История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
Шрифт:
– Я слышал об этой ссоре, - сказал майор, - но ведь не из-за нее же Мироболан получил расчет?
– Нет, сэр, ту историю замяли, сэр, мистер Артур его простил, очень поступил благородно. А уволили его через мисс Амори, сэр. Эти французишки воображают, что все по ним с ума сходят, так он возьми да и залезь по плющу к ней под окошко, и уже хотел спрыгнуть в комнату, да тут его поймали. Вышел мистер Стронг, выкатили поливальную машину и ну его окатывать водой. Такая вышла история, сэр, - не дай бог.
– Вот наглец! Вы уж не хотите ли сказать, что она дала ему повод? вскричал майор, подметив в глазах мистера Моргана какое-то странное выражение.
Лицо лакея снова стало непроницаемым.
– Насчет этого не знаю, сэр. Откуда слугам знать такие вещи. Скорее всего,
Случилось так, что в тот же день майор занял позицию в просторной оконной нише клуба Бэя на Сент-Джеймсстрит часа в четыре пополудни, когда там обычно собирается с десяток таких почтенных старых щеголей (сейчас этот клуб вышел из моды, и большинство его членов - люди преклонного возраста, но во времена принца-регента эти старички собирались у того же окна, и тогда среди них числились самые прославленные денди нашей империи). Итак, майор Пенденнис стоял у окна и вдруг увидел, что по улице идет его племянник Артур со своим приятелем мистером Попджоем.
– Вон, поглядите, - говорил Попджой, - случалось вам пройти мимо Бэя в это время дня и не увидеть этой коллекции древностей? Прямо музей. Их бы отлить из воска и поставить у мадам Тюссо...
– Открыть новую комнату ужасов, - смеясь подхватил Пен.
– Комнату ужасов? А хорошо сказано, ей-богу!
– вскричал Поп.
– Они и вправду страшилища, кого ни возьми. Вон старик Блондель; вон мой дядюшка Крокус - второго такого старого грешника во всей Европе не сыщешь; а вон... э, кто-то стучит по стеклу и кивает нам.
– Это мой дядюшка майор, - сказал Пен.
– Он что, тоже старый грешник?
– Отъявленный плут, - уверенно заявил Поп, кивая головой.
– Он вам делает знаки, зовет войти.
– Пошли вместе, - предложил Пен.
– Не могу - два года как поссорился с дядей Кроком, из-за мадемуазель Франжипан... всего наилучшего!
– И молодой грешник, одним кивком простившись с Пеном, с клубом Бэя и старшим поколением преступников, побрел к Блекьеру в близлежащее заведение, облюбованное гуляками помоложе.
Крокус, Блондель и остальные старые франты только что перед тем говорили о Клеверингах, о которых и майор, в связи с их приездом в Лондон, расспрашивал в то утро своего лакея. Дом мистера Блонделя был соседний с тем, который снял сэр Фрэнсис Клеверинг; мистер Блондель, сам любитель давать обеды, заметил некоторое оживление в кухне соседа. И в самом деле, у сэра Фрэнсиса был новый повар - тот самый, что не раз служил мистеру Блонделю, ибо этот последний постоянно держал только повариху, впрочем, весьма искусную, а для званых обедов всякий раз приглашал того из кухонных артистов, какой оказывался свободен.
– Я слышал, - сказал мистер Блондель, - что денег они тратят чертову пропасть, а принимают у себя бог знает кого. Чуть не с улицы зазывают людей на свои обеды. Шампиньон говорит, у него сердце кровью обливается - на кого приходится готовить. Просто позор, что у таких выскочек столько денег! воскликнул мистер Блондель, чей дед был почтенным мастером по изготовлению кожаных штанов, а отец ссужал деньгами принцев крови.
– Жаль, что я вовремя не встретил эту вдовушку, - вздохнул Крокус. Злосчастная подагра виновата, задержала меня в Ливорно. А то я бы сам на ней женился - говорят, у ней шестьсот тысяч фунтов в трехпроцентных бумагах.
– Чуть поменьше, - сказал майор Пенденнис.
– Я знавал ее семью в Индии. Отец ее был богач - плантации индиго... я все о ней знаю, земли Клеверинга граничат с нашими... А-а, вон идет мой племянник, а с ним...
– Мой, ветрогон несчастный, - сказал лорд Крокус, хмурясь на Попджоя из-под мохнатых бровей; и, когда майор Пенденнис
Майор был необычайно в духе. Светило солнце, воздух был свежий, бодрящий. Он уже с утра решил нанести в этот день визит леди Клеверинг, а теперь подумал, что очень недурно будет пройтись к ней через Грин-парк вместе с племянником. Пенденнис-младший охотно согласился сопровождать своего светского родича, - тот на одной Сент-Джеймс-стрит успел показать ему с полдюжины важных персон, а переходя улицу, удостоился поклона от одного герцога, одного епископа (верхом на спокойной лошадке) и одного министра с зонтиком. Герцог протянул старшему Пенденнису палец в добела начищенной перчатке, который майор пожал как нельзя более почтительно; и Пена пронизала сладкая дрожь, когда он, можно сказать, соприкоснулся с этим великим человеком (ведь Пен держал майора под левую руку, пока тот правой держался за палец его светлости). Ах, если бы по обе стороны улицы стояла сейчас вся школа Серых монахов, и весь Оксбриджский университет, и Патерностер-роу, и Темпл, и Лора, и матушка, если бы видели, как они с дядюшкой здороваются с самым известным в мире герцогом!
– А-а, Пенденнис! Хороша погодка!
– Вот какие замечательные слова произнес герцог, а затем, кивнув маститой головой, пошел дальше - в синем своем сюртуке и белоснежных панталонах, с жестким белым галстуком, застегнутым сзади сверкающей пряжкой.
Старый Пенденнис, чье сходство с его светлостью уже было отмечено, сразу после этой встречи стал бессознательно ему подражать в разговоре. Всем нам, вероятно, приходилось встречать военных, которые вот так же подражали манерам некоего полководца того времени и, может быть, даже изменили своей натуре и характеру только оттого, что судьба наделила их орлиным носом. А сколько других людей гордились тем, что высокий лоб придает им сходство с мистером Каннингом? Иные всю жизнь пыжатся и важничают, вообразив, что смахивают на благословенной памяти Георга IV (мы говорим "вообразив", потому что действительно походить на этого прекраснейшего и совершеннейшего из людей невозможно!). Иной ходит с раскрытым воротом, решив, что он - вылитый лорд Байрон. И еще совсем недавно сошел в могилу бедный Том Бикерстаф, который, будучи наделен не более богатым воображением, чем мистер Джозеф Хьюм, посмотрелся как-то в зеркало и решил, что он похож на Шекспира; для вящего сходства с бессмертным бардом сбрил волосы надо лбом, без отдыха писал трагедии и к концу жизни совсем помешался - буквально погиб от мании величия! Эти и подобные им чудачества, порожденные суетным тщеславием, наблюдал, вероятно, каждый, кто знает свет. Плутишка Пен втайне посмеялся, заметив, как майор стал подражать великому человеку, с которым они только что расстались; однако на свой лад он и сам был, пожалуй, не менее тщеславен и теперь выступал рядом с дядюшкой горделиво, как молодой индюк.
– Да, мой милый, - заговорил старый холостяк, когда они вошли в Грин-парк, где резвилась бедно одетая детвора, где играли в орлянку мальчишки-рассыльные и паслись на солнышке черные овцы, где актер, сидя на скамейке, учил роль, прохаживались нянюшки с детьми и бродили влюбленные парочки.
– Да, мой милый, поверь мне: для человека небогатого самое важное хорошие знакомства. Кого ты сейчас видел рядом со мной в окне клуба? Двое из них - пэры Англии. Хобаноб будет пэром, как только умрет его двоюродный дед, а его уже в третий раз хватил удар; остальные же имеют не менее семи тысяч годового дохода каждый. Ты заметил - у подъезда клуба стояла темно-синяя каретка, запряженная огромным рысаком? Ее среди всех узнаешь. Это выезд сэра Хью Трампингтона. Он никогда не ходит пешком - никогда, это даже вообразить невозможно. Если он навещает свою матушку, что живет через два дома (я тебя непременно ей представлю, у нее бывают лучшие люди Лондона), то у дома двадцать три садится на лошадь, а у дома двадцать пять спешивается. Сейчас он у Бэя играет в пикет с графом Понтером; он второй пикетист Англии - и не удивительно: каждый божий день, кроме воскресений (сэр Хью глубоко религиозный человек), он играет с половины четвертого до половины восьмого, а потом переодевается к обеду.