История моей жизни
Шрифт:
Слова Государева меня пугают. Неужели мы с ним должны расстаться? Этого не может быть. Но судьбе угодно нанести жестокий удар по моей жизни.
Степан Гавриилович, после небольших переговоров с Тимошей, обращается ко мне:
— Ну, старик, прощай, спасибо тебе за компанию. Я уйду на Херсонщину, а ты прямым путем ступай к Черному морю.
Молчу, чувствую, как глаза мои наполняются слезами и у горла. застревает горький ком.
— А мне нельзя с вами? — сквозь сдавленные рыдания спрашиваю я.
— Нет, голубчик, три человека
Я плохо вникаю в слова Государева, но каждый звук его голоса ударяет меня по сердцу, и я готов кричать от отчаяния. И наконец происходит то, чего я больше всего боюсь: меня оставляет Степан Гавриилович.
Один… Один среди необъятных пространств… Куда итги?
Только теперь я понимаю, какое огромное значение для меня имел Государев. За его широкой спиною мне жилось спокойно. Он, мой учитель, защитник, ушел от меня… Бросил навсегда…
Я падаю на скамью, закрываю лицо ладонями и плачу горячими, болезненными, мучительными слезами.
Москва 1934 г.
Часть четвертая
1. Миша Окунев
Голубой шелк взморья, светлый горизонт, озолоченный утренним солнцем, и широкая россыпь домов радуют мой взор. Стою на вершине холма, гляжу на распластанный в зелени долил город, и сердце взволнованно мечется в груди.
Наконец-то я достиг того, к чему стремился целых два года!
Сколько верст истоптал я босыми ногами, какие случались встречи…
Не счесть тяжелых дней, бесприютных ночей под открытым небом, и не забыть мне пустынного одиночества, полного боязни перед огромными пространствами, лежащими впереди…
И вот я у цели — внизу лежит город Севастополь, где живет мой богатый родственник Михель Окунь — сын Переца.
Я знаю, как и где его можно найти, — три дня расспрашивал о нем всех, кто попадался мне по пути, еще задолго до приближения моего к городу. Теперь надо найти главную улицу — Нахимовский проспект, а там в самом конце на берегу бухты стоит большой белый ДОМ.
Это гостиница Киста, а при гостинице служит комиссионером Михаил Петрович Окумев, или просто — Миша.
Меня волнует вопрос: есть ли этот Миша Окунев мой родственник — Михель Окунь. И еще меня смущает мой «костюм». Стараюсь привести себя в порядок. Плюю на тряпочку и вытираю порыжевшую грязь на моих искривленных и тяжелых сапогах. Застегиваю ворот серой косоворотки и аккуратненько опоясываюсь коричневым шнурком. Бросаю палку, беру подмышку мой убогий узелок и медленно сползаю по Матросской улице к центру города.
Вот и Нахимовский проспект. Улица красивая, богатая, зеркальные окна в магазинах, хорошая мостовая — почти Одесса.
Иду по теневой стороне. Солнце поднимается над городом.
Будет жаркий день. А вот и синий щит воды — значит, сейчас увижу гостиницу Киста.
Вхожу в разбитый на площади сквер, иду по главной дорожке, посыпанной мелким гравием. По случаю раннего часа в сквере нет гуляющих, и вообще город, по-видимому, спит.
Еще немного, и я сквозь густую зелень сада замечаю белый дом. Подхожу к нему совсем близко, но подняться по мраморным ступеням парадного хода не решаюсь — меня пугают строгие бакенбарды и осыпанная блестящими пуговицами ливрея швейцара.
Несколько минут стою в нерешительности, не зная, что предпринять, как вдруг раскрывается дверь и появляется веселое, улыбающееся лицо человека в форменной фуражке с золотой надписью — «Отель Кист». Его русая бородка, небольшой рост и жизнерадостное выражение больших серых глаз внушают мне доверие. Набравшись храбрости, подхожу к нему и вежливо спрашиваю:
— Скажите, пожалуйста,, не знаете ли, где здесь находится Михель Окунь?
Обладатель веселых глаз при моем вопросе немного отступает и в свою очередь задает вопрос:
— А вам на что это нужно? И откуда вы знаете Мяхеля Окуня?
Лицо его становится серьезным, и с губ соскальзывает улыбка.
— Он мне очень нужен, — отвечаю я. — Я ему родственник…
— Родственник?.. С какой стороны?..
— Со стороны отца, — отвечаю я уже более смело.
— А кто ваш отец?
— Вигдор Свирский…
— Вигдор а сын? — почти кричит мой собеседник. — Не может быть!.. Так я же тебя знаю!.. Ты Шимеле!.. Ну, так я-таки да Окунь…
И он протягивает мне руку.
— Ну, а теперь мы так сделаем, — говорит Михель, — подойдем к пристани — сейчас придет из Одессы пассажирский пароход, — я, может, встречу гостей, а потом поведу тебя домой.
Я до того рад и счастлив, что не могу слова сказать и с трудом сдерживаю смех, готовый вырваться из глотки.
По пристани разгуливает публика. Преобладают светлые легкие костюмы. Бросаются в глаза красные и белые зонтики. За широко раздавшимися берегами бухты в тихой истоме разметалось безграничное море. Утро теплое, неподвижное, безоблачное. Огненные блики солнца дрожат, сверкают и плещутся в голубом просторе покойно дремлющего моря.
Всюду такая чистота, так прозрачны воздух и вода, такой опрятностью веет от белых платьев женщин, так нежно закутаны в зеленые плащи стройные кипарисы вокруг белого здания конторы, и куда ни взглянешь — везде так безупречно чисто, такая ласковая голубизна растекается по неохватным просторам, что невольно хочется стать невидимым, хочется исчезнуть вместе с моими грязными сапогами и давно нечесанной головой.
— Слушай, что я тебе скажу, — говорит Миша, слегка наклонившись ко мне, — сейчас придет пароход. Ты можешь себе стоять здесь, смотреть на все, что делается, а потом пойдешь, сядешь на скамейку и жди себе. А я к тебе подойду сам, и мы отправимся домой.