История одной истерии
Шрифт:
– Это у актёров традиция такая, – шепнула мне Настасья, – Если роль упала, на неё обязательно надо попой садиться. Я читала такое. Еще ничего, когда в зале. А представляешь, роль ведь иногда на улице в грязь падает. А они ничего, садятся… Эх, нелегка жизнь актёрская… Мне б такую…
Между тем, новоявленная героиня вытащила роль из-под себя одной рукой и вскочила совершенно счастливая.
– Более предметную работу начнем со следующей репетиции. Жду вас послезавтра. Да, пожалуйста, кто там у нас из одной с Анютой общаги? Не оставляйте Анечку одну, хорошо?
Выражающий согласие гул быстро утих.
–
– Настусь, – шепнула я Сестрице, – Подожди на улице. Может, что узнаешь у своих друзей…
Настасья кивнула и испарилась. Я едва не забыла забрать из шкафа свои вещи. Пытаясь положить блокнот в карман плаща, я наткнулась на странную вещь. Вместе с ключами от квартиры, лежал огрызок фольги, явно вытащенный из пачки сигарет, на нем печатными буквами красовалась надпись: «Не хочешь потерять близких? Откажись от расследования». Печатные буквы, выведенные чёрным маркером, на миг заставили меня испугаться. Когда я вешала плащ в шкаф, этой записки там не было.
3. Глава о том, что возможность «гулять смело» иногда получают и до того, как сделают дело.
Я моментально взяла себя в руки. Если кто-то наблюдает за мной, вряд ли стоит оказывать ему любезность, демонстрируя своё беспокойство.
«Подумаешь, записка с угрозами!» – подбадривала я сама себя, – «Мне ли, выдающемуся детективу, бояться угроз? Да мне, можно сказать, такие записки каждый день пачками приходят! Да у меня, можно сказать, дядя на записко-угрозочной фабрике работает!!!»
Заразившись царившей в театре атмосферой маразма, я изрядно переигрывала. В результате, конечно, не поверила сама себе, и вместо того, чтоб прогнать беспокойство, только усилила его.
– Знаете ли, – отчего-то я решила разоткровенничаться с режиссершей, – Терпеть не могу угрозы…
Режиссерша резко остановилась и пристально глянула мне в глаза, задавая немой вопрос.
– Простите, – опомнилась я, – Это не про вас, это просто…
– Черный маркер, наклоненные в обратную сторону буквы, с печатной «т»?
Я кивнула.
– Подбросили в карман плаща, пока он висел в вашем шкафу… – я показала записку, – А вы откуда знаете про маркер?
– Быстро же они, – вместо объяснения вздохнула режиссерша, мгновенно растеряв всю свою внушительность, – Значит, действительно кто-то из труппы. Как ужасно…
– По крайней мере, это хоть ограничит круг подозреваемых, – возразила я, пытаясь поднять настроение разговора.
– А вы циничны, девочка моя, – сощурившись, закивала режиссерша, и я вдруг почувствовала, насколько сильно эта женщина переживает от происходящего, – Это к лучшему. Только циник сможет разобраться в наших событиях, не впав в истерику. Я вот, насколько крепка, а вот-вот сдамся… Говорите, терпеть не можете угроз? – режиссерша, тяжело пыхтя, поднималась по лестнице. Я семенила следом, чувствуя себя на фоне собеседницы еще мельче, чем была на самом деле, – Самое жуткое, что это те угрозы, которые сбываются! Перед исчезновением Аллы мне тоже пришла такая записка. Предупреждали, что если я хочу оставить девочку в роли Героини, то должна успокоиться. Прекратить требовать от милиции активизации расследования. Я не послушалась.
Мне вся эта история нравилась всё меньше. Терять близких в мои намерения не входило, и я, что греха таить, даже собиралась струсить. Подумывала над тем, чтобы сделать вид, будто послушалась и отказываюсь браться за расследование. Встречаться с режиссершей я могла бы тогда тайно, скрытно проводить всяческие розыски…
«Ага! А еще сделать пластическую операцию, сменить место жительства и имя, а также заняться совсем другой деятельностью! Что за пособничество преступнику? Он хочет, чтоб его все боялись – все послушно боятся…» – та часть меня, что рвалась в бой, забрала диктатуру в свои руки.
Жаль, что я умела раздваиваться только в своем воображении. Прежде всего, необходимо было успокоиться. Меня вдруг осенило. Параллельно пытаясь сообщить о своих намерениях режиссерше, я полезла в сумочку.
– Знаете что, – обрадовано сообщила я, когда режиссерша уже ковырялась в замке огромной связкой ключей, – Я кое-что придумала. Не столько терпеть не могу угрозы, сколько… – я отчаянно пыталась подобрать слова, отчего хлопала ртом, как оказавшаяся на суше рыба, – Сколько не люблю односторонних переписок. Всегда нужно оставлять людям возможность ответной связи, правда? Понимаете, – я снова потеряла нужные выражения.
Зинаида Максимовна прекратила войну с замком, ни один ключ к которому так и не подошел, и с опаской глянула на меня.
– Может, воды? – обеспокоено спросила режиссерша.
– Нет-нет, – я отчаялась что-либо объяснить, – Лучше чернила.
– Вы пьете чернила?! – Зинаида Максимовна удивленно приподняла бровь. Если бы на такое расстояние вскинула бровь я, то эта черта лица попросту скатилась бы на пол по затылку. Для лица режиссерши же, эти сантиметры были сущими пустяками. Это действительно была очень крупная женщина.
– Нет! – в панике от такого непонимания закричала я, – Я ими пишу! Найдется ли у вас что-нибудь пишущее, а то моя ручка закончилась.
– Пожалуйста, – не моргнув глазом, режиссерша запустила руку в необъятный карман своей вязаной кофты и вытащила оттуда черный маркер.
Подобная схожесть орудия труда с преступниковским породила во мне новые изыски фантазии. Кажется, в атмосфере этого театра витала какая-то бацилла, заставляющая здравый смысл испаряться из голов, и превращающая людей в алчных охотников за красотой сюжета. Ничем другим свои дальнейшие действия я объяснить не могла.
– Отлично! – радостно сообщила я, ощутив прилив воодушевления, – Сейчас мы ответим этому негодяю его же оружием! Не пожертвуете ли фольгой от сигаретной пачки?
Режиссерша снова полезла в карман.
– Кажется, ничем не смогу вам помочь, – пробасила она, тщательно ощупав что-то в утробе кофты, – В этих сигаретах нет фольги.
– Эх, – раздосадовано скривилась я, – Ничего, воспользуюсь обычным блокнотным листиком. Хотя, жаль, не выйдет так красиво, как хотелось бы.
Выдрав лист из собственного блокнота, я задумалась над формулировкой, потом написала: «Прекращу, если пояснишь угрозу. Что значит «потеряю близких»? Из-за чего?» После этого я сложила листок вдвое и, размахивая им над головой, шепотом поинтересовалась у режиссерши: