История Мадлен
Шрифт:
Муж уже спал, а я с какой-то бабьей жалостью смотрела на заострившиеся черты лица, на тени под глазами, на новые морщинки. Даже горло сжалось — все бы отдала, только бы поправился быстрее.
– Степан, – шепнула я в сторону двери. – Степан, ты здесь?
– Да, графиня, я тута, увести хозяина? – дверь приоткрылась, и мужик заглянул в проем. В доме было очень тихо.
– Нет, пусть здесь спит. Скажи, который час?
– Дак уж седьмой, наверно, коли народ ужо по делам бежит на улицах.
– Доктор здесь?
– Коий барина лечил? Тута, там прямо в кресле и спит, а ваш отъехал
Я обернулась и посмотрела на Михаила – он уже сладко спал. Я выдохнула.
– Иди, доктору, как встанет, скажи, чтобы сюда пришел и проверил Михаила.
– Как скажешь, барыня, Машку чичас отправлю к вам.
– Не надо. Пусть все поспят.
Дверь закрылась. В комнате, в полной тишине ровно дышали два человека, с которыми я собиралась прожить всю свою жизнь.
Не ту, никчемную и ошибочную, а вот эту – настоящую. Здесь меня любят. Здесь я нужна. Здесь я состоялась, как профессионал. Так ли важно, в каком мире это произошло? Главное, что все это есть.
Повернулась к своим мужчинам и почти моментально заснула с мыслями о том, что доктор оказался не совсем уж и дураком – заставил приложить ребенка к груди. Я это чувствовала сейчас – молоко прибывало.
Глава 77
В себя мы с Мишей приходили медленно. Особенно он. Конечно, роды – это вам тоже не простуда какая. Но женский организм для этого приспособлен, оборудован, так сказать природой. Я пережила колоссальную встряску, сам процесс был нелёгким, однако, обошлось без серьёзных осложнений. Поэтому, через неделю уже чувствовала себя сносно. Можно даже сказать нормально, учитывая обстоятельства.
А вот Мише было труднее. Всякий раз сама болезненно морщилась, представляя, каково ему после пережитой операции обходиться без современных средств медицины. Спать возможно было только на обезболивающих. Взрыв адреналина, позволивший ему тогда прийти к нам с малышом ночью, иссяк, навалилась горячка, приковавшая его к постели. Но, как пояснял доктор, строго отчитавший Михаила за самоуправство и непослушание, всё это закономерные последствия хирургического вмешательства. В целом, прогнозы были благоприятными.
Лучше всего из нас троих себя чувствовал сынок. Не смотря на то, с каким трудом ему пришлось пробиваться к жизни, кажется, обошлось без нехороших последствий. Я всё, честно говоря, боялась, что из-за длительности родов, могло возникнуть какое-нибудь кислородное голодание или травмы, способные повлиять на его здоровье.
Сама достоверно и профессионально оценить состояние сына, конечно, не могла. Доктор после осмотра, вроде, очень одобрительно отзывался по этому поводу. Но после того, какую “помощь” мне оказали в процессе, особого доверия его мнение не очень-то вызывало.
Я запретила уносить сына из моей комнаты, повелев, чтобы колыбельку поставили рядом со мной. Просто хотела иметь возможность наблюдать за ним и контролировать самочувствие. Из женской половины обитателей дома только, пожалуй, Маша более-менее спокойно восприняла эти мои распоряжения.
Софи закатила глаза, пытаясь убедить в том, что мне самой требуется покой,
Ну и ладно. Где им было осознать, что я просто не могу с ним расстаться. Не хочу пускать на чьё-то чужое усмотрение контроль за малышом. Вот здесь и поняла, зачем тащила за собой через полмира деревенскую знахарку Маню. Из неё, как раз, вышла неоценимая помощница. Хоть и пришлось сперва поспорить с некоторыми её крестьянскими убеждениями, относительно правильности ухода за младенцами, но огромным плюсом было то, что, в отличие от остальных, народная целительница с опытом повитухи, как бы это выразиться, не “боялась” младенца. Уверенно брала в руки, спокойно купала, пеленала, не паниковала насчёт моего, пока ещё, болезненного состояния. Подумаешь, роды. Не в чистом поле же.
И это её житейское отношение передавалось мне. Возможно, даже при всей прошлой “начитанности” по существу вопроса, без её поддержки, я бы и сама носилась с малышом, как с хрустальной вазой, не зная что с ним делать. А так всё закономерно складывалось ровно и без лишних нервов.
Очень радовало то, что, не смотря на мои опасения, сынок вёл себя тихо. Хорошо кушал, подолгу спал, вообще не подавал признаков беспокойности. Нет, мелкие нюансы, конечно, возникали… А ну ка, родись, научись дышать, а главное, принимать и переваривать пищу, когда у тебя в организме всё стерильно – одна разнесчастная полезная бактерия носится по внутренностям, не зная, за что схватиться. Но это ведь нормально. Даже неизбежно и совсем не критично.
Наблюдать за сыном, обниматься, разговаривать, кормить – как возможно отказать себе в таком счастье? И очень хотелось делиться им с нашим дорогим папочкой. Брала мелкого на руки и шла к нему в комнату, садилась в кресло и рассказывала, как наши дела.
Так потихоньку день за днём восстанавливались, набирались сил.
По мнению местного медицинского светила, я должна была минимум девять дней проваляться в постели, а из дома выйти вообще не раньше, чем через месяц. Почему-то считалось, что женщина – существо немощное и слабое. Собственно, из-за этого в дом и приглашали кормилицу, а вовсе не потому, что мать боялась испортить фигуру. Ну и, безусловно, кормилица для новорожденного считалась признаком высокого положения и достатка родителей. (Что-то вроде автомобиля премиум-класса.)
Ни одно из перечисленных положений меня не устраивало. Да и разлёживаться было совершенно некогда – ожидалось торжественное открытие модного дома.
Это мероприятие требовалось провести с максимальной помпезностью и шиком – на торжество ожидалась сама императрица. Не знаю, почему она проявляла такой неудержимый интерес, что аж сама желала почтить праздник своим присутствием – всё-таки никакой политической нагрузки моя деятельность не имела. Скорее всего, имели место быть банальное женское любопытство и потребность элементарно развеяться. Ей же вряд ли приходило в голову, что я, при своём положении, заимею блажь сама кормить сыночка.