История любви одного парня
Шрифт:
вдохах.
Но мама – не жестокая. Она мягкая и терпеливая, и не желает клевать на мою наживку.
– Таннер, милый. Это очень сложно для меня, чем ты можешь себе представить, и если ты
хочешь обсудить мою историю, связанную с церковью, то мы можем. В данный момент, я
переживаю за тебя. Ты всегда в первую очередь идешь на поводу у своего сердца, а уже потом –
головы, но мне нужно, чтобы ты подумал
Вы с Себастианом из двух совершенно разных миров, и пусть даже это не то же самое через что
прошли мы с твоим папой, или тетя Эмили, но оно не так уж сильно отличается. Полагаю, его
семья не в курсе, что он гей?
– Да, даже я не знаю, гей он или нет.
– Ну, чисто гипотетически, давай предположим, что его и твои чувства взаимны. А ты
знаешь, что церковь считает нормальной однополые отношения, но тебе нельзя никак воплощать
их в жизнь?
– Да, знаю.
– Будешь ли ты способен встречаться с ним, но не прикасаться? – это риторический
вопрос, поэтому она не ждет моего ответа. – Или, каково тебе будет в роли секрета? Для тебя
будет нормальным встречаться за спинами его родителей? Что если его семья, настолько же
близка, как и мы? Как ты будешь чувствовать себя, если его семья отречется от него, из– за
отношений с тобой? – на этот раз она ждет моего ответа, но я, честное слово, не знаю, что сказать.
Это то же самое, что и впрягать телегу перед лошадью – черт, да перед всем стадом. – Что бы ты
почувствовал, если бы он потерял свою общину, или вы двое – искренне влюблены, но он, в итоге,
выберет церковь вместо тебя?
Я отбиваюсь шуткой.
– Мы едва переписываемся. Я пока не готов к предложению.
Она понимает, что я делаю, и отвечает терпеливой, грустной улыбкой.
– Знаю. Но и еще я знаю, что никогда не видела тебя настолько увлеченным кем– то
раньше, и под восторгом всего «первого», трудно задумываться над тем, что будет дальше. И это
моя работа – присматривать за тобой.
Я сглатываю. По логике я понимаю, что она в чем– то права, но упрямая часть моего мозга
настаивает, что ситуация совсем не такая. Я смогу с ней справиться.
***
Пусть мама и желает мне только добра, но мои мысли о Себастиане уже как поезд,
который не остановить: Машинист исчез, а сам двигатель уже в огне. Мое увлечение
неподконтрольно.
Но когда я поднимаюсь в свою комнату, раздумывая над тем, что она сказала, я
успокаиваюсь достаточно для того, чтобы понять, что она обсуждает с нами многое, чем я сам
позволяю
открылась своим родителям, а они сказали ей, что больше не рады ей в своем доме. Я знаю, что
она несколько месяцев жила на улице, перед тем как перебралась в приют, и даже там было не
очень– то радушно; она пыталась покончить с собой.
И это стало последней каплей для мамы. Она бросила учебу в Университете Юты и забрала
Эмили с собой в Сан– Франциско. Там она поступила в КУСФ и работала в ночную смену семь
дней в неделю по одиннадцать часов, чтобы содержать их обоих. Мама закончила магистратуру в
Стэнфорде. А Эмили в итоге самостоятельно закончила магистратуру в Беркли.
Их родители – мои бабушка с дедушкой, которые сейчас живут где– то в Спокане,
оборвали связь с обеими своими дочерями и даже ни разу не пытались разыскать их.
Мама по– прежнему пытается притворяться, что от этого не больно, но как такое вообще
может быть правдой? Даже не смотря на то, что они временами выводят меня из себя, я просто
пропаду без своей семьи. Может ли семья Себастиана выгнать его? Смогут ли они отречься от
него?
Господи, это становится намного серьезнее, чем я ожидал. Я считал, что это будет
короткой влюбленностью, любопытством. Но теперь я увяз в этом. И понимаю, что мама не
ошибается в том, что мое преследование Себастиана – ужасная идея. Возможно, это хорошо, что
он уезжает в Нью– Йорк, и его не будет на занятиях.
***
Я еду в гости к Эмили и Шивани на выходные и – странно – даже не испытываю желания
написать ему. Уверен, что мама рассказала Эмили обо всем, что происходит, потому что та
пытается несколько раз заговорить о «любви– всей– моей– жизни», но я уклоняюсь от разговора.
Если мама сильно напрягается из– за этого, то Эмили чуть ли не вибрирует.
Они везут меня с собой на какой– то странный артхаусный фильм о женщине, которая
разводила коз, и я вырубаюсь где– то на середине. Они не разрешают мне выпить вина за ужином,
и я спрашиваю их в чем преимущество иметь двух теток– еретичек, и тем не менее мы с Эмили
играем в пинбол в гараже на протяжении четырех часов в воскресенье, и я съедаю около семи
порций нута с карри Шивани, перед обратной поездкой домой, чертовски довольный своей
собственной семьей.
Удивительно, как немного расстояния и иного взгляда на мир, кажется, помогают очистить