История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
Шрифт:
Джимс, подпирая спиною парадные двери и скрестив ноги, стоял, устремив задумчивый взор на вторую из этих картин, в то время как первую с интересом разглядывал какой-то человек, прислонившийся к решетке. Полицейский не смотрел ни на ту, ни на другую, но сосредоточил внимание на этом человеке, который, крепко держась за решетку, глядел не отрываясь в столовую сэра Фрэнсиса Клеверинга, где Стронг что-то громко, со смехом, рассказывал, поддерживая разговор и за себя и за всех остальных.
Человек у решетки был богато разряжен - свет из окна ярко озарял его цепочки, булавки, жилеты; сапоги его блестели,
Когда из окна раздался раскатистый хохот, которым Стронг приветствовал одну из собственных шуток, этот господин тоже захихикал и засмеялся как-то очень странно и, хлопнув себя по ляжке, подмигнул задумчивому Джимсу, словно говоря: "Неплохо сказано, а, Плюш?"
Взор Джимса между тем уже переместился с луны на эту подлунную сцену появление господина в блестящих сапогах озадачило его и встревожило. Но, как он впоследствии заметил в людской, "вступать в дискуссии с уличными зеваками - это к добру не приводит; да и не для того он нанимался". А посему, понаблюдав некоторое время странного человека, который продолжал смеяться, покачиваться и с хитрым видом кивать головой, Джимс выглянул из-под навеса крыльца, тихонько кликнул "полиция!" и поманил блюстителя порядка к себе.
Полицейский приблизился, четко ступая, заложив одну нитяную перчатку за пояс, и Джимс молча указал ему пальцем на смеющегося субъекта у решетки. Не утруждая себя более ни единым словом, он так и застыл с вытянутой рукой в тишине летнего вечера - зрелище поистине внушительное.
Полицейский подошел к неизвестному и сказал:
– Будьте добры, сэр, проходите.
Неизвестный, пребывавший в наилучшем настроении духа, точно и не слышал этих слов; не переставая ухмыляться, он с такой силой кивал Стронгу, что шляпа чуть не слетела с его головы за решетку.
– Проходите, сэр, понятно?
– повторил полицейский уже гораздо более решительно и легонько ткнул его пальцем в нитяной перчатке.
Субъект в цепочках и перстнях вздрогнул, отпрянул и, встав в позицию самозащиты, стал подступать к полицейскому с кулаками, проявляя большую воинственность, хоть ноги плохо его держали.
– Не сметь прикасаться к джентльмену, - произнес он и добавил ругательство, которое нет нужды повторять.
– Проходите, - сказал полицейский.
– Нечего загораживать тротуар да глазеть, как обедают джентльмены.
– Не глазеть?.. Хо-хо... не глазеть, вот это здорово!
– с издевкой передразнил его субъект.
– А кто мне помешает глазеть... смотреть на моих друзей? Уж не вы ли?
– Нашел себе друзей! Проходите, - сказал полицейский.
– Только тронь меня - в порошок сотру!
– взревел субъект.
– Сказано, я их всех знаю. Вон сэр Фрэнсис Клеверинг, баронет, член парламента... Я
– Алтамонт? А, чтоб ему!..
– воскликнул сэр Фрэнсис и вскочил, виновато озираясь; и Стронг, нахмурившись, тоже встал с места и выбежал на улицу.
Джентльмен в белом жилете, выбегающий без шляпы прямо из столовой богатого дома; полицейский и прилично одетый господин, готовые сцепиться на панели, - такого вполне достаточно, чтобы собрать толпу даже в этой тихой части города, в половине девятого вечера, и перед домом сэра Фрэнсиса Клеверинга быстро росла кучка зевак.
– Входите, да побыстрее, - сказал Стронг, хватая своего знакомца под руку.
– Будьте добры, Джеймс, пошлите за кебом, - добавил он вполголоса и ввел разбушевавшегося джентльмена в дом.
Дверь за ними затворилась, и зеваки постепенно разошлись.
Мистер Стропг хотел провести незваного гостя в малую гостиную сэра Фрэнсиса (куда унесли шляпы гостей, чтобы они там дожидались своих владельцев), успокоить его и отвлечь разговором, а как только подъедет кеб увезти; по тот все еще кипел от злости после нанесенного ему оскорбления и, заметив, что Стронг тянет его ко второй двери, стал как вкопанный и заявил пьяным голосом:
– Э, нет, это не та дверь... столовая вон там... там, где пьют. Я тоже хочу выпить, черт побери. Пойдем туда.
При этих дерзких словах дворецкий в ужасе застыл на месте, а потом загородил собой дверь в столовую; но она отворилась у него за спиной и появился хозяин дома, бледный от волнения.
– Пойдем туда! Я тоже хочу выпить, черт подери!
– орал непрошеный гость.
– А-а, Клеверинг, я им говорю, что хочу с вами выпить. Ну что, взял, старый штопор? Поставь-ка нам бутылочку с желтой печатью, старый разбойник, - из тех, что по сту рупий за дюжину, да чтобы без обмана.
Хозяин быстро перебрал в уме своих гостей. Уэлбор, Пенденнис, эти два мальчика - больше никого. И он сказал с деланным смехом и жалкой гримасой:
– Ну, Алтамонт, милости прошу. Очень рад вас видеть.
Полковник Алтамонт - проницательный читатель, несомненно, уже давно узнал в странном незнакомце его превосходительство посланника набоба Лакхнаусского - ввалился в столовую, бросив Джимсу торжествующий взгляд, словно говоря: "Ну что, взял? Джентльмен я или нет?" - и плюхнулся в первое попавшееся кресло. Сэр Фрэнсис, запинаясь, представил его своему гостю мистеру Уэлбору, и посланник принялся пить вино и оглядывать присутствующих, то корча самые мрачные рожи, а то расплываясь в улыбке, громко икая и похваливая содержимое своего бокала.
– Большой оригинал. Долго прожил в Индии, при туземном дворе, - пояснил без тени улыбки шевалье Стронг, не терявшийся ни в каких обстоятельствах. При этих индийских дворах люди приобретают очень оригинальные привычки.
– Очень, - сухо подтвердил майор Пенденнис, недоумевая, в какую он, черт возьми, попал компанию. Мистеру Фокеру новый гость понравился.
– Я его видел в Черной Кухне, - шепнул он Пену.
– Он еще непременно хотел спеть малайскую песню. Попробуйте этого ананаса, сэр, - обратился он к полковнику Алтамонту.
– Замечательно сочный.