История Икс
Шрифт:
Меня вдруг охватывает желание поговорить с кем-нибудь из них. Что они чувствуют? Что думают обо всем этом? Моя природная застенчивость сдерживает этот порыв, но тут я понимаю: Икс, какого черта? Ты расхаживаешь среди элегантно одетых богачей без трусов! И еще смущаешься завязать разговор?
В стороне от толпы замечаю одну девушку. Она стоит под свисающим с тамариска фонарем и держит в руке бокал золотистого шампанского. Девушка слегка склонила голову набок и словно бы наслаждается музыкой — довольно энергичный струнный квартет, лирическая мелодия с отчетливыми африканскими ритмами. Мне хочется пуститься в пляс, но не могу же
Девушка — настоящая красавица, с длинными темными волосами, украшенными жемчужинами и серебряными шпильками. Передо мной будто Джессика, только повыше и с огромными глазами, а вот в манере держаться видны уверенность и ум, как и у моей подруги.
— Привет! — говорю я.
Девушка поворачивается и вопросительно прищуривается:
— Bon soir.
— Ой… Э… Простите, — краснею я. Почему я краснею именно сейчас? — Извините, я не поняла…
— Нет-нет. Все в порядке. Я француженка, но говорю по-английски. — Девушка загадочно улыбается. — Привет!
Я возвращаю ей улыбку.
Она опускает глаза на мою наготу без всякого стеснения, затем указывает на свои белые бедра и полоску черных волос.
— Ну и что ты думаешь насчет наших… исторических костюмов?
— Не знаю даже… — качаю я головой. — Они и в самом деле исторические?
— Да, — отвечает девушка. — Исторические. Так одевались при дворе Наполеона. Ты слышала когда-нибудь о фалбале?
Я медлю с ответом, потом слегка нервно смеюсь. Умная шутка. Насколько я знаю, фалбала — это нечто вроде оборки или рюшки, украшение для наряда, которое носили хорошенькие девушки в восемнадцатом — девятнадцатом веках, а может, воротник с обилием кружева. Но фалбала — самое лучшее описание наших «костюмов» на сегодняшний вечер.
Понимаю, что даже не спросила имени этой девушки.
— Кстати, меня зовут Александра. Или просто Икс.
— Привет, Икс. Я Франсуаза.
Мы пожимаем руки.
— Могу ли я поинтересоваться, — говорю я, — кто проводит твое посвящение?
Франсуаза делает взмах в сторону толпы болтающих, пьющих, сплетничающих людей, которые после шампанского становятся еще более шумными и оживленными.
— Даниэль де Кервиньяк. Француз, как и я. Но он банкир в Сити, мы живем в Лондоне.
— Твой парень?
— Да. Хотя ему сорок два, и парнем его уже не назовешь. Скорее мой amant [59] .
— Понятно, — киваю я и отпиваю шампанского.
Я вдруг осознаю, что мы ведем вполне обычный, непринужденный разговор, хотя одеты как самые развязные шлюхи за всю историю. Очень странный контраст. Но менее странный, чем десять минут назад.
— А тебя кто привел?
— Марк Роскаррик.
— Лорд Роскаррик? — Глаза девушки округляются. — Тот самый лорд Роскаррик?
59
Любовник (фр.).
— Да. А что? Ты его знаешь? Или что-то про него?
— Икс… — вежливо улыбается Франсуаза. — Могу я называть тебя Икс? Что ж, Икс, абсолютно все знают про Маркуса Роскаррика. Про «molto bello…
— …е scapolo lord Roscarrick», — вздыхая и качая головой, добавляю я. — Ладно, поняла. Я все же читаю новости в Интернете. Для большинства людей он, наверное, знаменитость, —
— Тебе же лучше, — улыбается Франсуаза. — Среда знаменитостей довольно гнилая. А вот твой лорд Роскаррик неплохая добыча — улов сезона. — Она подходит ближе ко мне и заговорщически шепчет: — И каков он в жизни? Он… э… немного опасен? Как про него и говорят? И правда, что он такой удивительный?
— Прости?
— В смысле, — говорит она, ее губы слегка подергиваются, — я про его красавицу-жену и прочие слухи… Ой, прости меня. Я не должна об этом говорить. Слишком много болтаю. Тебе очень повезло. И к тому же мы сегодня должны быть загадочными и таинственными, верно? А сами стоим здесь с «Происхождением мира» [60] у всех на виду. — Она бросает взгляд на низ своего живота и добавляет: — Надеюсь, это того стоит. Бразильская эпиляция была не в меру болезненной!
60
«Происхождение мира» — картина французского художника-реалиста Гюстава Курбе (1819–1877), которая долгое время воспринималась как художественная провокация и не выставлялась на протяжении более 120 лет.
Я снова звонко смеюсь. Однако смех мой слегка натянутый и нервный от переживаний. Что она имела в виду, говоря про Марка? Хочу расспросить ее, но нас прерывает голос, говорящий по-французски:
— Francoise, J’ai cherch'e pour toi [61] .
Очевидно, это ее любовник. Он типичный красавец средних лет, с сединой в висках и широкими плечами. В своем первоклассном смокинге он просто излучает богатство и могущество. Но этот мужчина совсем не похож на Марка Роскаррика.
61
Франсуаза, я тебя искал (фр.).
Француз учтиво кивает мне, его глаза лишь на секунду опускаются ниже моей талии. Нас представляют, и он пожимает мою руку, затем берет Франсуазу под локоть и уводит ее. Она оборачивается на ходу и дружелюбно смотрит на меня.
— Прощай, Икс, — говорит она через плечо. — Уверена, мы еще встретимся.
С минуту я размышляю над этим. Пожалуй, Франсуаза права. Если она этим летом участвует в мистериях, то мы наверняка встретимся. И я рада этому, потому что ощутила зарождающуюся между нами дружбу. А мне определенно нужен союзник. К тому же я хочу узнать, что Франсуазе известно про Марка. Хочу ли?
Я опустошаю бокал и внимательно слежу за удаляющейся Франсуазой.
Белые ягодицы манят красотой и сексуальностью, пока девушка шествует на высоких каблуках восемнадцатого века мимо нормально одетых для вечеринки людей. Я ожидала, что все будет выглядеть до комичности нелепо, но я ошибалась. Франсуаза выглядит величественно, блистательно, как великолепная арабская скаковая — породистая лошадь, которую выводят на площадку для скачек, не потехи ради, а для того, чтобы ею восхищаться. Она ловит на себе взгляды уважения и даже благоговения.