История моего безумия
Шрифт:
Молчание Даны было красноречивей всяких слов.
– Ты права, конечно, права! Это наказание за мой собственный идиотизм, но клянусь, я не знал, что она несовершеннолетняя!
– Верю.
– А… Мэйан?
– Не стану тебя обманывать, ей очень нелегко. Друзья задают вопросы, многие злорадствуют, даже издеваются… Но наша дочь повела себя непредсказуемо: она послала всех к черту и встала на твою защиту, а теперь повторяет всем и каждому, что ты ни в чем не виноват.
– Мне так жаль… Я бы отдал все на свете, чтобы отмотать время назад…
– Сделать так, словно не было ни Сардинии, ни фатального приключения?
– Я готов перечеркнуть не только эти семь дней, но и десяток предыдущих лет.
Дана промолчала, и я не понял, как истолковать ее молчание.
– Мэйан собирается тебя навестить.
– Когда? Зачем? – удивился я.
– Не знаю. Она меня не посвящает.
– Вряд ли это хорошая идея… Не сейчас. Поблизости все время ошиваются фотографы.
– Ни ты, ни папарацци ее не остановят, сам знаешь.
– Да, у девочки есть характер.
После разговора на душе у меня полегчало. Я больше не чувствовал себя одиноким. Теперь мне есть за что сражаться.
Глава 37
Мэйан появилась два дня спустя.
Я открыл дверь и увидел ее на пороге: она стояла и смотрела на меня с вызовом, за которым скрывалось волнение, потом вошла решительным шагом, бросила сумку на диван и сказала:
– Привет, папа.
Моя дочь никогда не была в этой квартире, поэтому первым делом обошла все комнаты, чтобы оценить, как я живу.
– Ничего, симпатично.
– Хочешь выпить? – спросил я.
– Налей чего-нибудь прохладительного.
Я принес из кухни кока-колу. Мэйан стояла у окна, притворяясь, что любуется видом.
– Я знаю, что ты ни в чем не виноват.
Я поставил банки на столик.
– Все эти придурки обвиняют тебя, но доказательств у них нет.
– Такова цена славы, – сказал я. – И моих… «слабостей».
– Это правда.
– Я не хотел тебя втягивать, прости.
Она пожала плечами.
– Я сожалею обо всем, дорогая, о годах, когда меня не было рядом, о том, что…
– Прекрати, папа. Оставь слезливые признания для романов.
В этой фразе не было ни злости, ни сарказма. Она просто не хотела ворошить прошлое.
– Я прочла все твои книги.
– Правда? Твоя мама всегда говорила, что ты даже не притрагивалась к экземплярам, которые я присылал.
– Так я ей говорила. Потому что злилась. Но разве можно было не прочесть то, что рассказывает миллионам читателей мой отец… который со мной почти не общается?
Я попытался скрыть обиду за шуткой.
– А вот теперь ты говоришь, как героиня одного из моих романов, – пошутил я.
Мэйан повернулась ко мне, робко улыбнулась, взяла банку, чтобы занять руки, и сделала несколько глотков.
– Как ты будешь выбираться из этой истории? – спросила она.
– Выбора у меня нет: придется довериться правосудию.
– Ты это серьезно?! – возмутилась она. – Хочешь «довериться правосудию», приговорившему невиновных? Забыл, что они сделали с Тодом Уиллингемом [36] , Троем Дэвисом [37] , Джорджем Стинни [38] и многими другими?
36
Кэмерон Тодд Уиллингем (1969–2004) – был обвинен в убийстве трех своих маленьких детей путем поджога дома в г. Корсикана, штат Техас 23 декабря 1991 г. Казнен 17 февраля 2004 г. В июне 2009 г. начали беспрецедентный пересмотр дела после казни обвиненного. Никакого решения пока не вынесено.
37
Дэвис Трой Энтони (1968–2011) – афроамериканец, осужденный за убийство полицейского, совершенное 19 августа 1989 года в городе Саванна, штат Джорджия. Дэвис был приговорен к смерти в августе 1991 г. Он не признал себя виновным на суде и настаивал на своей невиновности вплоть до исполнения приговора 21 сентября 2011 г. Позднее ряд свидетелей обвинения отказались от своих показаний, показания других свидетелей указывают на то, что убийство совершил другой человек.
38
Стинни-мл. Джордж Джуниус (1929–1944) – самый юный обвиняемый, казненный в США в XX в. На момент казни ему было 14 лет и 7 месяцев. Был осужден за убийство двух девочек. Посмертно оправдан в 2014 г.
Мэйан нервным движением пригладила волосы.
– Как дела в институте? – спросил я, чтобы сменить тему.
– Все в порядке… было бы в порядке, если бы эти козлы не смотрели на меня, как на дочь монстра. Те же самые, что еще вчера набивались в друзья, уверяли, что «любят твое творчество и восхищаются твоей известностью»! Ха!
– Люди непостоянны и внушаемы, ими легко манипулировать.
– Ты меня удивляешь!
– Нелегко быть дочерью известного романиста, да, детка?
Она скорчила гримаску.
– Раньше мне приходилось терпеть насмешки из-за того, что я отставала по литературе – и это при отце-писателе! Потом преподаватели – они все ужасные снобы – стали презирать меня за то, что ты пишешь в «низком жанре».
– Надо мной тоже насмехались, а насчет оценок по литературе… мне очень жаль.
– С чего бы?
– Возможно, ты недолюбливала гуманитарные науки из-за моего сочинительства.
– Возможно. Но ты не расстраивайся, я беру частные уроки, так что дела пошли на лад.
– Учить тебя должен был я.
– Мы к этому вернемся… потом.
Она встала.
– Пора идти, у меня дела.
Я окликнул ее:
– Мэйан…
– Что?
Я схватил ее в охапку и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Я крепко обнимал дочь, вдыхал ее запах, целовал волосы. Я и забыл, какое это сладкое чувство – держать в объятиях своего ребенка.
– Люблю тебя, – шепнул я.
Она уткнулась лбом мне в грудь и заплакала.
– Не мучай меня, папа!
– Можешь не признаваться, я все равно знаю, что ты меня тоже любишь. Несмотря ни на что.
– А вот и нет.
Мэйан высвободилась, но не рывком, без раздражения, и сказала:
– Я помогу тебе выпутаться из передряги.
– Что ты имеешь в виду?
– У меня есть план.
Мне не понравился блеск в ее глазах.
– Не волнуйся, ничего противоправного я делать не собираюсь, – пообещала она и выскользнула за дверь прежде, чем я задал следующий вопрос.
Глава 38
Нэйтан поставил на стол два пакета из «Да Сильвано» [39] .
39
«Да Сильвано» – итальянский ресторан в квартале Гринвич-Виллидж на западе Нижнего Манхэттена.