История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума
Шрифт:
Вечером того же дня в гостиничном номере состоялась встреча Розенбаума с Вернером. Советник, поделившись своими новостями, попросил Вернера дать ему фамилии людей, находящихся на химзаводе под подозрением у его приятелей, а также попросил помочь подыскать подходящую однокомнатную квартирку, чтобы она была под стать сменному мастеру и холостяку. Такой у Вернера сразу не нашлось, а в отношении подозрительных лиц он пообещал поработать.
Утром при подаче прошения директору завода Розенбаум получил от него необходимый список, напечатанный на пишущей машинке, с соответствующими пометками. Постепенно входя в курс новой для себя производственной деятельности, он стал приобретать, преимущественно среди приезжих, нужные знакомства, чутко прислушивался к разговорам вокруг. Для того чтобы как можно скорее завоевать расположение к себе рабочих, новый мастер всегда старался пойти им навстречу, не отмечал опозданий на работу, покрывал незначительный брак в продукции, позволял непродолжительные отлучки со смены и т. д. Там, где упущения были посерьезнее, он делал рабочим замечание в форме
Приближался рабочий праздник 1-го мая. Правительством, как и в прежние годы, было разрешено в этот день шествие рабочих. Наиболее активной была при подготовке праздника партия польских социалистов — ППС. Когда рабочие спрашивали своего сменного мастера, будет ли он участвовать в этом празднике, он без малейших колебаний давал всем утвердительный ответ. И действительно, в весенний праздник трудящихся он шел в одних рядах с ними. После Первомая рабочие стали с ним еще более откровенны. А на костельный праздник Пресвятой Девы Марии (это было 15 августа) один из рабочих, приехавший недавно из Лодзи, Мечислав Мухлинский, устраивая дома именины своей жены Марианны, пригласил мастера к себе в гости. Среди них был и лаборант Леон Либих. На именинах преимущественно были рабочие химзавода, несколько человек представляли и другие предприятия города, но все без исключения были уроженцами Лодзи. Всего гостей было 18 человек. После того как гости выпили по рюмочке и по второй, Розенбауму стало ясно, что все присутствующие на вечеринке — активисты прокоммунистической рабочей организации «Валька з капиталэм» («Борьба с капиталом»). Оказалось, что Мухлинский — председатель комитета, а Либих — его заместитель. Марианна также была членом комитета и проводила работу на пробковой фабрике. Среди присутствующих на именинах были две работницы этой фабрики, Ванда Мальшевская и Ядвига При-луцкая — ее подруги и члены организации.
В ходе застолья выяснилось, что присутствующие озабочены недостаточным ростом организации. Это в первую очередь касалось коренных жителей Познанщины. Особенно трудно, отмечали они, поддаются революционной агитации рабочие мыловаренного и сталелитейного заводов. В члены организации за последнее время вступили только четыре человека. Леон Либих говорил, что причиной этому является отсутствие способных агитаторов. Он, в частности, сетовал: «Вот если бы были все мы такими, как Мильх. Будучи чахоточным, слабым и больным, он тем не менее делает наше дело. И четыре человека со сталелитейного завода — это его заслуга. Сейчас он находится в больнице, но и там он проводит нужную нам работу. Считаю, что неплохим средством привлечения в свои ряды рабочих могли бы стать подписные листы, чтобы в случае увольнения, что сейчас распространено, человек не остался бы без гроша в кармане. По новому закону, если поденный рабочий в течение 28 дней не станет на работу, то он подлежит увольнению…».
Первой откликнулась на призыв Либиха Марианна Мухлинская, которая взялась за внедрение подписных листов у себя на предприятии. Ну а для начала решила проверить на сей счет отзывчивость к рабочему делу гостей. Никто, разумеется, не стал протестовать. Первой положила на тарелку за себя и за мужа взнос в 10 злотых сама виновница торжества. Когда она подошла к Розенбауму, он тоже положил 10 злотых, остальные клали кто сколько мог. Всего было собрано чуть больше 100 злотых. Эти деньги при прощании были переданы Либиху.
Получив весомые доказательства наличия в Познани революционной организации, Розенбаум решил до поры до времени никому об этом не говорить. Во-первых, он еще не знал, у кого находится список членов организации, во-вторых, ему не хотелось навлекать на себя подозрения проведением арестов сразу же после именин, в-третьих, он решил проследить, что раскроет в этом же деле его помощник Вильгельм Вернер, до этого отрицавший наличие в городе нелегальной организации.
В течение месяца Розенбаум безрезультатно занимался решением поставленных самому себе задач, пока в конце концов сам Мухлинский не заговорил с ним по интересующим его вопросам. Это было в начале октября. Сразу же после окончания смены и получения зарплаты Мухлинский пригласил мастера на пиво, и тот охотно согласился. Усевшись в укромном уголке полупустого кабачка, оба начали говорить о чем придется, пока Мухлинский почти шепотом и с радостью на лице не сообщил Розенбауму, что количественный состав организации, благодаря подписным листам, начал расти, причем не только у них на заводе, но и там, где ранее проводимая агитация не давала должных результатов. К «Борьбе с капиталом» примкнули познанские пекари, трубочисты, жестянщики. Их представители Адам Сярковский, Бронислав Жолондзь, Зыгмунт Мотковский, Мстислав Михалкевич предложили комитету свои услуги по агитации. Сказал Мухлинский
Получив все эти сведения, Розенбаум уже на следующий день отправился к генералу Маковскому с просьбой о немедленном начале арестов среди членов познанской организации «Борьба с капиталом». Последний был крайне удивлен информацией, полученной от советника госполиции, а потому обошелся без всяких к этому комментариев, лишь заявил: «К арестам бунтовщиков и забастовщиков мы приступим уже ночью. Вы свободны». Еще более был удивлен результатами работы Розенбаума директор завода, ибо он уже давно считал так называемого «сменного мастера» классическим бездельником. Уже прощаясь и благодаря агента за двойную работу по развязке «проклятого узла», он признался в том, что был момент, когда он уже не верил в успех задуманного дела.
После удачно проведенной в Познани операции Розенбаум работал в Варшаве в Главном управлении, занимаясь, как и раньше, обработкой материалов, взятых при разгроме познанской организации. В списках ее членов, изъятых у Леона Либиха, значились 715 человек. Большинство из них были арестованы и первичное расследование показало тесные связи этой организации с Лодзью. Когда с готовой пояснительной запиской к упомянутым материалам Розенбаум пошел на доклад к Корвин-Пиотровскому, то от него он узнал, что в Лодзи по спискам Михаила Козакевича уже начаты аресты, но вместе с ними появились кое-какие вопросы.
Главный из них касался того, арестовывать или нет крупных чиновников, попавших в список Козакевича в качестве подозрительных лиц? К таковым принадлежали: Станислав Гонсиоровский — начальник городского паспортного стола, Мечислав Медзинский — начальник воеводского налогового отдела, и Ольгерд Окулич — начальник воеводской инспекции труда. Генерал Поплавский как шеф безопасности не решился на арест и обыск у них, о чем сообщил по телефону начальнику Главного управления госполиции генералу Розвадовскому. В связи с этим генерал Розвадовский приказал Корвин-Пиотровскому командировать в Лодзь советника полиции и своего доверенного человека с целью установления причастности этих лиц к антиправительственному сообществу. Ввиду деликатности дела Розенбауму рекомендовалось, в случае обнаружения достаточных оснований для задержания этих чиновников, произвести аресты необходимо было самым секретным способом, без лишнего шума. На выполнение этого задания ему давалось не более десяти дней. Говоря об исключительной важности порученного Розенбауму дела, полковник, как бы оправдываясь, провожая его из кабинета, заметил: «Дело это находится на контроле у правительства, и я бы сам взялся за его выполнение, если бы не наши внутренние проблемы. Дело в том, что в ближайшем будущем генерал Розвадовский оставит пост шефа госполиции и займет должность военного вице-министра и одновременно командующего Варшавским военным округом. Ввиду этого мне поручено привести в полный порядок все дела Главного управления». Сказанное Корвин-Пиотровским для Розенбаума не было новостью, ибо слухи о повышении генерала уже ходили среди чинов госполиции, но в сочетании с аргументацией иного, уже личного, свойства оно приобретало характер некоторой доверительности в общении начальника и подчиненного, в прошлом — приятелей. 27 марта 1928 года, в день получения задания, Розенбаум выехал курьерским поездом в Лодзь.
Прибыв в Лодзь, доверенный госполиции сразу же встретился с Михаилом Козакевичем и задал ему главный вопрос: «Как попали в список подозрительных лиц господа Гонсиоровский и Окулич?». На что Казакевич ответил: «Все обстояло очень просто! Будучи в баре «Автомат», я без всякого специального намерения, а совершенно случайно у стойки, где выпивали и закусывали эти господа, услышал, как Гонсиоровский сказал, обращаясь к Оку-личу, что до него дошли слухи о массовых арестах в Познани и что, к сожалению, среди арестованных оказались Либих и Мух-линский («хорошие ребята, помню их еще со школьной скамьи, когда, до поступления в гимназию, я учился вместе с ними во 2-й семиклассной народной школе в Лодзи»). Больше всего меня поразило то, что они говорили о государственных преступниках и жалели их вслух, нисколько не думая о том, что эти слова все окружающие их люди довольно хорошо слышали. Медзинский не участвовал в этом разговоре, а лишь поддакивал двум собеседникам. Замечу, что все они государственные чиновники, и их прекрасно знают в городе».
Визит к генералу Поплавскому позволил советнику госполиции узнать некоторые сведения, касающиеся подозреваемых чиновников. А именно то, что Мечислав Медзинский — дворянин, сын помещика из-под Пнева, что рядом с Лодзью, человек со средствами; Ольгерд Окулич — из семьи чиновника министерства путей сообщения, подпоручик в отставке, во время похода 1920 года воевал в легионах Пилсудского, был тяжело ранен в живот. Что касается Станислава Гонсиоровского, то он оказался сыном вагоновожатого городского трамвая. Рабочее происхождение последнего сразу настроило и генерала, и советника госполиции на то, что от Гонсиоровского вполне можно было ожидать сочувствия и помощи революционному движению пролетариата.