. 1830–1840. Stanford, 1966.
White 1987. White H.The Content of the Form: Narrative Discourse and Historical Representation. Baltimore, 1987.
Петер Альберт Йенсен
Проблема изменения и времени у Толстого и Чехова. К постановке вопроса
Для чего дал нам Бог сознание, когда оно только мешает жизни? [245]
Часть третья третьего тома «Войны и мира» начинается так:
245
Толстой Л. Н.История вчерашнего дня // Толстой Л. H. Полн. собр. соч. М., 1935. Т. I. С. 291.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого-то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений [246] .
Данный вывод о проблеме движения — важный повод к написанию всей книги «Война и мир», а стоящая за ним аристотелевская загадка движения и изменения послужила изначальным побуждением к литературной деятельности Толстого вообще — он к ней обращался уже в раннем наброске «История вчерашнего дня». Там проблема движения и изменения исследовалась в рамках языкового изображения одного дня в жизни молодого автора, а в «Войне и мире» она легла в основу монументального исследования как истории человеческой жизни, так и самой истории — новейшей истории России и Европы.
246
Толстой Л. Н.Война и мир. Л., 1935. Т. III–IV. С. 237.
Исследовательская установка автора «Войны и мира» не только очевидна на уровне «большой» истории и метаистории, но обнаруживается и в изображении жизни вымышленных героев. Так, например, процитированная выше формула иллюстрируется эпизодом в четвертой части второго тома. Наташа Ростова скучает в зимнем Отрадном, ожидая возвращения князя Андрея, и пытается заполнить время.
И она быстро, застучав ногами, побежала вверх по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже.
У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала.
— Остров Мадагаскар, — проговорила она. — Ма-да-гас-кар, — повторила она отчетливо каждый слог и, не отвечая на вопросы M-me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты.
Петя, брат ее, был тоже наверху; он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью.
— Петя! Петька! — закричала она ему. — Вези меня вниз.
Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками, и он, подпрыгивая, побежал с ней.
— Нет, не надо… остров Мадагаскар, — проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что все-таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что-то, не имеющее никакого смысла, но в ее воображении из-за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери, и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь-в-точь так же», — подумала Наташа.
— Соня, что это? — крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
— Ах ты тут! — вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. — Не знаю. Буря! — сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего-то недостает».
— Нет, это хор из Водоноса, слышишь! — И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне. — Ты куда ходила? — спросила Наташа.
— Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
— Ты всегда занята, а я вот не умею, — сказала Наташа. — А Николай где?
— Спит, кажется.
— Соня, ты поди разбуди его, — сказала Наташа. — Скажи, что я его зову петь.
Она посидела, подумала о том, что это значит, что все это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе и он влюбленными глазами смотрел на нее [247] .
247
Толстой Л. Н.Война и мир. Л., 1934. Т. I–II. С. 556–557 (Том второй. Часть четвертая. Глава IX).
В этом эпизоде автор показывает, во-первых, что жизнь в доме Ростовых складывается из совокупности жизней, а во-вторых, что эти жизни протекают во времени, причем каждая в своем.
Странствие скучающей Наташи по дому действует как срез временного сегмента и раскрывает, что жизнь в комнате Фогеля, жизнь Пети с дядей, жизнь самой Наташи и жизнь Сони как будто разновременны, поскольку они «имеют место» не столько внешне, в данный совпадающий момент, сколько внутренне, то есть ментально. Соприкосновение жизней, происходящее из-за перемещений Наташи по дому, получается невпопад, синкопично, так как ментально эти жизни идут в разных направлениях: разговор о том, где дешевле жить, в одном, устройство фейерверка к вечеру — в другом, дорисовывание узора — в третьем, и Наташины воспоминания, конечно — в четвертом.