История, которой даже имени нет

Барбе д'Оревильи Жюль-Амеде

Баронесса стояла у могилы, позабыв о времени, и не отрываясь смотрела в яму, где медленно изгнивал человек, которым питалась ее ненависть,

будто смотрела, как медленно истаивает солнце, опускаясь за горизонт летним вечером. Солнце и впрямь клонилось к закату, превращая ее черные одежды в багряные. Оно светило ей в спину, удлиняя ее тень, которая уже сошла на дно могилы. Внезапно рядом с ее тенью выросла еще одна, и чья-то рука легла ей на плечо. Мадам де Фержоль вздрогнула. Рядом стоял отец Августин.

— Это вы, сударыня? — спросил он скорее с печалью, нежели с удивлением.

— Я! — ответила она с такой полнотой чувства, что монах невольно вздрогнул. — Я пришла накормить свою ненависть.

— Вы — христианка, сударыня, а говорите не по-христиански. Смотреть на усопших с ненавистью — значит кощунствовать, мы должны чтить мертвых.

— Этого — никогда! — свистящим шепотом проговорила баронесса. — Я едва удержалась, чтобы не спрыгнуть в могилу и не растоптать его каблуками!

— Несчастная, — прошептал настоятель, — не в силах совладать с пожирающей ее ненавистью, она так и умрет, не изведав благодати прощения.

Баронесса и в самом деле вскоре умерла, ни в чем не покаявшись; найдутся, наверное, такие, что будут восхищаться ее гордыней; мы не из их числа.