История одной истерии
Шрифт:
Возможно, не скажи Георгий последнюю фразу, дело еще могло бы кончиться миром.
– Что ж, – Шумилов слегка приподнял подбородок, и я вдруг заметила, какие одинаковые у них с Жориком выражения лиц. Оскорбленные в лучших чувствах благородные сэры, холодно смотрели друг другу в глаза, – Значит, исход нашей встречи определен.
Жорик сдержанно кивнул и уже начал крутить педали, дабы отплыть от столика Шумилова. Я, несмотря на любимые шпильки, изо всех сил уперлась ногами в свою часть педалей. Оказывать сопротивление долго я бы не смогла, но тут меня выручил вовремя подплывший гидроцикл официанта. На покачивающемся столе были выдавлены специальные проймы для посуды. Ловким движением официант поставил
«Интересно, зачем Жорик столько всего заказал? Чтоб не ударить перед издателем лицом в грязь? Или, может, из вредности, думая, что делает заказ за счет пригласившего? Как-то это не похоже на Георгия…» – мысленно удивлялась я. Еще больше я удивилась, когда оказалось, что торт и мороженое Жорик заказывал для меня. Не предупредив, не спросив моего желания? Поведение Георгия явно было пропитано одной целью: доказать издателю своё, Георгиевское, превосходство.
Радовало только то, что, не допив кофе, мы не могли уйти. Я решила воспользоваться выпавшим для общения с издателем временем.
– Давайте прекратим это глупое выяснение отношений, – как можно более доброжелательным тоном начала я, – Эдуард Семенович, Георгий ни в коем случае не хотел обидеть девочек. Говоря о «разборках», он подразумевал, собственно, причины исчезновения актрис. Он просто некрасиво выразился…
Жорик собирался возразить, но я не дала ему вставить и вздоха.
– У нас ведь общие цели, господа. Я так понимаю, что оба вы хотите выяснить причины исчезновения Ксении и её подруг, так?
– Так, – согласился Шумилов.
– Так, – согласился Жорик, но тут же испугался, что сдает позиции, и кинулся спорить, – Но при выставленных г-ном Шумиловым условиях, я считаю это невозможным. Кроме того, его поведение наводит на определенные подозрения. Он так держится за своё нежелание обрисовать, кому бы то ни было, известную ему картину происшедшего, что я начинаю нервничать. Похоже, заказчику всерьез есть, что скрывать, – на этот раз Жорик разговаривал только со мной, игнорируя наличие рядом издателя, – Именно поэтому он собирался нанимать двух разных детективов – каждого для выполнения части поручений. Сдается мне, г-н Шумилов боится, что у кого-то выстроится в голове полная картина событий. Спрашивается, почему? И знает ли об этом милиция?
Честно говоря, мне было неудобно за Георгия. По-моему, он слегка перегибал палку. Обвинять человека в причастности к исчезновению собственной дочери… Нехорошо. Как минимум, нехорошо.
– Я действительно хотел бы вести расследование сам. Не хочу, чтобы вы, или милиция, или кто бы то ни было другой, лезли в личную жизнь Ксении, – после короткого раздумья счел нужным оправдаться издатель, – Знаете, как получилось с Ларисой? За те два дня, что милиция вела активные поиски, они переполошили всех знакомых. Наделали гору ужасных предположений, компрометирующих и окружение, и саму Ларису. Даже позволили себе изъять личный дневник девушки и, не стесняясь, говорить каждому из знакомых, что именно думала о нем исчезнувшая. «Лариса пишет, что вы явно охладели в постели», – открытым текстом спрашивал следователь у Лариного парня, – «Чем это вызвано?» Ксения была в ужасе от столь наглого вмешательства в личную жизнь подруги. Следствию эти методы ничего не дали. А Ларисе, возможно, испортили жизнь. Я бы не хотел, чтобы с репутацией Ксении произошло что-то подобное.
– За это можете не беспокоиться. Мы гарантируем вам корректные методы работы, – поспешила заверить я.
– Я сам себе их гарантирую, – ответил издатель, – Если уж есть в жизни моей дочери нечто такое, что стоит скрывать, то лучше я наткнусь на это сам. Так ведь?
Похоже, издатель тоже подозревал дочь в причастности к исчезновению подруг. Ведь Шумилов беседовал с Зинаидой Максимовной. Возможно, он даже знал что-то про записки, и мои умозаключения на тему того, что их писала Ксения. Тогда его нежелание допускать нас к полной информации было понятно.
– Решать вам, – Жорик вдруг заговорил совершенно спокойно, без тени неприязни. Видимо, он подумал о том же, о чем я. Обнаружив, что высокомерие Шумилова напускное, Георгий, наконец, смог позволить себе поступать благородно. Раз издатель атакует, просто пытаясь прикрыть слабые места своего положения, то Георгий, конечно, не может добивать лежачего. Напротив, Жорик должен попытаться помочь, временно забыв о своем антагонизме, – Я смогу взяться за это дело только на вышеизложенных условиях. Сами же вы, скорее всего, ничего не добьетесь своим расследованием. Любительские игры здесь неуместны. Если вашей дочери угрожает опасность, то неважно, на какие подробности мы наткнемся при расследовании. Девочку нужно выручать. Поверьте, жизнь намного ценнее общественного мнения.
У барменов кончилась кассета, поэтому последние слова Георгия прозвучали в кромешной тишине. Шумилов застыл с чашкой кофе в руках. Казалось, нас вдруг посетили проблески здравого смысла. Слова Жорика принесли с собой осознание серьезности положения.
– Вы правы, – выдавил, наконец, из себя издатель, видимо тоже решив, что жизнь дочери важнее любой неприязни, – Я боюсь, что Ксения в беде. Иначе она не исчезала бы столь внезапно и таинственно. Я согласен. Ведите дело.
Я мельком глянула на Георгия и не заметила ожидаемого торжественного блеска в его глазах. Похоже, Георгий действительно не хотел бы браться за это дело. К счастью, наивная вера издателя в собственные силы не оставляла Жорику выбора. Подчинясь долгу, детектив Собаневский убеждал заказчика не брать на себя ответственность за три жизни, а все же уступить место профессионалам. Кто-то же должен был выяснить, может, исчезнувшие актрисы и впрямь нуждаются в помощи. Он, детектив Собаневский, в этом, конечно, сомневается. Но проверить обязан. В такие минуты напряженной решимости, Георгий становился вдруг ужасно красивым. В такие минуты я гордилась своим союзом с Собаневским.
– Но, – издатель нарушил торжественность момента, – Если вдруг окажется, что отъезд Ксении как-то связан с её личной жизнью… С чем-то таким, что моя дочь хотела бы держать в тайне… С тем, что могло бы повредить её репутации… В этом случае, я требую от вас предельной корректности.
– Я же уже пообещала! – возмутилась я.
Нет, все-таки, что мы за народ такой? Тут люди пропадают, а мы… Один вдруг о чести семьи вспомнил. Тоже мне, консерватор-идеалист. Ну, точно, из другого времени к нам прибыл. Другому важнее всего собственный статус соблюсти. Мол, я – мозг расследования. Не руки, не ноги, не другие конечности, а именно мозг! И пусть все это вслух признают и в соответствующих бумагах запишут. Черти что, а не люди.
Я вдруг вспомнила о том, как несколько минут назад сама проявляла себя так же странно. Вместо выяснения сути, активно доказывала, что работаю «с Георгием, а не на него». Вспомнила и покраснела.
– А впрочем, – продолжал Шумилов, – Я уверен, что личная жизнь не могла послужить Ксении толчком к необдуманным поступкам. Тогда она не стала бы ничего от меня скрывать. Думаю, этой темы можно не касаться в расследовании…
– Давайте приступим к работе, – озвучил общее настроение Георгий.