История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
Шрифт:
— Ничего ты не поняла! Ничегошеньки!
Полные обиды друг на друга, они разошлись, кто куда. Надя отправилась домывать кастрюли, Володя позвал Трефа и пошел на улицу. Не успела захлопнуться за ним дверь, как на кухню явилась Серафима Евгеньевна и, взяв полотенце, стала помогать Наде вытирать посуду. Она явно ждала, что Надя начнет жаловаться ей на мужа, но та хранила молчание, обиженная и хмурая.
— Ну, что у вас? Милые бранятся, только тешатся? — спросила, не выдержав, Серафима Евгеньевна.
Молчать дальше было бы невежливо.
— Я не хочу, чтобы Володя уезжал в Казахстан! Неужели
— Можешь поверить мне, я не меньше твоего не хочу его отъезда, но ему надо, — строго, будто отдавая приказ, подчеркнула она слово «надо». — Он мужчина и под юбкой ни у тебя, ни у меня, и ни у кого другого сидеть не будет. Жена должна помогать мужу.
— Договор у нас был другой! Он собирался помогать мне! — попробовала возразить Надя.
— Он и помогает тебе, разве нет? Чего тебе не хватает в нашем доме? Он тебя любит, но не злоупотребляй этим! Только любовь матери бесконечна. Будь мудрее! Не выплесни с водой дитя из корыта!
Надя ушам своим не верила: «Неужели это Серафима-курица учила ее житейскому уму-разуму?»
— Спасибо! — только и нашлась что сказать. «Выходит, и семейной жизни мне еще надобно учиться».
Она, не знавшая отказов со стороны влюбленного Володи, была потрясена и обескуражена его упорством, но в то же время всей душой понимала его. Ему, единственному сынку известного ученого, академика, везде и всюду принятому с распростертыми объятиями, обаятельному, веселому парню и завидному жениху, с появлением Нади приходилось довольствоваться задним планом. Впереди везде была Надя. Самолюбивый и гордый, он, конечно же, не мог оставаться только мужем при восходящей звезде. Зная все это, Надя тем не менее продолжала убеждать себя: «Нельзя ни в коем случае допустить, чтоб он уезжал!» И, переступив через свое собственное «я», попробовала испытать последнее средство. Она подошла ж нему и взяла из его рук книгу, которую он уже укладывал в свой чемодан, потом развернула его лицом к себе и с глазами, полными слез, сказала проникновенным голосом, полным затаенной тоски:
— Я поняла тебя, милый, ты не любишь меня больше, поэтому тебе так легко оставить меня. Скажи честно, ведь ты никогда не лгал женщинам, даже разлюбив их.
Такой разговор он не предвидел и не был готов.
— Это запрещенный удар, так нельзя! Это нечестно! Ты знаешь, я очень люблю тебя. Как ты мне сказала однажды про своего Ромео? «Больше, чем жизнь свою, больше всего на свете». Но я был полным идиотом, когда считал, что моя любовь найдет у тебя ответ. Ты сама по себе. «Кошка, которая ходила сама по себе», — помнишь у Киплинга, твоего любимого.
— Это что, развод?
— Что ты! Нет, и ничего подобного. Ты совсем отказываешься меня понимать! Я хочу, чтобы ты меня хотя бы уважала, если не можешь любить, «желание славы», как у Пушкина!
— Неправда! Я люблю тебя, и ты это прекрасно знаешь! Но что же мне делать, если музыка занимает столько места в моей жизни, а ты пользуешься этим и бросаешь меня, — уже вполне искренне разрыдалась Надя, чувствуя нестерпимую жалость к себе.
— Ты сама не веришь в то, что говоришь, с укором произнес Володя, целуя ее мокрые глаза.
— В классовой борьбе все средства хороши… — прошептала она и, слегка приподняв голову, перехватила его губы, вложив в свой поцелуй всю страсть и призыв своего молодого прекрасного тела.
Володя с силой пнул ногой чемодан с книгами, схватил Надю и увез на дачу продолжать медовый месяц.
Воскресное утро следующего дня было необычно теплым и солнечным.
— «Бабье лето», — с грустью сказала Надя, отворяя окно в сад.
Володя допивал свой кофе, когда она подошла сзади к его стулу и обняла за шею, целуя в висок, где начинали виться его русые волосы.
— Поезжай! Я буду ждать тебя хоть три года и дай Бог, чтобы все было так, как ты себе замыслил! — горячо проговорила она. А сердце ее сжалось и тоскливо заныло от того, что вспомнила Клондайка: «Я ждал тебя четыре с лишним года». — И я могу ждать.
Володя собрался быстро, остерегаясь перемены в ее настроении. Он живо почувствовал, что не сможет уехать без ее на то доброй воли. И уже в среду Надя со Львом провожали его во Внуковский аэропорт. Вместе с ним летели двое сотрудников по работе, и плакать Надя не осмелилась, хотя и очень хотелось. Серьезно огорченный ее расстроенным лицом, Володя поставил чемодан прямо на заплеванный пол и обнял, притянув к себе.
— Я никак не думал, что тебя так опечалит мой отъезд, — с сожалением проговорил он, целуя ее. — Я был уверен…
— В чем? В чем ты был уверен? Это я уверена, что ты совсем меня не любишь! — дрожащим от обиды голосом возразила Надя, освобождаясь от его рук.
— Милая, ненаглядная! Разве можно тебя не любить? Да и кто же уживется с Коброй, не любя ее? — шепнул ей Володя, чуть насмешливо и очень по-доброму.
Наконец объявили посадку, и Алексей Александрович поспешил распрощаться. Плачущую Надю усадили в машину на заднее сиденье, и она могла вдосталь наплакаться на плече у Льва. Шофер Алексея Александровича, Митя, разбитной и нагловатый парень, не удержался и спросил с ехидцей:
— Надежда Николаевна, вам сколько лет?
— Я недоношенная, маму испугало начало коллективизации в моем селе.
О чем она так горько плакала? Об одиночестве, какое ожидало ее? Не только. Еще и от обиды:
«Черствый эгоист, вот Клондайк никогда не оставил бы меня. Он умел рисковать во имя любви даже там, в проклятом Заполярье, рискуя лишиться своих погон, таскал письма. А у этого, глаза жесткие, насмешливые, упрямые и в музыке не смыслит ничего».
И досада брала на себя, что так скоро опять полюбила горячо и преданно, как «тогда», несмотря на то, что клялась Богу и себе в единственной, навеки вечной любви.
«Плакать с утра среди недели — плакать будешь до воскресенья», — сказала ей когда-то тетя Маня, и примета эта неожиданно оправдалась.
КАТАСТРОФА
С бесчеловечною судьбой,
Какой же спор? Какой же бой?
— Мне не нравится состояние вашего голоса, Надя, — сказала ей Елена Клементьевна. — У вас быстро устает голос, появляется эдакая легкая хрипота, заметила я в последнее время. Это не нормально. Выглядит как несмыкание связок. Я решила показать вас Петрову.