История испанской инквизиции. Том II
Шрифт:
III. Этот труд был также отправлен дому Педро де Кастро, епископу Куэнсы, и можно сказать, что его ответ, посланный из Парехи 28 апреля 1558 года, послужил основанием для процесса Каррансы, хотя можно отыскать и другое в собрании фактов, содержащихся в различных документах, найденных у архиепископа. Из письма, посланного Кастро главному инквизитору, видно, что тот спрашивал его мнение о катехизисе. Кастро отвечает, что этот труд показался ему очень опасным; обещает высказать свои доводы и теперь уже заявляет, что в статье об оправдании есть тезисы, зараженные лютеранством; услыхав, продолжает он, как автор говорил в том же смысле на Тридентском соборе, он составил дурное мнение о его учении, хотя до сих пор не думал, что Карранса исповедует в душе эти ложные убеждения, но теперь он переменил мнение, потому что лютеранские тезисы встречаются здесь очень часто. Это доказывает, что автор проникся духом ереси. Дом Педро де Кастро прибавляет,
IV. Из другой бумаги, подписанной тем же епископом 1 сентября 1559 года, видно, что его сообщение члену совета сводилось к следующим пунктам: находясь в Лондоне во время Великого поста 1555 года, он присутствовал на проповеди, произнесенной Каррансой перед королем, и заметил, что проповедник, представляя, что он видит на небе распятого Иисуса Христа, говорил об оправдании людей живою верою в страдания и смерть Иисуса Христа в выражениях, близких к лютеранству. Епископ высказал брату Хуану де Вильягарсии, спутнику Каррансы, как он возмущен этой проповедью, на что тот ответил, что дом Бартоломее произносил ее в прошлом году в Вальядолиде, и он сам нашел ее достойной порицания. Епископ Кастро прибавляет, что, высказав свой образ мыслей Каррансе, он приписал чувству смирения хранимое им молчание. В другом случае тот же проповедник, стоя на кафедре перед королем, заявлял, что есть непростительные грехи. Сначала он подумал, что ослышался, но затем сомнения исчезли, потому что этот тезис повторялся часто. В конце письма епископ говорит, что в другой проповеди, произнесенной перед королем, дом Бартоломее говорил таким образом, что можно было подумать, что за два реала (десять су, полфранка) покупаются индульгенции, даруемые буллою о крестовом походе; он подумал, что подобный способ выражения опасен в Англии среди еретиков. «Все сказанное мною, — заключил Кастро, — согласуется с показанием, данным 18 октября 1559 года братом Ангелом де Кастильо после ареста архиепископа. Там сказано, что он слышал, как Кастро рассказывал в Лондоне историю о проповеди; показание заканчивается словами: „Карранса проповедовал, как мог бы это сделать Филипп Меланхтон“.
V. Из этого письма видно, что сомнения в отношении Каррансы возникли у Кастро только через три года после путешествия в Лондон и что он счел себя обязанным сделать донос тогда, когда потерял надежду стать архиепископом Толедо. Если бы дом Бартоломео продолжал быть простым монахом, никто никогда на него не донес бы. Главный инквизитор передал письмо, полученное им от Кастро, для начала преследования; но он не упомянул о том, которое сам ему писал, и это доказывает, что оно не имело официального характера. Член совета дон Андреа Перес не заявил и не удостоверил ни одного из фактов, о которых упоминает епископ. Таким образом, в судопроизводстве не было показания, когда был дан приказ об аресте. Так как этого документа недоставало, то через полтора года сочли нужным дополнить судопроизводство письмом, подписанным епископом. Можно ли после этого подвергать сомнению злоупотребления, взращиваемые таинственными приемами инквизиции? Вот почему, когда материалы дела были получены в Риме, с величайшим изумлением увидали царивший в нем беспорядок, и процесс назвали: „необработанная и беспорядочная груда“ (rudis indigestaque moles).
VI. Брат Хуан де Вильягарсия, будучи уже в тюрьме, 17 сентября 1561 года заявил, что он вспомнил, будто слышал, как епископ Куэнсы говорил о проповеди, сказанной в Лондоне Каррансой, но не помнит, говорил ли Кастро, что он был возмущен этой проповедью или что она представляла собой что-либо способное произвести это действие. Впрочем, в этом можно убедиться, прочитав ее, так как она была переписана, как и все проповеди, произнесенные Каррансой. Он прибавил, что он, как старый товарищ Каррансы, участник всех его предприятий, поверенный его мнений, переписывавший все, что тот составил, может лучше кого-либо другого защитить чистоту его веры. Он старался убедить, что ни в проповедях, ни в катехизисе нет ни одного тезиса, смысл коего не был бы католическим, что судящие об этом иначе нанесут оскорбление добродетелям Каррансы и его горячему усердию к чистоте католической религии, которое он обнаружил на Тридентском соборе, в Англии, Германии и Фландрии.
VII. Итак, очевидно, процесс архиепископа Толедо обязан своим происхождением злобному чувству дома Фернандо Вальдеса, которое довело его до того, что он поступил в начале апреля 1558 года как человек, пожираемый завистью, и сам дал с преступным намерением прочесть труд Каррансы Мельхиору Кано, такому же врагу Каррансы, как и он сам, чтобы тот отыскал тезисы, послужившие материалом для доноса. Когда главный инквизитор был уведомлен Кано о существовании этих тезисов, он вручил ему книгу официально, как квалификаторам, Сото, Куэвасу и другим, чтобы они ее рассмотрели. Но эта операция была произведена позже, и мы увидим, что раньше в процессах против лютеран были случаи, которые, по-видимому, породили дело Каррансы, хотя этот факт совершенно ложен, как я докажу.
VIII. Главный инквизитор, находясь во власти злобных настроений и, с другой стороны, зная, что архиепископ имеет дружеские связи с маркизами Альканисесом и Позой, среди родственников и друзей которых были узники инквизиции, приказал инквизиторам Вальядолида выпытывать от узников все, что возможно, насчет верования Каррансы. Исподтишка распространили слух, которому некоторые поверили, о сходстве мнений Каррансы и Касальи. В этом настолько преуспели, что брат Амбросио де ла Серна, сторонник Кано, в проповеди, произнесенной в церкви Св. Павла в Вальядолиде во время ареста Касальи и его сообщников, осмелился заявить, будто отдан приказ об аресте архиепископа Толедского. Этот ловкий прием не замедлил произвести ожидаемое действие.
IX. 25 апреля 1558 года донья Антония Мелья (о процессе которой я дал подробности в главе XX) заявила, что Кристо-бал де Падилья давал ей читать несколько рукописных тетрадей, содержащих лютеранское учение, и говорил, что они составлены Каррансою. Это показание не повлекло никаких последствий и не было сообщено архиепископу при оглашении свидетельских показаний, потому что вскоре было доказано, что этот труд принадлежал не ему, а брату Доминго де Рохасу.
X. 17 апреля Педро де Сотело дал подобное же показание. Он прибавил: брат Антонио де ла Асенсион, настоятель доминиканского монастыря в Саморе, прочтя эти рукописи, сказал ему, что, вопреки утверждению Падильи, он не может думать, чтобы этот труд принадлежал Каррансе, потому что нельзя допустить, что человек, придерживающийся подобных взглядов, употреблял на соборе такие великие усилия для защиты противоположного учения.
XI. 23 апреля поступило показание доньи Анны Энрикес д'Альманса. В этот день она ничего не говорила против архиепископа. Но на допросе 29 апреля эта женщина заявила, что, спросив у брата Доминика де Рохаса, беседовал ли он об этих пунктах учения с архиепископом, получила ответ, что он этого не делал, потому что Карранса только что написал сочинение против лютеран. Она прибавила, что слышала от Франсиско де Виберо, что архиепископ будет гореть в адском огне, потому что, зная лучше, чем кто-нибудь другой, как правоверно учение Лютера, он осудил на сожжение в Англии нескольких лиц, принявших лютеранство. Франсиско де Виберо заявил, что не помнит этого разговора и считает его сомнительным, так как архиепископ всегда был римским католиком.
XII. Донья Катерина де Риос, настоятельница доминиканского женского монастыря Св. Екатерины в Вальядолиде, 24 апреля показала, что слышала от брата Доминика де Рохаса, будто дом Бартоломео учил, что он не видит в Священном Писании очевидных доказательств существования чистилища. Она прибавила, однако, на следующий день: вопреки услышанному, она убеждена, что Карранса верит в существование чистилища; будучи провинциалом своего ордена, он увещевал монахов исполнять завещания относительно заупокойных обеден и делал другие благочестивые распоряжения относительно поминовений об упокоении душ усопших; его проповеди и протоколы объездов монастырей ордена полны тех же увещаний; спросив однажды у доньи Анны Энрикес, придерживается ли архиепископ тех же мнений, что и она, получила ответ, что он так далек от них, что написал книгу для их опровержения. Донья Бернардина де Рохас говорила ей, что узнала от брата Доминика де Рохаса, будто архиепископ советовал ему не очень увлекаться его талантам; Савино Астете, каноник Саморы, уверял ее, будто слышал, как брат Доминик свидетельствовал, что Карранса внушает ему величайшее сострадание, потому что не следует его мнениям. Это показание не было сообщено архиепископу при оглашении свидетельских показаний, потому что оно ничего не содержало против него. Из этих подробностей видно, какие средства защиты трибунал должен был предоставить подсудимому. Если бы показания такого рода были известны его защитнику, какую пользу он сумел бы извлечь из них для своего клиента! На запрос о тезисе, относящемся к чистилищу, брат Доминик де Рохас заявил 23 августа, что, беседуя однажды с домом Бартоломео о мучениях чистилища, он получил ответ, из которого можно было видеть его веру в существование чистилища, и он всегда говорил об этом предмете, как настоящий католик.
XIII. Брат Хуан Мануэлес, доминиканец, заявил 18 октября 1560 года, что девять или десять лет тому назад беседовал с домом Бартоломео по поводу одного лютеранина, осужденного на сожжение, и он не уверен, выставлял ли архиепископ следующий тезис: известно, что Священное Писание не удостоверяет нас в существовании чистилища. Это показание не только единственное, но и не подтверждающее факта. Кроме того, оно дано спустя год после ареста архиепископа. Неужели он не донес бы десять лет тому назад, если бы слышал это утверждение?