История любовницы короля
Шрифт:
Я понемногу укладывала вещи: госпожи, оставив себе четыре понравившихся скромных платья, вещи сира Бриса, Его высочества и Райана. Часть была уже отправлена на судне в предыдущую субботу, и о том, что сказала госпожа, увидев свои наряды, я могла догадаться. Но даже если бы она меня попросила, я бы не оставила себе весь её гардероб: он занимал много места, а в некоторых вещах я чувствовала себя не в своей тарелке, сама не знаю, почему. Но, главное, меня уже одолевали идеи относительно пошива того или иного платья, которое я бы сделала собственноручно, под свой вкус и статус лумерки.
Райан планировал периодически
Генрих забирал всё, почти. Несколько рубашек и костюмов он подарил господину Дорману и Уриэну. Мужчины не возражали и были искренне рады взять на память что-то с плеча Его высочества.
Таким образом, самые нудные дела были сделаны, и оставалось последнее, к чему я готовилась и волновалась. В пятницу вечером наш «квадрат» собрался на заброшенной купальне Эдрихамов. Я на кухне приготовила на нас ужин, что-то принесла от госпожи Нерис, предупредив, что господа перекусят на память об Адноде в другом месте. Говоря честно, было очень сложно в тот вечер настроить себя на страсть. То же самое чувствовали мужчины. Райан признался, что ещё никогда отъезд с Аднода не был таким нежеланным. Мы больше обнимались и целовались, заглядывали друг к другу в глаза, чем стонали и требовали энергичных движений. В этот раз всё было по-другому. Пока я была с одним, другие смотрели со стороны и пили задумчиво вино. Не было ни второго раза, ни третьего. Вероятно, мысль о конце нашей сказки уже подтирала страсть.
Сир Брис пошутил, мол, согласно законам сочувствия, местные боги должны были устроить нам всплеск на прощание, но Дыв-Кариат ему не внял…
Затем мы с сиром Брисом ещё раз обошли заброшенную часть, чтобы убедиться: ничего важного мы здесь не забыли. Вернулись в часть Риза, где сир Брис попросил меня присоединиться ко всем в гостиной для важного разговора. О, я знала, о чём пойдёт речь! На минутку заглянула к себе, взяла шкатулку с драгоценностями госпожи и отправилась на официальное собрание. Инквизиторов выпроводили к себе собираться, из посторонних остался господин Уриэн, составлявший договор с Эдрихамами. Ему я незаметно передала ящик, накрытый тканью, и тот был временно убран в сторону.
Мы заверили благополучное выполнение обеими сторонами всех условий, сир Брис выписал мне чек на моё имя. В любое время, частями или целиком, я могла получить в Королевском Банке Люмоса свои тысячу сто гольденов. Надо было видеть лицо Райана — облегчение, радость и некое чувство собственничества: теперь, по его разумению, я принадлежала только ему.
— Господин Уриэн, будьте добры! — я кивнула управляющему Эдрихамов и по совместительству камердинеру Его высочества. Подняла голову на сира Бриса, украдкой щипая себя за руки, чтобы не выдать волнения. — Сир Эдрихам, пока здесь находятся уважаемые свидетели, я прошу вас рассмотреть моё предложение.
Сир Брис, уже наполнявший свой кубок вином, вопросительно поднял брови.
— В присутствии свидетелей я желаю продать вам украшения сирры Амельдины, которые она оставила мне, — я старалась говорить как можно более спокойным и твёрдым голосом. Сир Брис вдруг покраснел, и я поняла: эта ситуации точно так же вызывала у него неловкость, — за ту сумму, которая меня устроит. Согласны ли вы?
Райан и Генрих удивлённо переглянулись: на их глазах рождалась талантливая торговка, чего за мной они ещё не замечали.
— Я согласен, — кивнул розовый сир Брис, — если договор купли-продажи составлен, я его подпишу немедленно.
Господин Уриэн поднёс ларец, бархатный чёрный лоскут. Разложил его, а на нём — все украшения сирры Амельдины. Райан и Генрих подошли рассмотреть и присвистнули: из всего этого они видели на мне лишь серьги и колье с жёлтыми простенькими полудрагоценными камнями. Сир Брис сменил розовый цвет лица на бледный. Как и говорил сир Арлайс, у меня в руках было сокровище на десять тысяч гольденов, не меньше.
Однако, надо отдать должное сиру Брису, торговаться он не стал, выслушал договор купли-продажи, зачитанный управляющим без озвучивания цены, отрывисто попросил бумагу и залихватски поставил две подписи под соглашением уплатить требуемую сумму — на оригинале и дубликате договора.
Господин Уриэн, с трудом сдерживая улыбку, протянул мне свёрнутую бумагу и начал аккуратно складывать назад сокровища сирры Амельдины.
— Не могли бы вы мне выплатить гольден прямо сейчас, сир Брисандр? — я протянула руку ладонью вверх и закусила губу, чтобы не рассмеяться.
Сир Брис снова покраснел: эта ситуация заставляла его чувствовать себя неловко.
— Благодарю, — я приняла гольден и подошла к Райану, — сделай мне, пожалуйста, дырочку, чтобы я смогла продеть верёвку.
Риз уже ухмылялся: он всё понял. Выполнил мою просьбу, и я повесила монету на шею:
— Больше никаких контрактов и договоров ко мне ни у кого не будет?
Генрих и Райан откровенно смеялись, и только тогда сир Брис развернул дубликат договора.
— Проклятье! Ана! Да ты с ума сошла! — воскликнул он, увидев, что сумма за драгоценности только что уплачена и, более того, монета испорчена.
Хохот стоял такой, что инквизиторы не выдержали, прибежали на шум.
Позже Райан по моей просьбе выгравирует на решке фразу: «Честь бесценна, но иногда может стоить 1 гольден», — и в центре символ Аднода — кристалл рубеина.
*****
Райан велел носильщикам тащить своё добро ко мне на квартиру, и два сундука вместе с моими двумя небольшими плетёными корзинами скоро стояли в комнатах, снятых для меня на год Эдрихамами.
— У тебя вещей больше, чем у меня, — я рассмеялась, обозревая пирамиду, сложенную у входа.
Райан почесал в затылке и согласился:
— Больше — значит, будем навёрстывать…
Он взял с меня слово, что щедрый подарок Эдрихамов на мой день рождения — последний от них, и больше я ни себериуса не возьму, потому что теперь он будет моим главным дарителем, ухажёром и семьёй.
Забыла сказать, с семьей я всё-таки увиделась. Пока разгружали вещи с судна и переносили их в центр порталов, я отправилась на рынок. Матушка несколько мгновений близоруко рассматривала меня, затем всплеснула руками и бросилась обнимать, рыдая. Она едва не узнала свою дочь в той красивой сирре, что стояла перед ней. Райан, сопровождавший меня, улыбался. За прилавком было поручено смотреть разинувшей рот соседке, и мы пошли к нам домой.