История любовницы короля
Шрифт:
В столице северной провинции я наняла по совету госпожи Амели повозку до Ирминсуля. В городе дороги были расчищены, но сугробы у стен домов меня потрясли. Я никогда не видела столько снега, точнее, не видела его никогда, прожив восемнадцать лет на Лапешском рынке, год — на влажном, но бесснежном Адноде, и ещё год — в тёплом Люмосе, где, кажется, снежинки не долетали до земли, а таяли в тёплом воздухе. На окраине, конечно, снег всё-таки покрывал собой землю, в самый холодный месяц, но его толщина не превышала высоты деревянной подошвы зимней обуви. Дальше района, где жила Тибо, я не бывала никогда.
Сани, почти незаметно потряхивая, скользили
Я, правда, быстро замёрзла. Капюшон норовил то и дело соскользнуть от встречного ветра, а платье было с открытой горловиной, оттого приходилось придерживать у лица края плаща, чтобы закрыть шею. Муфту для рук, которую мне настоятельно советовал взять лавочник, пришлось использовать не по назначению — на половине пути лицо моё так замёрзло, что я прикрыла его муфтой, и теперь любоваться лабасским пейзажем было невозможно.
Наконец, тряска прекратилась. Возница громко сказал:
— Приехали, госпожа! — он помог мне выйти, сочувственно заглянув в лицо, которое я растирала. — Легко вы оделись для нашего климата, сразу видно, с юга прибыли. Я подожду вас здесь. Советую дольше получаса под малышом не сидеть — или замёрзнете совсем, или уснёте.
Я поблагодарила за совет и пошла к непримечательному со стороны одиноко стоящему дереву. К нему вела заметно утоптанная тропа через сугробы, но снег здесь шёл постоянно, сглаживая края аллеи. Моя обувь моментально намокла, и ступни начали неметь от холода.
Госпожа утверждала в письме, что в эту пору у Ирминсуля всегда много молящихся, но сейчас здесь никого, кроме меня, не было. Возможно, это было из-за времени суток: близился вечер, а я планировала до темноты вернуться в Люмос.
У дерева неожиданно приятным образом оказалась небольшая низкая скамеечка, я опустилась на неё и предалась молитве. Нужно было приложить руку к стволу и рассказать о том, что лежит на душе, а потом попросить Владычицу о милости.
Слова, произнесённые вслух, обладают б0льшей силой, чем те, что сказаны про себя. И, казалось бы, ничего не должно быть сложного — просто рассказать о том, что наболело, но зазвучавшая обида на судьбу сделала трещину в невидимой глыбе растерянности и страха во мне — и уже через пять минут я рыдала, исповедуясь дереву. Нагревшийся от прикасающейся ладони ствол «слушал» меня внимательно. Белоснежные птицы, сливающиеся оперением с ветками, укрытыми снегом, тоже пристально смотрели на меня своими глазами-бусинами. Примерно на середине моей жалобы, одна из них вспорхнула, осыпав меня облаком ледяных искринок. Должно быть, ей наскучили мои смешные лумерские проблемы…
Выговорившись, я озвучила главную проблему: зависимость от мужчин убивала меня, а эмпатоморфия не давала возможности понять, что я чувствую на самом деле, и поэтому, возможно, обманывала мужчин, давала им ложную надежду. Губила их жизнь так, как это получилось с Райаном.
— Если всё, ради чего я родилась — это быть презираемой всеми любовницей, прошу, Владычица, забери у меня эту никчёмную жизнь! Я так больше не могу жить, — опустошив душу, я прижалась к стволу и замерла, вздрагивая от грудных спазмов.
Накатила страшная усталость и её спутница — слабость. Я успокоилась. Мне даже показалось, что я слышу шум океана, его спокойствие и равнодушие к проблемам смертных. Шум становился всё громче, и вдруг меня встряхнули:
— Госпожа, проснитесь! — меня подняли на ноги, и понадобилась минута, чтобы суметь открыть потяжелевшие веки. — Хм, знакомое лицо…
— Рэй, смотри, ей энджелы ответ принесли, — несколько удивлённо сказал женский голос рядом.
Рэй? Или Рай? Я не ослышалась? Моментально проснувшись, я открыла глаза, ожидая увидеть рядом с собой Райана и прижаться к нему. Но это был не он. Передо мной стоял мужчина лет сорока пяти, кого-то напоминающий, и сразу я не смогла вспомнить его имя. Он первым назвал меня:
— Кажется, Ана? — мужчина обернулся к своим спутницам, женщине одного с ним возраста и… Иларии. — Это компаньонка сирры Амельдины Эдрихам. Её муж — наместник на острове, где добывают руду. Мы познакомились во время поездки с Его величеством на тамошний рудник.
Меня представил ни кто иной, как сам сир Рэймонд де Венетт. Меньше всего, конечно, я ожидала увидеть Иларию… Сир Рэймонд пожурил меня за то, что я чуть было не уснула под Ирминсулем. Хорошо, они возвращались домой и пересеклись с возницей, ждущим меня возле саней. Тот посетовал, что столичная посетительница заставляет его и лошадку мёрзнуть, как будто уснула. За такими, как я, новичками, глаз да глаз нужен, де Венетты тут же поспешили проверить моё самочувствие и не ошиблись — я всё-таки задремала.
Поблагодарив их и всё ещё не придя в себя как следует, я собралась в обратный путь. Сир Рэймонд возразил:
— Ну, нет, дитя! Мы с Вэном часто вспоминаем ту поездку и, знаете, ваши горячие лепёшки с изумительным отваром до сей поры украшают ту забавную историю. Я чувствую себя обязанным отблагодарить судьбу за неожиданную встречу. А вы совершенно замёрзли…
Вмешалась его жена, сомнений в этом не было — Илария была похожа на мать, и всё же черты женщины были куда резче миловидных дочери.
— Право, девочка, не упрямься, — и голос её был грубоват, не такой, как у Иларии. — Я сейчас припоминаю, что говорит мой муж. Останьтесь у нас, ведь скоро стемнеет, а утром вас отвезут, куда пожелаете.
Стоит ли говорить, что я очень хотела познакомиться поближе с Иларией, не подозревавшей о состоявшемся между нами поцелуе? Не чувствуя заледеневших ног и рук, я согласилась и поблагодарила, наверное, посиневшими от мороза губами. Илария подала мне руку, чтобы помочь дойти до их повозки, и я вспомнила, что забыла про подношение — вернулась к Ирминсулю и повесила на сук небольшой мешочек с подарком сирры Амельдины — подарком от человека, с которого начались мои постельные приключения и всё остальное. Самая знаковая для меня на тот момент вещь.
Потом оказалось, гостеприимство де Венеттов имело и другой предлог. Во-первых, на острове я прожила почти год с Его высочеством и лучше прочих знала, что там происходило. Во-вторых, приводя меня в сознание, сирра Тринилия (так звали мать Иларии) заметила на подоле моего платья простенькое серое колечко с гравировкой, и оно значило милость Владычицы, а это на памяти де Венеттов случалось нечасто.
Возницу из Лабасса отправили назад, и мы очень скоро оказались у де Венеттов, живущих в паре вёрст от младшего Ирминсуля. Мне рассказали легенду о том, как пятьсот лет назад посаженный у водопада Ирминсуль перебрался ближе к лесу, и с тех пор де Венетты в числе двух других местных аристократов следят за святым местом.