История лингвистических учений. Учебное пособие
Шрифт:
Написанная в такой ситуация статья не могла быть последовательным изложением теории, она представляет собой отдельные идеи, положения и замечания по разным вопросам языкознания. Многие из них весьма интересны. Автор статьи не ограничивается проблемами внутренней лингвистики, указывая на такие задачи науки, как изучение афазий, языка жестов. Весьма интересны идеи Л. В. Щербы по проблеме двуязычия. Он указывал, что двуязычие бывает двух типов, различие между которыми зависит от способов усвоения второго языка. Может быть чистое двуязычие, когда языки усваиваются естественным путем через общение с одноязычными носителями разных языков (например, с родителями и гувернерами-иностранцами), в таком случае две системы не связаны с друг с другом. В обычном же случае, когда второй язык усваивается, например, в школе, получается смешанное двуязычие, при котором «второй язык усваивается через первый», а первый язык даже при очень хорошем знании второго служит как бы точкой отсчета.
В связи с двуязычием поднимается очень актуальная не только для 40-х гг., но и для нашего времени проблема: «При изучении языков у подавляющего
В связи с разным строем разных языков Л. В. Щерба указывает на неясность традиционных типологических классификаций и на неопределенность такого понятия, как слово: «Что такое „слово“? Мне думается, что в разных языках это будет по-разному. Из этого собственно следует, что понятия „слово вообще“ не существует. Однако если согласиться с тем, что в „речи“ („parole“) „слово“ не дано и что оно является лишь категорией „языка как системы“ („langue“), то „слово“ представится нам в виде тех кирпичей, их которых строится наша речь („parole“) и некоторый репертуар которых необходимо иметь в памяти для осуществления речи». Итак, ученый, пытавшийся отказаться от психологизма, в итоговой работе вернулся к психологическому пониманию языка и его важнейшей единицы — слова. Если понимать слово как «кирпич, из которого строится наша речь», то слова в разных языках могут иметь неодинаковые лингвистические свойства, что и показывают, как отмечалось в первой главе, разные лингвистические традиции.
В связи с проблемой слова Л В. Щерба разграничивает слова в языке, хранящиеся в памяти, и слова, существующие только в речи, типа шлемоблещущий, русско-французский и т. д. (особенно много таких слов в санскрите и в немецком языке). Слова последнего типа не входят «в репертуар языка как системы».
Из прочих идей статьи «Очередные проблемы языковедения» отметим еще три: о взаимосвязанности явлений в системе, о противопоставлении словаря и грамматики и о различии активной и пассивной грамматики.
Исходя из последовательно структурного подхода к языку, Л. В. Щерба ставит вопрос о «взаимообусловленности отдельных элементов языковых структур». Он приводит примеры разного рода: в языках с развитым словоизменением вроде латинского порядок слов не играет синтаксической роли, сложность и развитость системы согласных оказывается в ряде языков связанной с простотой системы гласных, и т. д. «Все эти факты, бросающиеся в глаза, лежат, так сказать, на поверхности наблюдаемых явлений, но на очереди стоит еще углубленное, по возможности исчерпывающее изучение относящихся сюда фактов». Последовательно заниматься подобными вопросами системная типология начала лишь в 70—80-е гг.
Своеобразно понимание у Л. В. Щербы соотношения между грамматикой и словарем языка. Данное противопоставление может проводиться по двум основанием. Во-первых, «естественно противоположить обозначение самостоятельных предметов мысли — лексики и выражение отношений между этими предметами — грамматики». При таком понимании, например, служебные слова «попадают только в грамматику и совершенно исчезают из словаря», а словообразование рассматривается как часть лексики. Во-вторых, «возможно… и иное противоположение: с одной стороны, все индивидуальное, существующее в памяти как таковое и по форме никогда не творимое в момент речи — лексика, и с другой стороны — все правила образования слов, форм слов, групп слов и других языковых единств высшего порядка — грамматика. И тот и другой отдел, само собой разумеется, со своей семантикой». При втором понимании, очевидно, словообразование речевых слов попадает уже в грамматику. Далее говорится о том, что в грамматику попадает все, что происходит по правилам, а в лексику — все индивидуальное: «спряжение глаголов есть, дать, быть является достоянием словаря, а при глаголе играть в словаре должна быть лишь ссылка на тип спряжения».
Наконец, весьма актуально введенное Л. В. Щербой разграничение активной и пассивной грамматики, в частности, синтаксиса. При «пассивном аспекте грамматики» идут от форм к их значениям, а в «активном аспекте» «рассматриваются вопросы о том, как выражается та или иная мысль». Оба аспекта Л. В. Щерба признает важными, при этом отмечает, что до сих пор синтаксис и грамматика в целом в основном занимались «пассивным аспектом». Мы уже отмечали, что аналитический подход, «пассивный», по Л. В. Щербе, действительно составлял одно из основных свойств европейской традиции и выросшей из нее научной лингвистики. Синтетический, «активный» подход (если оставить в стороне Панини и его продолжателей) стал развиваться в европейской и американской науке лишь с конца 50-х гг. Прежде всего такие задачи выдвинул генеративизм как в американском, так и в отечественном (модель «смысл — текст») вариантах; наряду с этим от смысла к форме идут и исследователи, далекие от генеративизма; см. например, работы по функциональной грамматике А. В. Бондарко и его сотрудников, выполненные в русле традиции Ленинградской школы, непосредственно восходящей к Л. В. Щербе.
Таким образом, в последней своей работе Л. В. Щерба поставил ряд вопросов, продолжающих сохранять актуальность и в современной науке. До изучения некоторых из них наука доходит лишь сейчас.
Г.
Григорий Осипович Винокур (1896–1947) принадлежал к более молодому поколению языковедов, сформировавшемуся уже после революции. Он окончил Московский университет, где учился вместе с Р. О. Якобсоном, и по основным идеям принадлежал к Московской школе. В дальнейшем он был профессором Московского городского педагогического института, а в последние годы жизни — МГУ. Он занимался достаточно разнообразными проблемами русистики и общего языкознания. Вместе с В. В. Виноградовым он заложил основы истории русского литературного языка как особой лингвистической дисциплины (книга «Русский язык. Исторический очерк» и ряд статей). Ему принадлежит ряд важных работ по стилистике и культуре речи, по вопросам поэтического языка. Он вел активную лексикографическую работу, участвуя в составлении словаря под редакцией Д. Н. Ушакова; под руководством Г. О. Винокура начиналась работа по составлению словаря языка А. С. Пушкина, завершенная в соответствии с его теоретическими разработками уже после его неожиданной смерти. Г. О. Винокур был автором и работ по русской грамматике и словообразованию, в частности, отметим его статью о частях речи, где для русского языка построена последовательно морфологическая классификация слов, которая оказывается достаточно отличной от традиционной системы частей речи. Ряд работ Г. О. Винокура посвящен и литературоведению.
Наиболее значительные лингвистические работы Г. О. Винокура, включая работы по истории литературного языка, собраны посмертно в однотомнике «Избранные работы по русскому языку», изданном в 1959 г., а работы по поэтическому языку и литературе — в выпущенном в 1990 г. сборнике.
Особо остановимся на статье Г. О. Винокура «О задачах истории языка», впервые опубликованной в 1941 г., в которой наиболее полно отразились его общелингвистические взгляды. Здесь прежде всего разграничиваются две области лингвистики. Во-первых, это общее языкознание, где «изучают факты различных языков мира для того, чтобы определить общие законы, управляющие жизнью языков». Цель исследования здесь «в том, чтобы узнать, что всегда есть во всяком языке и каким образом одно и то же по-разному проявляется в разных языках». Во-вторых, это такие исследования, «предмет которых составляет какой-нибудь один, отдельный язык или одна отдельная группа языков, связанных между собой в генетическом и культурно-историческом отношении» (в связи с этим Г. О. Винокур не без оснований замечает, что «все индоевропейское языкознание есть наука об одном языке»). «Эти исследования устанавливают не то, что „возможно“, „бывает“, „случается“, а то, что реально, именно в данном случае есть, было, произошло».
Если общее языкознание Г. О. Винокур понимал как синхронное, точнее, вневременное («Исследования этого рода, по самому своему заданию, не могут иметь никаких хронологических и этнических рамок»), то иначе он понимал исследование конкретных языков и их групп. Он писал: «Изучение отдельного языка, не ограничивающее себя вспомогательными и служебными целями, а желающее быть вполне адекватным предмету, непременно должно быть изучением истории данного языка… Язык есть условие и продукт человеческой культуры, и поэтому всякое изучение языка неизбежно имеет своим предметом самоё культуру, иначе говоря, есть изучение историческое». Такие утверждения очень похожи на то, что писали ученые XIX в., и могут на первый взгляд показаться архаичным для середины XX в. Однако из дальнейшего становится ясным, что точка зрения Г. О. Винокура отнюдь не совпадает с точкой зрения Г. Пауля и других языковедов прошлого века, считавших языкознание исторической наукой. История понимается Г. О. Винокуром максимально широко, включая и изучение современных языков: «Изучение языка в его современном состоянии есть в сущности тоже историческое изучение». Отмечая уже наметившееся ко времени написания статьи обособление изучения современного русского языка от изучения его истории, Г. О. Винокур видит в нем и достоинства, и недостатки. В связи с этим он обращается к рассмотрению соссюровского противопоставления синхронии и диахронии.
Полностью соглашаясь с Ф. де Соссюром в признании системности языка, Г. О. Винокур, как и лингвисты Пражской школы, выступает против жесткого противопоставления синхронии и диахронии: «И современный язык — это тоже история, а с другой стороны, и историю языка нужно изучать не диахронически, а статически». С одной стороны, «языковая система изменяется и… вся вообще история языка есть последовательная смена языковых систем, причем переход от одной системы к другой подчинен каким-то закономерным отношениям. Следовательно, мало открыть систему языка в один из моментов его исторического существования. Нужно еще уяснить себе закономерные отношения этой системы к той, которая ей предшествовала, и к той, которая заступила ее место». С другой стороны, «статический метод де Соссюра требует изучения языка как цельной системы… Если отнестись к этому требованию серьезно, то нетрудно придти к заключению, что оно сохраняет свою силу и тогда, когда мы изучаем язык не в его современном, а в прошлом состоянии». В связи с этим Г. О. Винокур критикует традиционные истории языков за их несистемность: «изучается… внешняя эволюция отдельных, изолированных элементов данного языка, а не всего языкового строя в целом».
Безусловно, такой подход к истории языка принадлежит уже после-соссюровской, структуралистской лингвистике и очень близок к подходу пражцев, выраженному уже в «Тезисах Пражского лингвистического кружка». Эта связь определялась и непосредственными контактами Г. О. Винокура с его другом Р. Якобсоном и рядом чешских ученых (сам Г. О. Винокур был в Праге в 20-е гг.). Синхрония трактуется не как ахрония, а как состояние языка, в котором есть и архаизмы, и неологизмы, а диахроническое исследование должно быть не менее системным, чем исследование современного языка.