История Кольки Богатырева
Шрифт:
— Дак что ж, — сказал Писаренок, — это значит, в каждой станице теперь такие самолеты будут стоять?..
— Не в каждой пока, — улыбнулся Петя Ивушкин, — нам первым дали, как передовикам… Для опыта, так сказать…
И Писаренок повернулся к мальчишкам и объяснил так, как будто они ничего не слышали:
— Как передовикам, поняли?
До вечера проторчали мальчишки в «Заготзерне» и ушли только тогда, когда корпуса реактивных самолетов уже поставили на невысокие фундаменты
Что ни говори, а на самолет даже просто так посмотреть интересно. А что будет, когда двигатели запустят?..
Скорей бы уж поспевала эта кукуруза!
Домой они шли быстро, потому что успели за это время здорово проголодаться.
Вот они добрались наконец до улицы Щорса, повернули налево и прошли еще немножко, когда вдруг Писаренок остановился и поднял палец, прислушиваясь.
Где-то недалеко слышалась песня.
Это была старинная казачья песня, чуточку грустная и протяжная, ее негромко пели женщины, потом в припев ненадолго вплелись голоса мужчин, но тут же отстали на полуноте, и оттого дальше песня вдруг стала еще задумчивей.
— Провожают кого? — спросил Писаренок. — У кого гуляют?..
А Колька вдруг в сердцах махнул рукой.
— Все ясно!.. Это не гуляют, Писарь… Это у Астаховых работают. Пока мы самолеты смотрели, тут все без нас небось сделали… Надо же!
Они подошли ко двору Астаховых и остановились.
Дом, который утром еще был таким серым и неуютным, стоял теперь как игрушка. Недавно побеленные стены еще не совсем просохли и отливали синевой. Ставни были покрашены голубым.
Вечернее солнце пылало в отмытых окнах.
Мать Писаренка и тетя Тоня оставшейся известкой добеливали камешки, которыми были обложены дорожки. Обе они напевали тихонько, а рядом пели погромче — здесь несколько женщин серой глиной обмазывали сарайчик.
А дальше в глубине двора Саша Вертков пилил доску, придавив ее коленом, рядом работали отец Витьки Ореха и Меринков отец. Около них, положив ладони обеих рук на суковатую палку и высоко подняв голову, неподвижно сидел на табуретке дядя Иван Астахов. Он был в белой рубашке, и его большой бороды сейчас почти не видно было на груди, потому что сна тоже у него белая.
Дядя Иван говорил, видно, что-то, потому что Саша Вертков то и дело оборачивался к нему, кивал головой, улыбался.
— Ну точно, уже все сделали, — сказал Колька.
— Мы ж не виноваты, Коль, — пожал плечами Меринок. — Кабы нас предупредили…
Трудно, что там ни говори, живется на свете мальчишкам: пока ты торчал в одном месте, в другом успели уже обойтись без тебя. Конечно, все на свете не увидишь, за всем не угонишься, а все же обидно.
— Пойдем хоть посмотрим, — предложил Колька. —
Мальчишки вошли во двор и один за другим пошли по дорожке между камнями. Матери только поглядывали на них, не переставая петь.
Ребята молча остановились за спиной у Саши.
Из-за сарая с рулеткой в руках быстро вышел дядя Миша Селезнев, Вовкин отец.
— Женщины, как там у вас? — крикнул, обернувшись. И сам ответил: — Вижу, скоро закончите, хорошо!..
Он быстро прошел мимо ребят, как будто не заметив их, легко присел на корточки около Саши Верткова, провел ногтем по доске.
— Потом тут, Саша, режь… — Кивнул Меринкову отцу: — Ты со мной, Степаныч!
Он повернулся к ребятам, и Володька Писаренок вдруг увидел, какие у отца глаза — добрые и молодые. Сейчас вокруг них не было морщин, и все лицо его светилось радостью и теплом. Володька давно уже не видел у отца таких глаз, давно не видел его таким легким и молодым.
— Па! — сказал Володька, и, кажется, тут только дядя Миша увидел ребят.
— О! — обрадовался он. — Хлопцы наши пришли!..
— Чего ж ты нас не предупредил, па? — сказал Володька с упреком, но отец беззаботно тряхнул кудрями.
— Да ну, хлопцы! Тут и без вас помощников вон сколько!..
Саша Вертков бросил пилить доску, повернулся к мальчишкам:
— Явились — не запылились… Когда вся улица работает, так и они тут. А так небось ни один не заглянул бы…
— Ладно-ладно, Саша, — упрекнул Колька.
Из дома вышли Колькина бабушка и тетя Поля Астахова.
Бабушка несла в руках два стула. Помогла тете Поле сойти с крыльца, поставила стулья рядом.
— Садись, Поля, отдохнем… Что там ни говори, устала я. Да шутка ли — на двадцать душ, считай, приготовить…
Колька подошел к бабушке, тронул за плечо.
Бабушка повернула к нему лицо в морщинках, улыбнулась.
— Устала, внучек…
— Эх ты, ба! — сказал Колька. И повернулся к ребятам: — Ладно, пошли, пацаны…
— Куда это? — вскинулась бабушка. — Кто вам там дома приготовил — весь день тут все толклись… Сейчас тут поедите — и на вас настряпала!.. Знала, что прибежите…
Солнце уже совсем село, когда мальчишки в палисаднике расселись на траве вокруг большой миски с борщом.
Борщ вкусно дымился и обжигал языки.
А перед домом стояли два сдвинутых стола, там тоже постукивали посудой, говорили разноголосо, и свет керосиновой лампы выхватывал из темноты помолодевшие лица матерей и отцов, других взрослых с улицы Щорса.
— Слушайте, пацаны, — сказал вдруг Витька Орех, — может быть, завтра придем к Астаховым и дров наколем, а?..