История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории
Шрифт:
Изначально Илья Муромец — типичный фольклорный «сидень» на печке (в сказках, и не только русских, существовал устойчивый образ сиротки и богатыря-запечника). Двя калики, посещающие Илью, коррелируют с тамплиерами на одном коне, а по уставу Б. Клерво, крестовые братья даже есть должны из одной миски. Известно также, что катарские проповедники путешествовали всегда попарно и носили особое облачение. В ряде былин (в частности, в былине о походе на Царьград) богатыри меняют свое «светлое платье» на каличье, у которых, на удивление, оказывается довольно богатая одежда и специфическое снаряжение — шляпа сорочинская и посох со свинцом {шляпа и колпак — это, на самом деле, шерстяные валяные шапки без полей и разной высоты). Любопытно, что в былине об Илье, от Аграфены Крюковой, калики («святые отцы») советуют ему взять снаряжение и оружие восточного типа («мурзамецкое», «бурзамац-кое» копье и т. п., и даже шляпу — «сарачиньскую»); и в поле богатыри живут только в степных шатрах.
Замечательную фразу находим в пересказе былинного сюжета у Афанасьева: Илья — «Нищие братия! Взойдите ко мне во храмину». Термин далеко не случайный; в другой былине — жалоба, что «поганые» бьют «собратиев».
Нередко в былинах подчеркивается, что калики, «курсирующие» между Русью и Святой Землей, сильнее богатырей («могучий Иванишшо»). Былина «Калика-богатырь» повествует, как последний, заменив собою Алешу Поповича, выступает в бою «середочкой», а Добрыня и Илья — по левую и правую руку от него. У калики сакральный костыль из «рыбьего зуба», поднимающий его — по-шамански — под небеса.
В словаре Фасмера о калике сказано: калика — «странник, нищий, поющий духовные песни». Этимология калики, в общем-то, хорошо известна, но все же не определена окончательно: от калека (греч.) или лат. калига (из него др. — рус.) — «башмак, солдатский сапог» (кстати, ср. неродственное, но сходное, gallicae — «галльский», как называли деревянные крестьянские башмаки), и, собственно, так в Средние века это слово и понимали. Можно еще указать на калишка — «стопка водки» от лат. (вероятно, через герм, посредство) calix «чаша» (и тогда — они «чашники» Грааля?); или на лат. коллегиум (здесь смысловой акцент лежит на группе); или на др. — рус. калогерЬу калугерь из гр. «монах» (хотя последний термин был слишком хорошо известен в литературе, чтобы его исказить по причине недопонимания). Наконец, не столько этимологическое родство, сколько родство смысловое, уходящее в древнюю обрядовую семантику: ритуал сжигания рождественского полена, бадняка, колодка, коляды имеет параллель в схожем обряде на юге Франции (см. выше о связях Востока и Запада). Как пишет А. Потебня («Слово и миф». М., 1989, с. 381), считавший этот обряд славянским наследием: «накануне Рождества около Марселя» местные крестьяне, перед тем как положить в очаг, поливают вином рождественское полено плодового дерева, «которое зовется Calignaou».
Каликам приписывается зычный голос, как у Соловья-разбойника или Змея, может быть дабы подчеркнуть их иномирное качество. В южнославянском эпосе, кстати, описывается так называемый ор калугерский, представлявший из себя боевой танец с саблей, применявшийся в реальном бою (ситуация прямо-таки шао-линьская!). В историческом плане этому соответствовали русальские дружины, сохранившиеся на Балканах до нового времени. Участники дружины объединялись между собой в неразлучные пары, одевались особым образом и носили обнаженные мечи. Все они, кроме двух главарей, алебардщика и «разбойника», а также двух стражников, в обычных обстоятельствах хранили строгое молчание, не крестились, никого не приветствовали, при хождении и прыганьи каждый член пары должен бьш попасть в то место, куда ступил его товарищ. В обязанности дружин входили обрядовые танцы с мечами, собирание пожертвований, убийство волков и ритуалы «лечения» тяжелобольных (скрещиванье над ними своего оружия). При неледанных встречах меяеду разными дружинами одна из них либо покорялась другой либо вступала в кровавую схватку. Заканчивались хождения русальцев в праздник Крещения, когда они снимали в церкви свои шапки и сменяли мечи на зажженные свечи (см. Толстой Н.И. «Язык и народная культура». М — ИНДРИК, 1995).
Из этого же ритуально-мифологического круга исходят образы многих эпических персонажей, руководителей специфических — нередко чисто молодежных — военно-обрядовых групп (консорциев и даже субэтносов), в том числе былинный образ Вольги/ Волха Всеславьича, а отчасти и «Дикая охота» Одина/ Вотана. Так что и крестоносное движение, и манихей-ского толка «уклоны» попадали на мифологически предуготовленную почву.
На Западе «каличье движение» получило еще большее развитие, но этих странствующих и нищенствующих монахов, называвших себя «братьями» и «забавниками Божьими», церковь ассимилировала с помощью объединения их в ордена францисканцев, кармелитов и др.
Безусловно, приднепровский Орден «крестовых братьев» гораздо старше западных. Калики выглядят здесь как «внутренний круг» ордена, лишь в самых крайних случаях принимающий участие в сражениях.
Теперь еще несколько описательных моментов. Из Греции — тяжелая сорочинская шляпа Добрыни: так как в некоторых былинах греческие («царь градские») богатыри — татары, то, видимо, речь тут идет о временах турецкого владычества [130] .
130
Неясно, можно ли отнести к этой шляпе тип так называемого «шлема иерихонского», демонстрирующегося в кремлевской коллекции старинного оружия.
В одном из былинных текстов Алеша прямо выставляется как «пес-рыцарь»: Добрыня таскает его за «желты кудри» — «Дивую я псу милитеньскому!..». Позднелат. milites «рыцари», «Milites templi» — рыцари храма, также название «воинство Христово» — обычный церковный термин, но на средневековом Западе он еще означал некую служилую социальную аристократическую группу, вассалов «1-го уровня» в окружении графов. Вот уж все это никак не похоже на случайно возникшую абракадабру! (все цитаты по: «Былины». Сост. В.И. Калугин. М.: Современник, 1986) [131] .
131
Менее вероятно, но упомянем на всякий случай — о-в Мити-ленский в Эгейском море; в области города Мелитены на Ближ. Востоке под покровительством Эмира Мелитенского жили христианские сектанты, павликиане. Они строили собственные крепости и нападали оттуда на Византию, уводя много пленников; позднее были переселены византийским императором во Фракию, где повлияли на формирование богомилов. Павликиане были близки манихейству, но с некоторыми особенностями: называли своих предстоятелей товарищами и писателями; дозволяли брак, показное в вынужденных обстоятельствах — отречение и даже инцест. Упомянем еще возможную отсылку к так называемому мелетианскому религиозному расколу, в том случае, если оставалась от последователей Мелетия какая-то память об их близости к арианам.
Интересно также сравнить жестовый символ поднятой к небу правой руки, — этот типичный рыцарский жест изображен на одном сохранившемся богомильском надгробии (левая — на поясе); ср. слова из былины («Данила Игнатьевич»), где Богородица дает совет богатырю, как избавиться от железных немецких оков: «Здынь-ко правую ручку выше головы, / Левую ручку ниже пояса». Ср. также восточноевропейский образ Ангела-Хранителя: белые одежды, левая рука на мече, в правой — красный крест или белое знамя с красным крестом. Исследователи, отмечающие обилие богомильских элементов в древнерусской литературе, объясняют их исключительно влиянием болгарской, Охридской, автокефальной патриархии, хотя, как мне кажется, корни лежат гораздо глубже.
Говоря об Илье Муромце, стоит рассмотреть возможные связи с соответствующими западными сюжетами об Илиасе Русском и некоторых других, как исторических, так и литературных, героях. Н.В. Филин в историческом альманахе «Армагеддон» опубликовал на эту тему большую работу (2000;. Он объясняет «происхождение прозвища Олафа… из имени Олег, известного в былинах в форме "Волья" и сравнивает его с именем "Элигас-Илиас Русский" из поэмы "Ортнит" и "Тидрек-саги"», которое также «носил легендарный основатель династии Жеротинов, русский князь Олег, последний король Моравии [ум. в 967 г.]. Если предположить, что Бурицлав саги — не Болеслав Польский, как считает большинство исследователей, а Болеслав Чешский, а Олий Русский — Олег Муравлении, то все встает на свои места… М.Г. Халанским была предложена гипотеза о происхождении имени муром-ско-го богатыря из скандинавского Helgi через трансформацию этого имени через формы Helgi — Олий, Елья — Илья».
Все это, конечно, гадательно. Какое-то влияние исторического Олега Моравского на великорусский эпос мне лично представляется маловероятным и недоказанным. Но есть у Филина и более интересные рассуждения :
«Былина о Вольге Всеславиче и немецкие сказания об Ilias'e von Ruizen восходят к одному источнику — старинным дружинным песням об Олеге Вещем, женитьбе Игоря и походах руссов в хазарские области Тавриды». Филин, через Гйлярова и Халанского, ссылается на сведения, что «жена же ему Ольга, родом плесковитин-ка, дщи князя Тьмуторокана». (Здесь, как уже говорилось ранее, возможны разные толкования: в первой своей части — см. выше — это реальный след реакции на топоним в Нарвском бассейне — Ольгин Крест, а во второй части это с полным основанием можно сравнить с классическим былинно-фольклорным мотивом «невесты героя, как дочери змея или басурманского царя».)