История и повествование
Шрифт:
При этом в некоторых текстах молодой вождь революции рассматривался как уникальный, единственный освободитель страны. Это отношение проявлялось в письмах, адресованных Керенскому даже осенью 1917 года: «Вы тот, кому вся Россия обязана освобождением от царского гнета» [458] .
На репутацию «освободителя» работало и то обстоятельство, что именно Керенский в качестве министра юстиции после революции подписал указы об амнистии, хотя они были приняты в соответствии с решениями всего Временного правительства. На современной открытке «министр народной правды» был изображен на фоне горящей полуразрушенной тюрьмы. Этот образ был своеобразным символом, но он отражал конкретную реальность: и в Петрограде, и в провинции здания тюрем подчас сжигались и уничтожались. Иногда это было результатом спонтанных действий толпы, иногда же соответствующие решения принимали новые органы власти. Уничтожение тюрем имело и символическое значение: в свободной России, в царстве «свободы вечной», тюрьмам не было места. Нет, разумеется, никаких свидетельств того, что Керенский выступал за тотальную ликвидацию всех мест заключения. Однако для современников он символизировал эти действия, и они связывались с его именем.
458
ГАРФ.
Иногда революционный министр занимал первое место в иерархии «борцов за свободу». Именно такой штамп использовался в пропаганде, этот образ отражался и в сознании его сторонников. Так, организация эсеров Молитовской фабрики направила 10 июля Керенскому телеграмму: «Приветствует вас, первого борца свободной революционной России, выражает Вам, в лице Вашем Временному правительству, — полное доверие». А представитель Могилевского Совета крестьянских депутатов, приветствовавший Керенского 20 мая, даже именовал его «апостолом революции и освободителем крестьянства» [459] .
459
ГАРФ. Ф. 1779. Оп. 1. Д. 293. Л. 293; Русское слово. 1917. 21 мая.
Керенский отождествлял себя с братством «борцов за свободу», он рассматривал себя как носителя традиции освободительного движения, прежде всего как продолжателя дела декабристов. В создание этого образа Керенского внесла вклад и писательница З. Н. Гиппиус. Она была автором брошюры «Первенцы свободы», вышедшей под именем Д. С. Мережковского. Книга была написана по просьбе А. Ф. Керенского, она должна была напомнить русским солдатам об офицерах-революционерах и смягчить противоречия в армии, восстановить доверие к командному составу. Журнальный вариант книги содержал посвящение А. Ф. Керенскому, «продолжателю дела декабристов», в отдельном издании посвящение было снято [460] . Возможно, это объясняется обострением отношений между Керенским и Мережковским.
460
Нива. 1917. № 16. С. 230; Мережковский Д. С.Первенцы свободы: История восстания 14 декабря 1825 г. Пг., 1917; ОР РНБ. Ф. 481. Оп. 1. № 3. Л. 148.
Сам Керенский нередко ссылался на свое революционное прошлое «борца за свободу». Так, выступая 13 июля перед объединенным заседанием исполкомов Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, он заявил: «Всю свою жизнь я боролся во имя великих идеалов революции» [461] .
В некоторых речах молодой министр именовал себя «старым социалистом и демократом». Выступая в Гельсингфорсе 16 марта, он заявил: «Я старый социалист и республиканец, член партии социалистов-революционеров» (в другой записи речи — «социалист-революционер, не мало пострадавший от старой самодержавной власти»), 4 апреля на 2-й конференции петроградских эсеров он, призывая делегатов голосовать за оборонческую резолюцию, вновь использовал образ члена революционной партии: «Нашу партию всегда отличала прямота и откровенность. Мы не прятались даже тогда, когда боролись с прежним строем револьверами и бомбами. <…> Мы, партия социалистов-революционеров, всегда были рыцарями борьбы и рыцарями правды, так скажем же открыто и честно — хотим ли мы защиты освобожденной страны!» [462]
461
Дело народа. 1917. 14 июля.
462
Партия социалистов-революционеров: Документы и материалы. М., 2000. Т. 3, ч. 1: Февраль — октябрь 1917 г. С. 42–43; Известия Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих Свеаборгского порта. 1917. 19 марта, 21 марта.
В приказе армии и флоту 14 мая Керенский аттестовал себя как «старого солдата революции». В речах он причислял себя к «кучке революционеров», которые «бросились на борьбу со сложным механизмом старого режима». Даже 25 октября, прощаясь с защитниками Зимнего дворца, он именовал себя «старым революционером». Однако Керенский понимал, что в революционных кругах его нелегальная деятельность могла быть заслонена фигурами вождей и героев, давно уже прославлявшихся субкультурой подполья, пропагандой социалистических партий. Показательно, что он не аттестовал себя как «старого революционера» на партийных форумах, где были представлены активисты партии и ветераны движения. Уже в конце мая на съезде социалистов-революционеров представители левого крыла этой партии выступали против «безответственных выступлений» «товарища Керенского» и выражали негодование по поводу создания кумиров «из товарищей, сравнительно недавно находящихся в партии». Правда, эти заявления встречались частью делегатов шумом и протестами [463] .
463
Партия социалистов-революционеров. Т. 3. Ч. 1. С. 214.
Можно предположить, что в частных разговорах левые эсеры критиковали популярного министра и раньше. Возможно, в своем кругу и представители центра партии осуждали претензии Керенского на роль ветерана социалистического движения. Очевидно, министр чувствовал подобные настроения. Выступая в тот же день на съезде, он с подчеркнутым пиететом отозвался о партийных «учителях», «руководителях», «великих борцах». Себя Керенский отнес к «ученикам и рядовым работникам», к эсеровской «молодежи». Завершая выступление, Керенский даже с энтузиазмом заявил делегатам, что, получив все из общения с «лучшими борцами», он всегда стремится, чтобы «хотя одну минуту снова почувствовать себя только простым рядовым, ничтожным, мелким вашим товарищем» [464] .
464
Там же. С. 238–239.
Этот прием он использовал и ранее, выступая на Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов. Там он заявил: «Ко мне на помощь пришли старые учителя, которых мы знали с детства» [465] .
Поэтому Керенский стремился усилить свое влияние в революционной среде, опираясь на признанный авторитет легендарных ветеранов освободительного движения, прославлявшихся пропагандой социалистов. Возможно, к этому подталкивало молодого министра и общественное мнение. Так, общее собрание торговых служащих Тюмени, состоявшееся 5 марта, обратилось к нему со следующим посланием: «…в великий день выборов в городской Совет рабочих депутатов просит вас, дорогой Александр Федорович, передать наш привет святым мученикам и борцам за свободу Екатерине Константиновне Брешковской, Вере Николаевне Фигнер, Николаю Морозову, другим ветеранам освободительного движения, и сказать им, что мы жизнь положим за идеалы, к которым они стремились» [466] . В этом обращении Керенский предстает как достойнейший представитель нового поколения революционеров, от имени которого он уполномочивается выступать перед лицом легендарных предшественников-ветеранов, символизирующих братство «борцов за свободу».
465
Воля народа. 1917. 6 мая.
466
ГАРФ. Ф. 1807. Оп. 1. Д. 354. Л. 95–96.
Керенский появлялся в обществе В. Н. Фигнер. После Февраля она возглавила фонд помощи бывшим политическим заключенным, который был создан по инициативе министра юстиции. В сентябре, перед своей важной речью в Демократическом совещании Керенский, проходя на сцену, поцеловал Фигнер руку. Вряд ли этот жест был случайным. Очевидно, Керенский тем самым хотел создать среди не очень дружественной аудитории более благоприятное для себя настроение.
Особое значение для Керенского имела дружба с Е. К. Брешко-Брешковской, которую народническая пропаганда именовала «бабушкой русской революции» — она участвовала в освободительном движении с 1870-х годов, более тридцати лет провела в заключении и в ссылке. Керенский познакомился с ней в 1912 году, во время своей поездки в Сибирь. Одним из первых распоряжений министра юстиции был приказ об освобождении Брешко-Брешковской. 29 марта, после триумфальной поездки по стране, она прибыла в Петроград. Керенский участвовал в торжественной встрече «бабушки», он все время находился рядом с ней. По просьбе Керенского Брешко-Брешковская поселилась в министерских апартаментах. Она вспоминала: «Поехали к нему, в помещение министра юстиции и там он меня приютил. Я все спрашивала, как бы мне найти помещение, а он возражал: „А разве Вам здесь неудобно“, и так мы остались добрыми искренними друзьями на все время, — я скажу навсегда» [467] .
467
Брешко-Брешковская Е.Бабушка русской революции. С. 17, 42 // Hoover Institution on War, Revolution and Peace Archives. B. I. Nicolaevsky Collection. Box 87. Folder 1.
О своих особых связях с Керенским Брешковская говорила в 1917 году. Показательно ее выступление в Ревеле в апреле: «Временное правительство сильно тем, что в его среде стоит Керенский, социалист, преданный друг народа… У вас есть верный друг и друг этот — Керенский… Мы с ним родные и родные не кровным родством, а по духу» [468] .
Для партии социалистов-революционеров «бабушка» была живой легендой. Ее моральный и политический авторитет укреплял позиции Керенского, освящал его действия. Отношения между Керенским и Брешко-Брешковской были неформальными, теплыми, такими они сохранились и затем в эмиграции. В своих воспоминаниях она именовала его самым выдающимся членом партии социалистов-революционеров [469] . В другом варианте ее мемуаров содержится еще более восторженная оценка: «Он всегда жил и вероятно всегда будет жить в лучших светлых представлениях о будущем человечества вообще и будущем русского народа в частности. Это свойство его души, этот великий талант самоотверженной любви и беспредельной готовности служить своему народу, вероятно, и послужили основанием того взаимного понимания, какое установилось между ним и мною. Я высоко ценю этого человека, я любуюсь его натурою, как лучшим произведением нашего отечества» [470] .
468
Ревельское слово. 1917. 15 апреля.
469
Breshkovskaia К.Hidden Springs of the Russian Revolution. Stanford, 1931. P. 347. В архиве В. М. Зензинова сохранилась фотография Брешко-Брешковской с дарственной надписью: «Александру Ф. Керенскому. Вот, тебя я сберегла, горячо тебя любя. Чтобы глаз мой видеть мог, как живет и как трудится неизменно хорошо внук родной. Как частенько он вздыхает, и от тяжести забот, и при мысли тех страданий, что народ его несет. Пусть почует мой любимый, что душой я с ним живу, мысль его я разделяю, и глубоко вдаль гляжу. И что мой последний вздох, вздох надежды и любви, что живил меня всегда — тебе, друг мой, завещаю. Твоя бабка К. Брешковская». Надпись датирована 21 февраля 1921 года, в конце — приписка: «Всегда с тобой, всегда за тебя» (Columbia University Library. Bakhmetieff Archive. Zenzinov Papers. Box № 3. Детей Керенского Брешко-Брешковская называла своими «правнуками» (сообщено автору С. Г. Керенским)).
470
Брешко-Брешковская Е.Бабушка русской революции. С. 45 // Hoover Institution on War, Revolution and Peace Archives. B. I. Nicolaevsky Collection. Box 87. Folder 1.
Брешковская и в 1917 году публично высоко оценивала деятельность Керенского. Посетив Таврическую губернию, она в начале июня так писала о настроении местного населения:
Незаметно также недоверия к новому составу Временного правительства, хотя знакомство с его личным составом довольно слабое. Покрывается этот недостаток уверенностью в том, что пока в числе министров стоит Александр Федорович Керенский — ничего худого допущено быть не может. За пять лет, что имя Керенского стояло ничем не затуманенное на арене политической жизни России, население — даже в глухих углах безбрежной страны — привыкло чтить это имя и видеть в нем гарантию правды, законности, справедливости. Привыкли видеть в нем рыцаря, всегда решительного, всегда готового занять самое опасное положение ради бескорыстного служения своей родине. Своему народу [471] .
471
Воля народа. 1917. 8 июня.