История о великом князе Московском
Шрифт:
Некоторые епископы оправдывали его, так как знали его как мужа знаменитого, тогда «царь с митрополитом своим, во всем ему угождающим, и со многими, как я уже говорил, необразованными и пьяными епископами не проявили кротости духа для исправления раскольников и любезно их не наставляли, а со всякой яростью и лютостью зверской в заключение в дальние грады, в узкие темницы отсылали, закованных. Также и преподобного, оковав веригами железными, избили святого и неповинного мужа и отослали аж на Соловецкий остров на вечное заточение, до смерти, и того вышеназванного монаха Савву также в заточение на смерть отослали к ростовскому владыке Никандру, погруженному в пьянство. И Артемия отправили на Соловки, где поместили в очень узкую келью, не разрешая ему ни малейшего облегчения, ибо преследовали его не только епископы богатые миролюбивые, но и лукавые и любостяжательные монахи и хотели они, чтобы не только забыли его в Русской земле, но и имени его никогда не поминали. Монахи опасались, как бы царь, который прежде любил Артемия и неоднократно с ним беседовал, поучаясь от него, вновь бы не возлюбил его и не указал бы епископам и монахам с их начальниками,
Тогда же он, блаженный муж, пострадал от ложных свидетелей, особенно же от того епископа Суздальского, пьяницы и сребролюбца, который вместе с монахами Евфимьева монастыря клеветал на него, так как они ненавидели его безо всякой с его стороны вины. Но и многие другие доносчики замышляли на него, но не могли ни к чему придраться. Но лукавые монахи эти все-таки сумели отослать его неволею в Кириллов монастырь, где тот же епископ Суздальский прежде игуменом был, и думал он, что ученики его отомстят за него. Когда же Феодорит был туда привезен, то известные доброжительством монахи, не наслышан-ные о том коварном совете и злом- деле, душевно рады ему были, потому что знали о нем как о муже издавна преподобном и пребывавшем в святом жительстве. И об этом те коварные клеветники-монахи прослышав, завистью были разъедаемы, поскольку видели его в почитании, от наилучших и святых монахов, и еще более старались очернить и опозорить его. И пробыл святой у них полтора года, испытывая такое бедствие. Потом написал нам, сынам своим духовным, о своей нестерпимой скорби из-за тех монахов. Мы, нас несколько собралось, почтенных боярским чином, пошли к архиепископу Макарию и рассказали ему все по порядку. Он же, услышав все и уважая наш сан, да к тому же зная Феодорита как святого мужа (ему, Макарию, он был духовником), пишет быстро послания свои в тот монастырь и требует, чтобы того мужа отпустили и чтобы он жительствовал свободно, где захочет. Феодорит же, уйдя из Кириллова, поселился в Ярославле в монастыре великом, где похоронен князь Федор Ростиславич Смоленский, и там прожил год или два.
И призывает его царь к себе как мужа образованного и мудрого, и посылает его послом к патриарху Константинопольскому, просить у него благословения на коронацию и на венчание, чтобы быть венчанным таким же чином, как римские христианские цесари были венчаны от папы или патриарха. Он, выслушав царево повеление, хотя и был уже стар и немощен, с радостью согласился пойти в такое посольство. И ходил туда и обратно более года, испытав в пути беды и трудности, и в самом Константинополе огненным недугом недомогая два месяца, но от всех этих напастей благодатью Божьей был избавлен и возвратился здоровым, принеся с благословением Соборное Послание от патриарха о возведении в царский сан великого князя, а вскоре патриарх прислал и книгу Царского величества к нему на Москву со своими послами, с одним митрополитом и монахом-пресвитером, который ныне митрополит Адрианопольский[xv]. К тому же говорили, что святому мужу этому сам патриарх удивлялся, слушая его речи и премудрые беседы и узнав о его умиленном и священнолепном жительстве.
Князь же великий, обрадовавшись патриаршему посланию, с благословением одарил Феодорита тремястами сребрениками великими и кожухом из дорогих соболей под аксамитом и предлагал ему такую власть духовную, какую он только захочет. Феодорит, немного усмехнувшись, сказал: «Я, царь, повеление твое выслушал и исполнил, о чем просил ты меня, нисколько не беспокоясь о трудах таких для моего возраста. И мне наградой было апостольского наместника, а именно патриарха вселенского принять благословение. А иных даров и власти не потребую у твоего величества, даруй их тем, кто просит и требует от тебя этого. Я к серебру и драгоценным одеждам не привык, не умею ни наслаждаться ими, ни украшаться, поскольку отрекся от всего этого в начале пострижения волос моих, только добротою душевною и благодатью духа украшаться стараюсь. Но только об одном прошу, разреши мне с покоем и безмолвием в келье до смерти моей пребывать». Царь же начал умолять его, чтобы он не обесчестил царский сан и принял подарки, он же повиновался в немногом - взял от трехсот сребреников двадцать пять и, поклонившись по обычаю, ушел от лица царя. Царь же повелел и кожух за ним послать и положить в храмине, где он жил тогда. Феодорит же кожух тот продал и деньги нищим раздал; потом он полюбил жить в монастыре, близ великого града Вологды, который создал святой Дмитрий Прилуцкий[xvi]. А тот город Вологда от Москвы находится за сто миль по пути к порту на Ледовом море. И, забыв ненависть тех нечеловеколюбивых монахов, не ленился из Вологды посещать тот монастырь, который он сам поставил и в дикий край Лопи двукратно ездил при мне. Из Вологды до Холмогор реками плыл двести миль, а от Холмо-гор великой рекой Двиной до моря, а морем - до Печенги другие двести миль, туда, в землю, которая называется Мурманской, где живет лопский народ, там же и Кола, река великая, в море впадает и в устье ее тот монастырь находится, который он поставил. Воистину это удивления достойно: в такой старости и такой неудобный и жестокий путь претерпевал, летом плавая по морю, а зимою на быстроходных оленях ездил по непроходимым пустыням, посещая духовных детей своих - как монахов, так и лопарей, обученных и крещенных им, заботясь о спасении их душ, неверным проповедовал Слово Евангельское, умножая благочестие врученным ему от Бога талантом в народе грубом и глубоко варварском, не щадя ни старости, ни немощного тела, сокрушенного многими годами и великими трудами. Смотрите, христиане, лицемерные и полуверные, разъеденные наслаждениями, какие храбрые старцы, в правоверных догматах воспитанные, еще обретаются в православной христианской земле; чем старше и слабее телом, тем с большей ревностью и храбростью стараются о благочестии, и это приятно для Бога бывает.
А каково бы было удивление, если бы я по порядку описал все добродетельные и дивные дела Феодорита, которые только я один и могу вспомнить. Что же скажу о том, какие он имел дарования от Бога, а именно дары духа: сила исцеления, дар пророчества, дар мудрости, знал, как отвратить грешников от злых, дьявольских дел и направить их на путь покаяния и как приводить от нечестия и от многолетнего древнего неверия в веру Христову языческие народы. А что бы рассказал, если бы смог, о вхождении его в самую обитель небесную и о видениях невысказанных, которыми Бог посетил его? Поскольку еще в тленном теле, по существу своему бестелесном и невещественном, почтен достоинствами и воздухоплавательным хождением. А какую тот муж имея хитрость и многую кротость, а какие дарил нам наставления, полезные и премудрые в гостеваний, предивные и наисладчайшие беседы и апостолоподобные вещания, когда ему случилось беседовать с сынами духовными, и даже некогда и я, недостойный, неоднократно причастен был к тем священным его поучениям!
Еще к тому же немало удивительно: как умел он и как был опытен в искусстве исцеления загнивших старых неизлечимых ран, а именно презлых дел в людях, укоренившихся во многие годы! Как все мудрые говорят, что многолетние обычаи, с молодости утвердившиеся в человеческих душах, в естество обращаются и очень плохо изживаются, но он умел старые гнусности и нечистоты злобы разрушать и искоренять их из душ человеческих, и нечистых и скверных очищать и просвещать и к Господу обращать, многим покаянием и слезами, и самому дьяволу запрещать силой святого Духа, по данной ему от Бога власти священнической, что не дерзнет он (дьявол) и не посмеет осквернить покаявшиеся души человеческие. Это я, воистину, не только от достоверных людей слышал, но и своими очами видел над самим собой, испытав благодеяние от его святости, поскольку он был моим исповедником и любил меня, также и я, многогрешный, по силе моей любовью и службой для него старался. О, муж прекраснейший и крепчайший, мною возлюбленный и наисладчайший, отец мой и родитель духовный! Как горько мне быть разлученным с тобой и не видеть честнейших седин твоих!
Что же такой превосходный муж получил в отечестве своем неблагодарном от того лютого и бесчеловечного царя? Некоторые рассказывают, что старец чем-то напомнил ему обо мне, он же восклохтал, как дикий вепрь, заскрежетал зубами и повелел этого святого мужа в реке утопить. И так принял он мученичества венец и получил второе крещение, коим и Господь наш Иисус Христос после крещения Иоаннова возжелал сам креститься и сказал: «Желаю чашу сию испить и крещением этим креститься!»[xvii] А некоторые говорят, что, придя из иных земель, он умер тихой и спокойной смертью. А точно не мог я дознаться о его кончине, хотя и старался об этом выведать, но как слышал, так и написал, будучи в чужой стране, в долгой разлуке, изгнанный из любимой земли моего отечества.
И если я не изложил по порядку все о нем, как выше обещал, то только ради краткости истории, написанной для живущих здесь (в Польше.
– Н.Э.) людей грубых, душевно неопытных, да к тому же еще и маловерных, но если Бог поможет, что отыщем здесь некоторых духовных мужей, желающих знать о нем, тогда вспомним немного о предивных видениях его и о пророчествах и чудесах, которые духовные люди поведают на пользу духовным. Телесные же, как говорил апостол, не воспринимают пищу духовную, поскольку не вмещают ее затворенные волей утробы их и только глупость видится им, если о духовном с ними говорить, лишь с материальными вещами они имеют дело, а о духовных и знать не хотят.
[i] Феодорит - духовник князя A.M. Курбского, приверженец нестяжательской ориентации в организации монастырской жизни. Он написал Устав нестяжательского жития, призывая монахов добывать пропитание трудами рук своих. Приблизительно в 1551-1556 гг. был настоятелем Спасо-Евфимьевского монастыря в Суздале, затем был отправлен в Кириллов монастырь, где был архимандритом четыре или пять лет.
Современный исследователь А.И. Гладкий полагает, что именно глава, в которой Курбский повествует о своем духовнике, человеке, с которым он был связан лично, наиболее очевидно доказывает подлинность его «Истории», оспариваемую Эдвардом Кинаном. (См: Keenan KL.Grozny! Apocrypha. The Seventeenth Century Genesis of the «correspondence», attributed to Prince AM. Kurbskii and Tsar Ivan IV. Cambridge, Mass, 1917. P. 62-63, 212.) «Трудно предположить, - пишет АЛ Гладкий, - чтобы какой-нибудь писатель XVUI в. с такой точностью восстановил биографию не слишком заметного деятеля, выяснив даже продолжительность поездки в Константинополь (примерно один год) и архимандритства в Суздале (четыре-пять лет)». К тому же А.И. Гладкий установил, что все описанные факты биографии Феодорита сходятся с источниками.
В 1547 г. Иван IV короновался на царство и добивался утверждения царского титула у вселенского патриарха. Курбский сообщает, что с этой миссией в Константинополь был отправлен Феодорит, который и привез Соборное Послание. Подтверждение этому факту содержится в летописи. (См.: ПСРЛ. Т. 13. С. 278.) Этот факт обнаружил и С.О. Шмидт в Описи царского архива и Посольского приказа 1614 г. (См. подробно: Гладкий А.И. К вопросу о подлинности «Истории о великом князе Московском» A.M. Курбского. (Житие Феодорита) // ТОДРЛ. Л., 1981. С. 239-241; Гладкий А.И. «История о великом князе Московском» как источник «Скифской истории» А.И. Лызлова. С. 43-50.)