История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины
Шрифт:
Расположение кладбища на возвышенности сделало его в 1941 году в прямом смысле военнообязанным: здесь находилась зенитная батарея, прикрывающая Москву от налетов германской авиации, а на случай прорыва к столице сухопутных неприятельских сил было установлено несколько бетонных дотов, из которых два сохранились и по сей день, — они так и стоят среди могилок, только что вросли в землю. Даниловское кладбище было вполне готово достойно принять врага. И если бы немцы тогда все-таки прорвались к Москве, здесь, скорее всего, разыгралось бы настоящее сражение. Конечно, едва ли после этого на кладбище сохранилось бы что-нибудь от старины, от дореволюционной эпохи.
А ведь Даниловское кладбище прежде славилось своим особенным третьесословным колоритом, впрочем, не вполне утраченным и до сих пор. А. Т. Саладин в 1916
А И. С. Шмелев в «Лете Господнем» таким изображает Даниловское кладбище в праздник Радуницы в конце XIX века: «Приехали на Даниловское — сила народу! Попросили сторожа Кривую посторожить, а то цыганы похаживают. …Батюшку и не дозваться. Пятеро батюшек — и все в разгоне, очень народу много, череду ждать до вечера. Пропели сами „Христос Воскресе“ и канон пасхальный, Горкин из поминаньица усопшие имена почитал распевно, яичка покрошили… Сказали шепотком — „прощай покуда, Мартынушка, до радостного утра!.. “ — домой торопиться надо. А народ все простой, сидят по лужайкам у кладбища, поминают, воблу об березу обивают, помягче чтобы, донышки к небу обернули, — тризну, понятно, правят. Пошли к пруду, черемуху ломать. Пруд старинный, глухой-глухой, дна, говорят, не достать. Бывалые сказывали, — тут огромаднейший сом живет как кит-рыба, в омуте увяз, когда еще тут река в старину текла, — и такой-то старый да грузный, ему и не подняться со дну, — один только раз какой-то фабричный его видел, на зорьке. Да после тризны всяко, говорят, увидишь. А черемуха вся обломана. Несут ее целыми кустами».
От купеческого прошлого здесь теперь немногое осталось. Хотя вокруг церкви еще попадаются захоронения даже первой половины XIX века. Так, например, у южной стены на одном вросшем в землю саркофаге написано: Под сим камнем погребено тело Московского Купецкого сына Петра Ивановича Кирильцова скончавшегося 1837 года в 12 часу пополудни июня 16-го. Жития его было 22 года 10 месяцев и 8 дней. Но прежних просторных родовых купеческих участков на Даниловском уже нет. А когда-то здесь был похоронен цвет московского купечества. Не найти теперь на кладбище могил известных московских купцов Солодовниковых, Голофтеевых, Лепешкиных, иждивением которых на кладбище в 1832 году была построена каменная церковь Сошествия Святого Духа по проекту известного архитектора Ф. М. Шестакова.
Но самым, пожалуй, знаменитым купеческим захоронением на Даниловском кладбище, а может быть, и во всей Москве, был участок Третьяковых — самих братьев Павла Михайловича и Сергея Михайловича, основателей лучшей в мире галереи, и их родителей. А. Т. Саладин дает описание надгробий обоих братьев: «На могиле Сергея Михайловича — черный мраморный, довольно высокий, но совершенно простой, памятник с надписью: Сергей Михайлович ТРЕТЬЯКОВ родился 19 января 1834 г. скончался 25 июля 1892 г. Памятник Павлу Михайловичу в нескольких шагах подальше, под защитной проволочной решеткой, он почти такой же, но в несколько более изысканной обработке. Надпись: Павел Михайлович ТРЕТЬЯКОВ 15 дек. 1832 г. ум. 4 дек. 1898 г.»
Но теперь их могил на Даниловском кладбище не найти. 10 января 1948 года останки обоих братьев, а также жены Павла Михайловича — Веры Николаевны — были перенесены на Новодевичье.
Формально это перезахоронение было произведено по инициативе Комитета по делам Искусств при Совете Министров СССР, — так раньше именовалось министерство культуры. Председатель Комитета тов. М. Б. Храпченко направил управляющему трестом похоронных бюро при Моссовете письмо, в котором между прочим говорилось, почему необходимо перенести останки Третьяковых на другое кладбище: «…Несмотря на договор, заключенный администрацией Галереи об охране этих могил и их художественных надгробий, исполненных художником В. М. Васнецовым, могилы эти приходят в крайний упадок…Учитывая ходатайство Дирекции Государственной Третьяковской Галереи, а также просьбу ближайших родственников основателей Галереи, Комитет по делам Искусств при Совете Министров СССР с своей стороны ходатайствует о перенесении останков Павла Михайловича, Веры Николаевны и Сергея Михайловича Третьяковых, а также их художественных надгробий с кладбища Даниловского монастыря на кладбище Новодевичьего монастыря, где захоронены виднейшие деятели русской культуры и искусства».
Участок семьи купцов Третьяковых. Даниловское кладбище
Председателю комискусства вовсе не обязательно было знать, что кладбище Даниловского монастыря и Даниловское кладбище это отнюдь не одно и то же. Их до сих пор путают, хотя первого не существует уже почти восемьдесят лет. Но странная все-таки причина перенести захоронения: потому что якобы на прежнем месте «могилы приходят в крайний упадок». Если за могилами следить и ухаживать, они никогда не придут в упадок, где бы они ни находились. Если же могилы забросить, не интересоваться ими, то упадок их ждет, будь они хоть у самой Кремлевской стены. Дело не в месте их расположения, а в отношении к ним. Урна с прахом Маяковского стояла в лучшем в то время колумбарии страны — на Донском кладбище. И прийти в упадок уж никак не могла. И все равно Маяковского перенесли на Новодевичье.
Причина всех этих перезахоронений была, конечно, совсем иная, и, судя хотя бы по письму тов. Храпченко, заявлять о ней открыто власти почему-то избегали. Это была какая-то удивительная политика собирания по всей Москве останков, имеющих с точки зрения коммунистических верхов положительную идейную или политическую ценность, и концентрация их в главном советском пантеоне — на Новодевичьем кладбище. Причем перезахоронения делались не только с кладбищ подлежащих ликвидации, но вообще отовсюду, кроме, может быть, Ваганьковского — традиционно второго по значению некрополя. И, разумеется, такие перезахоронения не могли быть в компетенции председателя комискусства. Распоряжения на этот счет, несомненно, исходили от какого-то не в пример более высокого начальства.
В некоторых источниках указано, что Сергей Михайлович Третьяков похоронен все-таки на Даниловском кладбище. Например, в энциклопедии «Москва». Но это не так. В архиве Третьяковской галереи хранится «Акт о перезахоронении останков П. М. Третьякова, В. Н. Третьяковой и С. М. Третьякова с Даниловского кладбища на кладбище Новодевичьего монастыря от 11. I. 1948 г.». Помимо акта и прочих бумаг в архиве есть и несколько фотографий. На одних запечатлен самый момент эксгумации: только что вынутые из земли останки Павла Михайловича и Сергея Михайловича уложены в новые гробы. Другие фотографии сделаны уже на Новодевичьем кладбище: у края свежевырытой могилы, в окружении двух-трех десятков человек, стоят три гроба. Поэтому никаких сомнений в том, что Сергей Михайлович покоится где-то еще, кроме Новодевичьего, быть не может.
Но вот что любопытно: в архиве соседнего Даниловского монастыря, среди карточек на погребенных в монастыре, есть и карточка Сергея Михайловича. Что же, выходит Даниловский монастырский погост это уже третье кладбище, претендующее быть местом погребения Сергея Михайловича? Но, имея свидетельство А. Т. Саладина и зная содержание акта перезахоронения 1948 года, версию с Даниловским монастырем можно уже совершенно не принимать во внимание. Зато эта карточка в монастырском архиве позволяет сделать другое небезынтересное заключение: поскольку Сергей Михайлович в монастыре погребен не был, а документы тем не менее на него там заведены, то, очевидно, Даниловское кладбище какое-то время состояло с одноименным монастырем в некой подчиненной связи, возможно, было своего рода «дочерним» погостом монастырского.