История о великом князе Московском

Курбский Андрей Михайлович

Много раз обращались ко мне знатные люди и донимали меня вопросами: «Почему по воле царя, имевшего ранее славу доброго и знаменитого, не жалевшего своего здоровья и многократно защищавшего отечество в военных сражениях с врагами Креста Христова, принявшего на себя многие тяжкие беды и труды и стяжавшего ото всех добрую славу, затем приключились с нашей страной такие беды?»

Неоднократно я уклонялся от ответа, но постоянные просьбы заставили меня, хотя бы отчасти, поведать о том, что случилось и чему я был свидетелем. Я не в силах рассказывать все по порядку, так как слишком длинным было бы описание событий, повествующих о том, как в славный род русских князей под действием злых чар вселились недобрые нравы. Такие случаи известны в истории; так было в роду израильских князей, которых

уловили в злые сети иноплеменники. Но оставлю исторические примеры и расскажу о нашем времени.

Известны пословицы: «Доброму началу — добрый конец» и, напротив, «Злое дело злом заканчивается». Особенно печально, когда зло исходит от наделенного высшей властью человеческого существа, отступающего от Божественных Заповедей.

Князь великий Василий замешан был во многих злых делах, нарушающих Божественные Законы (всех их невозможно перечислить в этой книжке), но одно из них достойно упоминания. Великий князь Василий прожил со своей женой Соломонией двадцать шесть лет, затем коварно и насильно постриг ее в монашество и заточил в отдаленный монастырь, находящийся в Каргопольской земле[i], и приказал непорочную и верную свою жену, ребро свое, заточить в темницу, где она и пребывала в глубоком унынии. Себе же в жены взял Елену, дочь Глинского. Разводу с Соломонией препятствовала церковь, ссылаясь на его незаконность, и поступок князя осуждали не только монахи, но и ближние бояре. Из монашествующих возражал великому князю Василию Бассиан (Патрикеев. — Н.Э.), пустынножительствующий старец, который приобрел большую славу своим житием (нестяжательским. — Н.Э.) и к тому же был родственником великому князю. Этот Бассиан[ii], происходивший из литовских князей, уподобясь Иоанну Крестителю, возражал против законопреступного брака, нарушающего ветхозаветные и новозаветные традиции.

Из мирских сановников возражал против законопреступного брака Семен Курбский из рода смоленских и ярославских княжат. Семен Курбский был человек известный, причем не только в своей земле, но и за рубежом. О нем писал в своей хронике знаменитый цесарский посол Герберштейн[iii].

Великий князь Василий не только не послушал их совета, но и жестоко с ними расправился. Вассиана, своего родственника, он повелел заточить, связав святого мужа словно злодея, и отправил в Иосифов монастырь к презлым иосифлянам, с приказом его уморить, а те, недобрых дел пота-ковники, вскоре исполнили его злую волю. Также многих мужей повелел заточить (среди них — Максим Философ, о нем будет далее рассказано)[iv], других погубить — их имена будут в этой повести отмечены. Князя же Семена Курбского он удалил от себя и не простил до самой своей смерти.

В законопреступном сожительстве и сладострастном прелюбодеянии был зачат и рожден наш нынешний царь Иоанн (IV. — Н.Э.), и как в Слове Иоанна Златоуста о злой жене и в пророчестве Иоанна Крестителя об Иродовой лютости, так и при этом рождении у святых великих учителей смутились и затрепетали сердца, помрачилось зрение, притупился разум и пропал слух. И если уж святые учителя ужаснулись, то как подобает ужасаться мне грешному, пишущему эти строки, возвещая такую трагедию.

Ко всему этому злу добавилось еще и раннее сиротство, ибо остался Иоанн с молодых лет (всего около двух лет) без отца, а вскоре и без матери, и воспитывали его гордые бояре, которые, на беду свою и своего потомства, льстили и угождали ему во всяком наслаждении и сладострастии.

Еще в раннем возрасте творил он злые дела; о некоторых из них я здесь напишу.

Начал он с пролития крови неповинных и бессловесных животных, которых сбрасывал с высоких стремнин (крыш теремов. — Н.Э.), являя этим свое немилосердие, а между еще Соломон свидетельствовал о том, что мудрые милуют души своих скотов, а безумные бьют их нещадно[v]. Глупые его воспитатели не препятствовали ему, а, напротив, хвалили и поощряли ко всему плохому.

Когда же Иоанну минуло пятнадцать лет, начал он губить людей. Он собрал вокруг себя детей своих родственников и детей бояр-синклитиков[vi], стал ездить вместе с ними по дорогам и торговым площадям. Они скакали на конях и грабили и убивали всех встречных людей и творили злые разбойные дела, о которых даже и говорить стыдно, но его воспитатели-льстецы[vii] на беду свою продолжали восхвалять Иоанна. «О, какой храбрый и мужественный будет сей царь!» — говорили они.

Когда же вступил он в свое семнадцатилетие, то бояре стали подучать его мстить своим личным врагам, натравливая его то против одного, то против другого. Первым был убит Иван Вельский[viii], высокородный человек из рода литовских князей, родственник самому королю Ягайле, храбрый и мужественный полководец.

Вскоре Иоанн приказал убить благородного князя Андрея Шуйского из рода суздальских князей[ix], а всего через два года повелел убить еще трех великородных мужей. Он обрушил свой гнев на близкого родственника — племянника — Иоанна Кубенского из рода князей смоленских и ярославских, бывшего при Василии III земским маршалком (воеводой. — Н.Э.).Князь Иван, человек разумный и тихий, к тому времени был уже в преклонном возрасте. Вместе с ним были погублены славные мужи — Федор и Василий Воронцовы[x], родом из немцев, из племени князей Решских, тогда же был убит еще и Федор, прозванный Невежей, знатный и богатый землевладелец. А за два года до этого был удавлен сын князя Богдана Трубецкого, пятнадцатилетний Михаил из рода литовских князей, и еще были погублены благородные княжата: Иван Дорогобужский[xi] из рода великих князей тверских и Федор, единственный сын князя, прозванного Овчиной[xii], из рода тарусских и оболенских княжат, которые подобно неповинным агнцам были закланы в самом нежном возрасте.

Бесчинства царя Иоанна можно сравнить с нашествием татар ногайских и царя казанского, сильного и могущественного мучителя, которому подвластны были шесть различных народов[xiii]и от которого терпела Московия кровопролитие и опустошение земель на восемьдесят миль в окрестностях Москвы. От перекопского, крымского и ногайского царей вся Рязанская земля по самый берег реки Оки была опустошена, а внутри разоряема и опустошаема человеке угодниками с молодым царем, нещадно воюющим свое чество.

Иоанн своими бесчисленными злыми делами стал превосходить вышеописанные беды, и тогда Господь, решив усмирить его лютость, подал ему знак, обрушив на Москву вели кий пожар. Из-за того пожара -разразилось столь великое возмущение всего народа московского, что сам царь принужден был спрятаться со всем своим двором[xiv].

Б том восстании был убит дядя царя, князь Юрий Глинский, а двор его разграблен народом, но другой его дядя, князь Михаиле Глинский, известный своими злоупотреблениями, бежал вместе со своими приспешниками.

Таким знаком Бог подал руку помощи земле христианской, дав ей возможность отдохнуть. К царю Иоанну явился протопоп (у Курбского «пресвитер». — Н.Э.), родом из Великого Новгорода[xv], и страшным заклятием из Священного Писания угрозил царю, а также представил ему чудеса, как бы явленные от Бога (не могу сказать: истинные те чудеса были, или пугая Сильвестр царя, как пугают родители детей своих), чтобы с их помощью пресечь его буйства и умерить неистовый нрав. Подобным образом часто поступают врачи, когда им приходится, излечивая гангрену[xvi], отсекать дикое мясо до необходимых пределов. Так и Сильвестр исцеляя душу царя от проказы и исправлял его развращенный ум наставляя его на истинную стезю. Сильвестру содействовал в этом и благородный юноша Алексей Адашев[xvii], который сам был подобен ангелу и явно отличен Богом от всех других. В то время он был любим и самим царем. Эти два мужа делали много добра своей сокрушенной и опустошенной земле; царь же благосклонно, со вниманием слушал их. Юный царь ко времени их появления уже был искушен в злострастии. Будучи воспитан без отца, был самоволен и успел к тому же напиться крови не только животных, но и людей. Прежде всего они (Сильвестр и Адашев. — Н.Э.) отдалили от него тех его приспешников, которые вместе с ним зло творили, а самого царя укротили страхом перед Богом. Протопоп Сильвестр склоняя Иоанна к соблюдению постов и прилежным молитвам. Прежних льстецов и угодников он от царя отстранил, побуждая его к покаянию, привел к внутреннему очищению перед Богом и поднял его, прежде окаянного, на такую духовную высоту, которой удивлялись даже во многих окрестных странах.