История любовницы короля
Шрифт:
Должно быть, когда в женщине разгорается страсть, мужчины это чувствуют. В среду в закусочной к нам подсело двое старшекурсников. Мы поболтали мило, и меня пригласили на лумерскую вечеринку, которая намечалась в субботу в честь сдачи всех экзаменов и начала зимних каникул, когда многие уезжали домой к семьям, а кто-то оставался в столице и предавался веселью. Я согласилась. Сокурсница, с которой я обедала, с лёгкой завистью потом сказала, что это были одни из самых перспективных старшекурсников и один из них, между прочим, до сих пор не завёл себе подругу. Я должна была гордиться и радоваться.
Но отчего ж так на сердце было тяжело? Оно словно не хотело отпускать прошлое. Я снова и снова
Экзаменационное задание было выполнено в срок, ценой неимоверных усилий: из-за усталости после ночной работы или постоянных воспоминаний об аднодском «квадрате» зависимость необручницы набирала силу. От скапливающегося в низу живота желания порой тряслись руки, я несколько раз загнала иголку в палец. Боль, надо признать, отрезвляла, хоть и ненадолго — магия бросалась латать рану, отпуская ненасытное желание.
Я боялась идти на вечеринку: от одного неосторожного прикосновения или выпитого бокала хмелёвки контроль над телом мог быть утерян. Это я понимала. Снова и снова передо мной вставала дилемма: а стоит ли учёба таких жертв — моей репутации?
Парни, пригласившие меня, чувствовали странное, происходившее со мной. Виной ли было моё томление или покусывание губ — я не знаю. В пятницу преподаватели нас поздравили с успешным окончанием семестра в общем лекторийной аудитории, а после все разбрелись по группам. Тот парень, что приглашал меня на вечеринку, подошёл, предложил проводить до квартиры. А мне уже было откровенно плохо. Ощущение высокой температуры, огонь в чреслах и сухость на губах, которые приходилось постоянно облизывать. Сославшись на плохое самочувствие, я свернула в уборную, и попыталась охладить лицо, а так же в надежде, что ухажёр уйдёт, не дождавшись.
Но он дождался.
— Я всё-таки тебя провожу, ты очень плохо выглядишь, — и попытался придержать меня за талию.
— Прости, дни обновления всегда плохо на меня действуют, — нашлась отговорка, и парень отстранился. Брезгливый, значит. Я улыбнулась про себя, но проводить разрешила только до района с квартирами, сдающимися внаём, а не до двери.
На сегодня я победила, решила я, попадая в свою обитель и закрывая за собой плотно дверь на замок. Но впереди была ночь — самое пожароразжигающее время. И передумано до утра было немало. В конце концов, я сделала выбор.
К Эдрихамам я ещё полмесяца назад решила не обращаться, обманув Генриха. Я чувствовала сомнения госпожи и её хорошо скрываемую ревность: здесь, в Люмерии, всё было не так, как на Адноде. Поэтому я давно дала себе слово никогда больше и ни при каких обстоятельствах не прибегать к помощи Эдрихамов для утоления голода моей внутренней необручницы.
Утром я отправила госпоже письмо, выведенное кривоватым почерком из-за тремора в пальцах. Ответ пришёл тогда, когда я отчаялась, понапридумав себе обид: про меня забыли, когда я стала не нужна. Сирра Амельдина удивилась, как мне показалось, от моего вопроса, но тем не менее обстоятельно всё объяснила. Предложила приехать к ним погостить на октагоны. Вежливости настоящей сирре было не занимать…
Я была собрана в дорогу давно, мне только нужно было узнать, как добраться до знаменитого Лабасского Ирминсуля, к которому, если верить госпоже, даже простые лумеры могли обратиться в любой день и любое время, не оповещая Хранителя, как то обстояло с Королевским древом Владычицы. И тот, малый Ирминсуль, говорили, тоже обладал материнской силой — мог исполнить желание, если на то была воля Владычицы, и забрать маг-силу… На последнее я надеялась в первую очередь.
Набросив плащ, я закрыла дверь на ключ, магическую печать накладывать не стала, не зная, с чем вернусь домой, и чуть ли не бегом направилась к южному центру порталов для лумеров. Желая срезать путь, я свернула на улицу, на которой находился дом утех, и это было символично, подумалось невольно. Мой выбор, потребовавший всего моего мужества и веры в милость Владычицы, не был связан с зависимостью от мужчин. Не будет больше в моей жизни тех, кто привяжет меня к себе, а потом я буду страдать, снова и снова. Мне хватило и Райана, и сира Бриса и Генриха, который бросит меня, когда станет королём. И никаких мужей не по любви и из жалости! Лучше остаться одной, чем так — оказаться чьей-то лумеркой.
Но голос прагматичной логики твердил: потерпи, осталось всего полтора года, ты не победишь суть необручницы, сходи в дом утех, развейся, твоя сила нужна не только тебе, но и Его величеству!
Ох, я даже замедлила ход: обещала на выходных прийти к королю, и исчез его массажист, не предупредив! Вернуться?
— С ума сошла? — сквозь зубы процедила себе и заставила двигаться по намеченному маршруту. О да, я снова забыла о своей навязанной сути: представила, что сорвусь во время массажа — и бедный король! Бедный Генрих! Никогда не смогу смотреть в его глаза после этого…
И вдруг я увидела Райана. Напротив дома с необручницами, через узкую улочку, располагалась лавка со сладостями, вином. Когда до неё мне оставалось всего несколько метров, дверь лавки открылась, на улицу вышел Он, а за ним показался деловитый лавочник:
— Через минуту всё будет доставлено, хороший господин!
Райан ему кивнул хмуро, перешёл на другую сторону полупустынной улочки и, не дёргая шнурок с колокольчиком, приложил ладонь к двери. Буквально через мгновение, как будто стояла рядом, дверь ему открыла женщина, приветствуя гостя, и Райан вошёл. Значит, слухи о его любимом месте времяпровождения были правдивыми… Ноги мои будто налились свинцом. Я стояла и смотрела, как из лавки суетливо двое молодых парней выносят большие корзины, у одной крышка приоткрылась из-за не поместившегося горлышка бутылки. Гостинцы для необручниц перекочевали в их дом.
Очнувшись, я медленно пошла своей дорогой. Не заметить запущенный вид Райана было невозможно. Он начал отращивать волосы и собрал их в хвост сзади. Но выбившиеся прядки у лица растрепались, что придавало неряшливый вид герцогу, как и одежда, в которой он был. И эта его борода, которую я ему на Адноде каждую неделю аккуратно приводила в порядок, теперь топорщилась упрямыми волосками в разные стороны, своей длиной уже прикрывала шею…
Клянусь, я испытала желание позвать его, броситься ему на грудь и вымолить прощение, если бы оно потребовалось, — и внутреннее сомнение голосом Генриха напомнило об эмпатоморфии: подменять любовь жалостью значило снова забыть о себе и жить ради чужих прихотей.
С тяжёлым сердцем я дошла до центра порталов, дождалась своей очереди и перестала думать о Райане, когда маг, осуществляющий надзор за портальными рамками, громко удивился:
— Госпожа, а вы не слишком легко одеты для Лабасса? Там, говорят, уже снега по щиколотку навалило.
Я опустила глаза вниз и посмотрела на свои лёгкие ботинки. Что мне было делать? Возвращаться? Да у меня и мехового плаща никогда не было… Сказала об этом магу, и он улыбнулся, видимо, такая тетеря ему давно не попадалась. Он посоветовал мне неподалёку лавку для путешественников. Там можно было под залог взять напрокат тёплый плащ и меховые шоссы на ноги. Я воспользовалась добрым советом и вскоре, непривычно тепло одетая, заходила не без замирания сердца в портал. Впервые это делала самостоятельно. А вдруг бы меня занесло куда-нибудь в совершенно другое место? Ну, а что? Отец рассказывал подобные истории про магов, но тогда они нам казались очень смешными.