История любовницы короля
Шрифт:
— Сейчас сделаю вам горячий отвар! — ночной опыт общения с пьяным вдрызг Райаном забыть было невозможно.
Принц попробовал встать, но всё, что ему удалось — это приподняться на локте и рухнуть назад, на мягкую поверхность. Положив нагревательный артефакт под наполненный чайник, я присела рядом с Генрихом.
— Ну, и стоило оно того — напиться до моффиновского состояния? — я потрогала его красное лицо, оказалось, что принц весь горел. Это подтвердило прикосновение к его груди, ради чего пришлось нырнуть рукой под жюстокор и рубашку. — Отравили ресурс, сами едва живы… Довольны?
Принц
— И пахнете вы ужасно, уж не обижайтесь, Ваше высочество, — я вздохнула, пригладила торчащие волоски на аккуратно два дня назад подстриженной бородке. — Сейчас я вас выкупаю, переодену, накормлю и буду заговаривать вам зубы, чтобы вы быстрее пришли в себя.
— Пи-ить! — прохрипел принц, и рука его зашарила по кровати.
— Сейчас приготовится отвар, потерпите пять минут.
— От-дай! — он схватил меня за руку вместо благодарности за заботу.
— Пить? О, конечно, отпустите только мою руку, — потирая запястье, я встала, но вместо того, чтобы отдать желаемое — бутылку вина — сходила в купальню, набрала там в ковшик чистой воды и вернулась. Не будет пить — вылью на голову, решила я.
— Не то! — нахмурился пьяно принц и снова попытался подняться.
— Самое то, поверьте! — убедительно сказала я, помогла принцу приподнять голову и поднесла ковшик к губам. Первый глоток — и получила недовольное фырканье. — Мучит жажда — пейте воду, не то вылью на голову, я сказала!
Генрих как будто распробовал воду, и набросился на неё жадно, глотая так, что в его горле булькало каждый раз. Осушил полный ковш и откинулся на подушку. Я, довольная своей настойчивостью, пошла относить ковш назад, но звуки за моей спиной заставили метнуться назад. То, чего я боялась, случилось — принца рвало.
И всё-таки забрызганные розовой жидкостью жюстокор, покрывало и ковёр стали небольшой ценой — Генрих немного пришёл в себя. Отстаивать своё право на беспробудное пьянство он пока не мог. После очистки желудка другая часть трясущегося в ознобе тела позвала на нужник, я помогла встать с кровати и, подставив себя под это навалившееся тело, которое мы с господином Уриеном некогда еле выволокли с террасы, повела в уборную.
Штаны с горе-влюблённого падали, мы дошли до нужника, я посодействовала с одеждой и оставила принца сцеживать винные пары. Тем временем терма набралась, я бросила в неё пока один артефакт, потому что не знала, можно ли принцу с такой температурой париться в горячей воде.
Он стонал, почувствовав все прелести похмелья, и как никогда нуждался в заботе. Так что я помогла ему раздеться и опуститься в нагревающуюся, уже немного тёплую, воду, показавшуюся поначалу ледяной.
— Вот и хорошо, заодно протрезвеете, — невольно улыбнулась, но тут же пообещала, что скоро будет комфортно и сейчас принесу кружку с крепким мятным отваром.
Чтобы выкупать Генриха, мне пришлось самой раздеться и залезть в терму, в лохани это получилось бы гораздо удобнее. А во время купания рукой я помогла избавиться от накопившегося возбуждения, принц не возражал, но и не показал особого желания получать удовольствие — в нём надломилось желание любить и получать ласки.
Через час Его высочество, выглядящий намного лучше, но пребывающий в молчаливом тоскливом состоянии, лежал в постели с чистым, обновлённым бельём. В комнате удушливый угар сменил свежий воздух с нотками ароматического масла, которым я натёрла Генриха, попутно делая расслабляющий массаж ему на спине, плечах, руках и ногах. После моих слов: «Достаточно, можете перевернуться», — мужчина послушно выполнил просьбу, я укрыла его тщательно и присела рядом:
— Отдохните немного, я попрошу госпожу Нерис приготовить вам бульон и загляну попозже. Обещайте мне больше не делать глупостей.
Генрих вытянул руку из-под покрывала, взял мою и поднёс к губам, поцеловал ладонь:
— Благодарю, Ана, — взгляд его был хотя и усталым, но выразительным. Замкнувшийся в себе принц не горел желанием тратить силы на слова.
В ответ я наклонилась и поцеловала его в неподвижные губы:
— Многое забывается со временем, поверьте, ваше высочество. Вспомните, как мне было плохо после той ночи в домике для утех. Я ведь не хотела жить. Но смысла нашим действиям добавляют наши близкие и долг… Я не про желание вашего отца, простите, — запоздало спохватилась: опять у принца будет повод подозревать меня в сговоре с Роландом Вторым. — Вы нужны другим людям. Нужны мне, даже Райану, который мечтает, чтобы вы как можно скорее вернулись на Аднод, нужны острову.
— Разве я нужен? — горько улыбнулся мужчина. — Умеешь ты сладко обманывать, Ана.
— Мы все для чего-то нужны этому острову, — философски и уклончиво ответила я, погладив расслабленную руку: — вы сами говорили, что не бывает ничего случайного… Послушайте, сир Генрих. Я помогу вам успокоиться. Сиру Брису и Райану помогло, значит, и вам польза будет.
— Как же ты поможешь, Ана? Соберёшь осколки моего разбитого сердца?
— Я постараюсь это сделать, — пообещала я, набрасывая личину Иларии. Принц мгновенно подобрался и разгневался, собираясь покинуть кровать.
— Не смей этого делать, Ана! Я тебе запрещаю!
Тогда я сменила личину Иларии на Хетуин — принц поморщился:
— Нет, я сказал!
— Как хотите, ваше высочество, — я снова стала Иларией. — Но сегодня я вас буду ждать в своей спальне после полуночи в этом теле. А вам решать — приходить или нет.
Наклонилась и снова прижалась к губам, неподвижным первое мгновение, но тут же Его высочество простонал, обхватывая меня обеими руками и прижимая к себе. Он не потерялся в реальности, прекрасно понимая, что происходит, кто я такая. Поэтому мы спустя недолгое время разорвали поцелуй, я погладила лицо, обращённое ко мне:
— Сегодня ночью, после полуночи. Не придёте — я всё пойму и просто усну в чужом теле… Отдыхайте, сир Генрих.
Я поднялась и пошла к двери, возле которого стояло ведро, наполненное осколками и бутылками, пустыми и двумя запечатанными. Меня провожал жадный зелёный взгляд. Я была почти уверена, что его высочество не откажется от моего предложения, которое в своё время осчастливило двух других мужчин. Но и в упрямстве его можно было не сомневаться. Возвращая свою внешность, я вышла, но до этого обернулась: